Цареубийство в 1918 году - Михаил Хейфец

Почему Ленин на них разгневался? Тон авторов «Экономиста» был корректен, общая линия сводилась к поддержке официального партийного курса на НЭП (этим объясняется как получение цензурного разрешения, так и, собственно, сама посылка первого экземпляра на рассмотрение в Совнарком).

Изучая проблему с большевистского наблюдательного пункта, видишь, что профессор Бруцкус не был и сторонником классического либерального капитализма. Он признавал, что с точки зрения чистого прогресса экономики формула «laissez faire, laissez passer» («пусть идет, как идет», позволяйте хозяевам делать что и как им хочется) – была самой успешной в хозяйственной практике, но обществу потребен не чистый рост экономики, а благо его граждан. Бесконтрольный экономический прогресс способен принести народам ущерб, иногда – губительный. Поэтому общественное регулирование частного бизнеса со стороны инстанций, охраняющих «общее благо», вполне, по Бруцкусу, допустимо. Оно оправдано и с историко-моральной точки зрения: удивительные успехи частного бизнеса есть результат не только индивидуальных усилий капиталистов, но и коллективных усилий всей цивилизованной части человечества. Историки помнят времена, пояснял профессор, когда самая плодородная, но не заселенная земля не имела цены, а капитал не столько давал доход, сколько требовал расхода на свое сохранение. Да и распределение богатств в современном обществе нередко коренится в историческом преобладании высших сословий, иногда в прямом насилии и грабежах, осуществлявшихся предками нынешних богачей. Это и дает современному обществу моральное право регулировать частный бизнес.

«Современная социальная политика… должна иметь известное правосознание. Наша критика не направлена против этой идеи, выношенной XIX веком, мы не защищаем принципа «laissez faire, laissez passer», мы боремся только против системы, которая с корнем стремится уничтожить основную движущую силу европейской цивилизации – хозяйственную свободу.» Поэтому же Бруцкус одобрял НЭП, хотя лишь как первый шаг в правильном направлении. «Социал-демократия – писал он – из партии переворота должна окончательно превратиться в партию социальных реформ во имя реальных, осязаемых интересов трудящихся. Социал-демократия фактически к этому идет, хотя медленными, слишком медленными шагами.»

За что же его и его единомышленников выслали из России?

Думается, виновата была центральная идея его лекций-статей: ужасное состояние российского хозяйства (в начале 20-х годов несколько миллионов российских граждан умерло от голода, а около 10 миллионов было спасено от подобной смерти бесплатными продуктовыми поставками Американской администрации помощи (АРА) – и это в стране, лишь 10 лет назад вывезшей на экспорт 15,5 миллионов тонн зерна, (40% мирового хлебного рынка) вызвано попыткой слепо перестроить экономику по рецептам Марксовых догм. В противовес западным и отечественным социал-демократам, винившим в провале октябрьского эксперимента неразвитость российского капитализма, Бруцкус соглашался с Лениным: все предпосылки для совершения социальной революции на их общей с вождем родине имелись. В мире нет более пригодного по природным и геополитическим условиям региона для строительства социализма в отдельно взятой стране, чем Россия. И если все-таки наступил провал (а по Ленину, уже НЭП являлся «отступлением из занятой штурмом крепости»), то произошел он потому, что «результаты строительства социализма по рецепту Маркса нигде не были бы лучше… Социалисты обязаны открыто и честно сказать массам, что строй частной собственности и частной инициативы можно преобразовывать, но его нельзя разрушать.»

Но если Бруцкус прав (а опыт первых лет правления подсказывал Ленину то же самое), тогда зачем, как спрашивала героиня комедии Маяковского, «мы убили царя и прогнали господина Рябушинского?» Если потеря миллионов граждан и двух третей национального капитала явилась следствием ошибочных ленинских расчетов, принятой им со товарищи без осмысления и критики экономической гипотезы Карла Маркса («сначала ввяжемся в бой, а там посмотрим» – любимая российским основоположником фраза Наполеона), то психологически вполне понятно его желание убрать «с глаз долой» тех ученых, которые такую его (и его партии) ошибку поняли сразу.

После выдворения Бруцкус десять лет, до 1932 года, работал в Русском научном институте в Берлине. Именно тогда и была, по-видимому, написана найденная сейчас в Иерусалиме архивная рукопись. Примерная дата написания устанавливается следующим образом: в рукописи упомянуты книги игумена Серафима (1920), двухтомник генерала Дитерихса (1922), сочинение Роберта Вилтона, корреспондента «Times» (1923), наконец, книга следователя по делу о цареубийстве Николая Соколова (1925), но вовсе не упомянута книга С. Смирнова «Autour de l'assasisant des grands-ducs» (Париж, 1928). Следовательно, архивная рукопись сочинялась, скорее всего, между 1925 и 1928 годами.

Хотя к теме нашей книги это прямого отношения не имеет, но я воспользуюсь случаем, чтобы рассказать о дальнейшей судьбе Бруцкуса, завершив связанный с ним сюжет. В конце 20-х годов он стал, говоря современным языком, видным российским правозащитником. Вот цитата из его письма в Лигу защиты прав человека (от З / Х.1930):

«…прошлой зимой советские власти частью экспроприировали в пользу колхозов, частью просто ограбили все имущество, включая одежду, у зажиточных крестьян, несправедливо зачисленных в кулаки (эксплуататоры), и у тех, кто возражал против принудительной коллективизации. Ночью, в суровую русскую зиму, их, одетых в тряпки, с женами и детьми, вышвырнули из их домов и выгнали из деревень. Тысячи «кулаков» по приказу местных властей были расстреляны без всякого судебного решения. Сотни тысяч были сосланы в северные леса на принудительные работы… Миллионы людей – мужчины, женщины и, прежде всего, дети при этом погибли от голода и холода. Дороги в степные области и в Западную Сибирь покрыты телами умерших от голода и замерзших людей.

Катастрофа, равную которой вряд ли можно найти в истории Европы!»

Эти письма характеризуют его мировоззрение примерно в тот же период, когда писалось исследование о цареубийстве. «Новые страшные сообщения приходят из России: выдающиеся представители русской науки, годами лояльно работавшие при правительстве коммунистов, хозяйственники, агрономы, историки, даже бактериологи – арестованы и по нелепым обвинениям заключены в тюрьмы… На этот раз советское правительство не делает тайны из своих дел. В официальном органе «Известия» от 22.IX появилось сообщение ОГПУ об аресте, а в номере от 25.IX – о казни 48 специалистов. Какие еще убедительные данные нужны Лиге, чтобы заявить протест? Или она хочет, как в случае Пальчинского, направить вежливый запрос в советское консульство? В Советской России проливаются потоки крови лучшей части русского населения, духовная элита великого народа уничтожается.»

Именно Бруцкус, как выяснил, изучая его архив, биограф Виктор Каган, организовал в Европе протест против казни 48 интеллигентов во главе с профессорами Рязанцевым и Каратыгиным («48 преступников, организаторов пищевого голода в СССР», А. М. Горький, статья «Гуманистам»), подписанный, в числе прочих, Максом Планком, Альбертом Эйнштейном, Генрихом Манном, Максом Либерманом, Вильгельмом Фуртвенглером – самыми видными германскими учеными, писателями, музыкантами, художниками.

Читателям солженицынского «Архипелага ГУЛАГа», возможно, запомнился эпизод, когда автор попытался разгадать тайну отмененного процесса «Трудовой крестьянской партии» (ТКП): арестованные, успевшие «признаться» лже-министры и «шпионы» без суда были отправлены в ссылки, и кое-кто в итоге остался жив. Позволю в этой книге, посвященной разгадыванию исторических шарад, предложить свой вариант таинственной отмены дела ТКП. После ареста обвиняемых по этому делу, Борис Бруцкус напечатал в немецких и еврейских газетах следующее сообщение:

«…что касается моих коллег в области национальной экономики и аграрного дела, то все они, насколько мне известно, находятся в тюрьмах. И никакие заслуги – не только перед наукой, но и перед советской властью – не могли их спасти. Так, в тюрьме знаменитый исследователь конъюнктуры профессор Кондратьев, который основал в свое время Конъюнктурный институт; там же талантливый аграрный политик Александр Чаянов, долгие годы работавший в комиссариате сельского хозяйства; известный исследователь в области науки о сельскохозяйственном производстве проф. Ник. Макаров, познакомивший Советскую Россию с организацией американского сельского хозяйства. С ними выдающийся финансист-специалист проф. Юровский, создавший валютный червонец; известный статистик проф. Громан, работавший в Госплане и награжденный орденом Красного Знамени; талантливый руководитель московской с/х экспериментальной фабрики проф. Дояренко и т д. Та же участь постигла и самых выдающихся русских историков во главе с почтенным Нестором русских исторических источников – Платоновым.»