Эсса - Ника Муратова

– А как же ты готовился к экзаменам?

– Не готовился. Думал, что то, что в школе проходили, поможет.

– Но это же нереально. Любые экзамены требуют подготовки.

– У нас только взятка решает все или знакомые, если есть.

– Не верю. Даже чтобы дать взятку, надо хоть какой-то минимум сдать. Да и можно все же попытаться пройти самому, хоть пять процентов ведь они пропускают не по блату?

Он неопределенно пожал плечами.

– А ты точно хочешь стать медбратом, не программистом, не учителем, не кем другим?

– Нет, медбратом. Мне нравится.

– Хочешь, помогу тебе подготовиться к экзаменам? Мы купим учебники, и ты каждый день будешь штудировать их и спрашивать меня, если что непонятно. А я буду спрашивать тебя. Мне здесь целый месяц торчать, так что времени много. Тем более, ты не с нуля начнешь. Что успеем, то успеем. А вдруг пройдешь?

Он смущенно улыбнулся.

– Ты только узнай, какие нужны книги.

– Там французский, биология и математика.

– Узнай у тех, кто прошел, по каким книгам надо заниматься. Я дам тебе денег, и ты начнешь готовиться.

Приятно ощущать себя матерью Терезой, что ни говори. За небольшие деньги и немного свободного времени я могла дать этому мальчишке будущее. Я даже готова была пробыть здесь чуть дольше, если потребуется. Скорее всего, конкретная помощь Эссе принесет мне гораздо больше морального удовлетворения, чем написание отчета по проекту.

Правда, Ади как-то странно отреагировала, когда я сообщила ей об этом. Не порадовалась за него, а только нахмурилась:

– Осторожнее с ним. Он еще ребенок. Глупый ребенок.

Это было правдой. Все же Эсса был несовершеннолетним, то есть работать он на меня не мог. Хотя до восемнадцати ему, согласно документам, которые я все же однажды проверила, оставалось каких-то несколько месяцев, он все еще считался ребенком. С другой стороны, получалось, что я просто его приютила на время, и он мне помогает. Здоровый парень, отчего бы не помочь? Не девчонка же малолетняя. Я начинала ассимилироваться с Африкой, принимать их нормы. Я не стремилась к этому, все получалось само собой: там, где мне было легче закрыть глаза на какой-то аспект, я закрывала. Детский труд в Африке – дело обычное и привычное и стоит сущие гроши. Но я не эксплуатировала Эссу, я ему всего лишь помогала. Так я успокаивала себя.

Как-то я услышала, как Эсса разговаривает по телефону на непривычном для моего слуха языке. Обычно он общался либо на английском, либо на языке джола. Я не знала джола, но ритм и некоторые слова уже казались узнаваемыми, и когда язык резко отличался, я могла распознать на слух.

– С кем ты разговаривал? – спросила я.

– С матерью.

– С твоей приемной матерью?

– Нет, с родной.

– Ты с ней общаешься?

Эсса удивленно взглянул на меня.

– Конечно. Я часто ей звоню, иногда езжу туда.

– А почему на другом языке?

– Это фула, моя мама из племени фула, мы с ней иногда на этом языке разговариваем, хотя она и на джола тоже умеет.

В его голосе звучало даже подобие гордости.

– Ты бы хотел с ней жить?

Эсса сделал удивленное лицо:

– Нет. Зачем?

– Она же твоя мама.

– Я ее и так вижу, когда захочу.

– Но это сейчас. А в детстве? Тебе хотелось вернуться? К ней, обратно в свою деревню? Хотелось?

– Давно, совсем когда маленький был, хотелось, наверное. Я уже не помню.

– Ты скучал по ней?

– Не помню.

– Странно. Мне кажется, это такая травма, когда ребенка отрывают от матери.

Эсса вновь пожал плечами. Он не делал из этого трагедии.

– Ладно, если захочешь поговорить об этом, я всегда рада выслушать.

Мне почему-то казалось, что, если он пропустит через себя эту ситуацию, решит все внутренние вопросы и проблемы, ему станет гораздо легче жить. Но с чего у меня взялась такая уверенность, что ему нужно все это, я сказать не могла. Скорее всего, стереотипы срабатывали.

– Мне надо в парикмахерскую, а то челка глаза закрывает уже. Я пойду в салон при отеле «Солнечная река», я уже договорилась с мастером, тебе не надо в ту сторону?

– Нет, но могу зайти на рынок пока, там недалеко. У вас закончились фрукты.

– Отлично, поехали.

Эссе было интересно зайти в салон красоты отеля. Я видела, как ему хочется туда зайти, но он стеснялся. Я попросила его проводить меня, чтобы знать, где искать, если что. Он проводил меня до самого кресла, оглядывался, принюхивался. И хотя салон был не ахти какого уровня, на Эссу произвело впечатление даже такое скромное убранство. Мне было очень забавно за ним наблюдать.

– Эсса, не плутай допоздна. Ты телефон взял?

Он смутился, кивнул и быстрым шагом вышел из комнаты.

Парикмахер, мулат низкого роста с лицом древнего оракула, звался Сантьяго, он приехал из Гвинеи-Бисау, и его английский сильно смахивал на португальский, разве что с английскими словами. Сантьяго много жестикулировал, много говорил и рассуждал так, словно находился где-то на стыке белой и черной культур. Он выделялся среди местных – витиеватые выражения, чрезмерная учтивость и совершенно нетипичная для местных галантность постоянно заставляли задуматься о том, где он все это перенял.

– Мадам желает покороче или подлиннее?

– Укоротите немного челку и концы, не слишком сильно, просто освежите.

– Понятно.

Он принялся закалывать пряди волос и, как бы между прочим, обронил:

– Ваш друг очень милый парень.

– Эсса? Тот, что был здесь?

Сантьяго кивнул.

– Да.

Я посмотрела на его отражение в зеркале, и что-то подсказало мне, что я должна добавить объяснений.

– Это сын моего сотрудника. Я помогаю ему подготовиться к экзаменам.

Сантьяго вновь кивнул.

– Не сочтите за наглость, не хотелось бы вмешиваться, непрошеные советы, знаете ли, всегда не к месту…

Он обошел меня с другой стороны.

– Но лучше бы вы так прилюдно парня не опекали. Он для вас мальчик, а для остальных мужчина, нехорошо это…

– Я его не опекаю.

– Ну… не обижайтесь, я чисто из симпатии… Я же вижу, вы ему только добра желаете. Но со стороны выглядит, что опекаете. А он ведь уже мужчина. Про него скажут, что он при мамочке, а это худшее оскорбление среди приличных мужчин.

– По-вашему, забота – это унизительно? Если я просто беспокоюсь за человека, это неприлично? Странные у вас приличия в мужском обществе.

– Я понимаю, что для вас это кажется странным. Но таковы уж наши мужчины.

– Вы имеете в виду африканцев?

– Здешних африканцев, да, мадам. Они ведь по-другому воспитаны, иначе, чем ваши мальчики.

– Но Эсса еще подросток, и я не вижу ничего плохого, что беспокоюсь, взял ли он телефон. Вашим бы мужчинам, наоборот, хорошо бы научиться ценить заботу.

Сантьяго сравнял длину волос с обоих боков, прищурился:

– Согласен с вами во всем, мадам. Но… Просто вы по-другому оцениваете самостоятельность и независимость, мадам. Но я ведь не об этом. Я о вашем друге, об этом мальчике.

– Вот именно. Эсса мне не сын и не муж. Он мой друг. Так что не совсем понимаю, почему я должна сдерживать свою заботу.

– Он неправильно вас поймет, его неправильно поймут другие. Вы уедете, а он останется.

– И скажет мне спасибо за то, что я отнеслась к нему по-человечески, а не как все.

– Дай-то бог, дай-то бог, – промурлыкал Сантьяго. – Привязанность к матери губительна для мужчины, считают здесь.

– А я не пытаюсь заменить мать.

– Конечно, мадам, конечно. Наверное, я неправильно понял. Как вам – не длинно? Может, еще укоротить?

– Нет.

Очевидно, что он не согласен со мной и лишь из вежливости закрыл тему. Но меня злило то, что он превратно понял наши отношения. Неужели и другие тоже так думают? Неужели Эссу и правда оскорбляет моя забота? Это же глупость несусветная! Я настолько глупа и слепа? Не хотелось бы в это верить. И Эсса в жизни не признается, если что-то подобное крутится в его голове. Нет, все же с Эссой надо поговорить. А то мы оба окажемся в идиотском положении.

Сантьяго закончил укладку волос. Мы больше не возвращались к разговору об Эссе, но настроение мое все равно было испорчено на весь день. Впервые я так резко ощутила, что мое невинное желание помочь Эссе другие могут воспринять негативно. Когда он пришел вечером и как ни в чем не бывало стал раскладывать фрукты с рынка, я с трудом подбирала слова, чтобы начать разговор. Эсса не замечал, что я исподтишка смотрю на него. Он имел удивительную способность реагировать, если к нему обращались, и совершенно не обращать внимания на окружающих, когда происходящее его не касалось. Он словно погружался в себя, в свои мысли, не замечая, что рядом есть кто-то еще. Иногда меня это раздражало, иногда радовало, потому что его компания не мешала мне даже тогда, когда у меня не было желания с ним общаться.

– Эсса, ты был на рынке?

– Да.

Он сидел на корточках и раскладывал по корзинам апельсины, папайю и ананасы. На одном из ананасов он заметил бурое пятно, недовольно прищелкнул языком, раздосадованный, что не заметил его, когда покупал.