Человек из Утренней росы - Антон Огнев

То ли действительно обладал семейный напиток целебными свойствами, то ли сама атмосфера располагала к мирной беседе, а только Деригабу страшно захотелось побыстрей закончить неприятный разговор:

– Это не наша воля, – начал он по-отечески, – мы просто выполняем свою работу… И… Мы должны описать твое имущество и наложить запрет на его продажу, а также забрать твои деньги в золоте и серебре в счет уплаты долга. Если в недельный срок ты не заплатишь оставшуюся часть долга в триста золотых Овелону – все твои вещи будут распроданы, а ты будешь приговорен к тюремному заключению.

– Как же можно заплатить в казну эту огромную цену, ничего не продавая?

– Я не знаю. Может, занять у кого-нибудь? Или… Не знаю. Не знаю! – неожиданно громко, отчаянно произнес Деригаб.

– Что Вас так тревожит? – искренне удивился Тифей.

– Меня? Меня тревожит?! – распылялся страж. – Твоя легкомысленность, вот что меня тревожит! Может быть, ты не понимаешь, что за страшное горе принесли мы тебе? Мы, стражники Овелона Великого, пророчим тебе скорый переезд в сырую камеру Бро́дитской крепости, поселенцы которой сходят с ума от отчаяния. – Син и Карнун, настороженно переглянувшись, вслушивались в голос своего начальника. – Мы сообщаем тебе, что уже через две недели все, чем ты жил, что любил и хранил в своем сердце, будет продано с торгов за бесценок, лишь бы насытить проходимца Салуфха. А ты, вместо того, чтобы умолять нас об отсрочке, в панике метаться по своему лесу в поисках хоть какого-нибудь выхода, спокойно подкладываешь дрова в костер и угощаешь нас сытной едой, будто мы принесли тебе самые радостные вести!

– Разве плата идет не Овелону? – изумился юноша.

– Что? – переспросил растерянно Деригаб.

– Разве плата за землю идет не Овелону, а его казначею?

– Нет, конечно же, нет! – испуганно отвечал стражник. – Я… этого не говорил.

– Мы только глашатаи воли Овелона Великого, – вступил в разговор Син, – и не знаем, на какие нужды будут потрачены собранные деньги. Но мы слышали, что Овелон собирается поставить новый мост через реку Гри, передать часть денег на строительство богадельни при монастыре в Ламра́де, а также созвать всеземельный пир в честь своей дочери Фели́ссы.

– Стало быть, деньги эти пойдут на хорошие дела?

– Наверно. Но неужели тебя волнует только это? – с сожалением глядя на Тифея, осведомился Деригаб. – Неужели ты не хотел бы сейчас, узнав все, что знаешь теперь, сбежать из Тергона, не дожидаясь нашего возвращения?

– Разве кто-нибудь из селян убежал, заслышав о вашем приближении? А ведь все они, скорее всего, знали, с какой целью вы идете. Кому надо, тот уже давным-давно скрылся, оставив и свой дом, и свою судьбу.

Тифей последовал за гостем в избушку. В общем-то, и описывать здесь было нечего. Все вещи, проданные скопом, могли превратиться лишь в одиннадцать-пятнадцать золотых монет, мастерская в Хамати, уже осмотренная стражниками, «весила» не более двадцати. Конечно, дом Сирдэка стоил больше, но по законам Овелона жилище, даже временно заселенное с разрешения хозяина, переходило в писаную собственность там проживающих, а следовательно, принадлежало сейчас семье кожевенника Файра. Тифей рассудил, что незачем им строить новый дом, раз этот все равно пустует. Деригаб остановил свой взгляд на диковинном топоре, тайну происхождения которого пытались раскрыть Син и Карнун:

– Сегодня мы отправляемся в Тайхва́лг, небольшую деревеньку в дне пути. Нам придется заночевать в лесу по дороге, а чтобы не замерзнуть ночью – развести костер. Я хочу купить у тебя этот топор, учитывая важность и неотлагательность дела, сразу даю тебе максимальную цену – двадцать золотых монет. – Стражник выжидающе смотрел на Тифея.

– О нет! – воскликнул юноша. – Этот топор – последний подарок моего отца, и я ни за какие деньги не продам его! Если вам необходимо рубить дрова – вы можете навестить плотника Ге́рда в Хамати. Он с радостью продаст любой свой топор намного дешевле. Я благодарю за попытку помочь мне в этом сложном деле, но прошу вас: не нарушайте собственный закон – ведь это часть моего имущества – и не обижайтесь за мою привязанность к простому топору.

Искренняя тревога Тифея за память отца утвердила желание седовласого стража помочь юному отшельнику. Син и Карнун, сидевшие около костра, привстали при приближении своего начальника, но он только задумчиво махнул рукой и присел рядом.

«Не предложить ли Тифею кольцо Салуфха в подарок? За него с легкостью можно будет получить сто, а то и сто двадцать золотых монет», – подумал Деригаб, давно мечтавший избавиться от ненавистного знака почета:

– Послушай, Тифей. Мне хочется отблагодарить тебя за славный завтрак.

– Не стоит. Мой долг как хозяина – накормить гостя, тем более уставшего после долгого пути.

– И все же, – настаивал Деригаб, – прими от меня в подарок это скромное кольцо.

В раскрытой ладони гостя Тифей увидел массивное украшение, достойное перста Овелона Великого. Тонкая, изящная змейка из чистого золота, свернутая бесчисленными кольцами, должна была обнимать палец, носящий кольцо; небольшая головка этого пресмыкающегося чуда покоилась на кроваво-красном рубине, конец змеиного хвоста придерживал камень с другой стороны. По всему было видно, что Деригаб немного лукавил, называя свое подношение скромным. Заметив восхищенный взгляд Тифея, который даже не пытался взять кольцо из рук дарителя, Деригаб со вздохом отметил свой новый промах. Но желание что-то сделать, как-то исправить зловещую ошибку, участником свершения которой он являлся, не оставляло прославленного начальника стражи.

– А может быть, просто отправится к Овелону и все ему объяснить? – обрадовавшись своей удачной мысли, взмахнул Карнун обглоданной костью и угодил ею прямо в лоб Сину.

– Ага! – потирая ушибленный лоб, ухмыльнулся Син. – А еще лучше пойти с этой просьбой прямо к Салуфху. Он-то точно все поймет и обо всем распорядится.

Уголки грустной улыбки Деригаба медленно поползли вверх, придавая выражению лица своего хозяина весьма загадочный вид. Уже через секунду стражник весело смеялся:

– Точно, Карнун! Все правильно. Браво! Ты как никогда прав, дружище! – не унимался Деригаб, принимаясь с аппетитом откусывать жареное мясо от огромной кабаньей ноги.

Где-то в недрах желудка седого стражника, словно лютый зверь, проснулся желанный голод. Вкус жесткого мяса казался Деригабу необыкновенно изысканным, слегка пригоревшая яичница – великолепной, а хлеб, нагретый солнцем, таял во рту, будто самые сладкие пирожные.

Решено было, что сегодня же, как только соберется Тифей в дорогу, пойдет он в Ванхор. Весь путь туда и обратно, включая сборы и визит к Овелону, по подсчетам не должен превысить семи дней, так что в эту неделю можно было не беспокоиться об уплате. В том же, что Овелон Великий, владелец всех земель в обозримой округе, мудро и справедливо разрешит сложившуюся ситуацию, никто из троицы стражников не сомневался.

Глава 4

Распрощавшись с Деригабом, Сином и Карнуном, не теряя времени, Тифей начал собираться в дорогу. Не один раз юноша наблюдал за подобными сборами своего отца, который каждый месяц складывал в свою суму немудреную пищу и длинный сверток дубленого меха, вешал на веревке через плечо пару-тройку сработанных башмаков и отправлялся в путь. Возвращался Сирдэк обычно с большим мешком фигурных пряников, купленных в Ванхоре – Столице всевозможных сладостей. День, проведенный за спиной веселого путника, нисколько не умалял их вкуса, а новый рассказ Сирдэка был для детей, стайками слетавшихся на бодрый голос сапожника, еще желаннее.

Дорога к главному городу пролегала через лес. Раньше до жителей Хамати иногда доходили слухи о случавшихся в этом лесу нападениях, но с тех пор, как легенды о Лесном Страже долетели до Ванхора, а затем, благодаря легким языкам странствующих бардов, разнеслись по всем владениям Овелона Великого, число грабежей начало уменьшаться, вскоре совсем сойдя на нет.

Немного провианта, две пары готовых сапог и отцовский топор составили все снаряжение Тифея. Шаг за шагом удаляясь от своего дома, знакомых мест, юноша чувствовал лишь интерес к той части своего будущего, которое в каждом новом мгновении приоткрывалось перед ним. Вот сверкнула за деревьями водная гладь небольшой речки, потянуло свежестью, вдалеке послышалось тихое журчание и еле слышный плеск потока, ударявшегося о камни. Еще минута, и между раздвинувшимися елями увидел Тифей бескрайнюю зелень леса, наполненную звуками птичьих песен. Он осмотрелся и, свернув с дороги, уселся около огромного дуба, широко раскинувшего свои мощные ветви. В тени этого великана, радушно встретившего путника, Тифей собирался перекусить. Принятие пищи на свежем воздухе, по заверениям Сирдэка, являлось самой приятной частью дальнего похода: природа в эти моменты благоволила любому страждущему и предоставляла в его пользование самый живописный свой уголок. В очередной раз вспоминая слова отца, Тифей отложил в сторону ломоть хлеба и окинул взглядом поляну. Чистота и гармония виделись в каждой травинке, преодолевшей сопротивление земли, будучи мельчайшим ростком, и сумевшей найти дорогу к солнцу, в каждом дереве, проделавшем почти тот же путь – от маленького зародыша, до лесного гиганта. Воздух тихо струился вокруг, наполняя лесной свежестью легкие юноши и будоража воображение целой симфонией запахов.