Бессмертный воин - Лиза Хендрикс

Январь 1096 года

Свечи в соларе мерцали на сильном сквозняке, который прорывался в комнату сквозь ставни и занавеси. Алейда дрожала от холода и пыталась сконцентрироваться на вышивке, лежащей у нее на коленях. Она вышивала ткань для покрытия алтаря в часовне, но изображения паломников смотрелись слишком яркими на простой ткани.

— Может быть, шеврон [11]из синей шерсти, — подумала она вслух.

— Это было бы идеально, миледи, — отозвалась старая нянька Алейды, Беата поднимая крышку ближайшего сундука. — Да и зеленый тоже неплох.

Алейда изучила моток каждого цвета, но так и не смогла выбрать. Нужно будет снова на них посмотреть при утреннем свете.

Было уже поздно, и ее дамы начинали готовить свои спальные места. Они все спали рядом с ней, на соломенных тюфяках, лежащих вокруг огромной кровати, которую занимали Алейда и ее нянька. Их присутствие в ее спальне было надежной защитой от посягательств холостяков, спавших внизу.

Едва новость о том, что ее дед был схвачен, распространилась по Нортумберленду, множество безземельных рыцарей и мелких лордов со всей Англии отправились к ее владениям в надежде заполучить ее руку и земли, которыми она владела, будучи его наследницей. И даже новость о том, что Вильгельм конфисковал Олнвик в пользу короны, не прогнала всех, некоторые воины остались, надеясь, что король подарит земли тому, кто заполучит внучку Гилберта Тайсона, хотя Алейда и не понимала, почему они на это надеялись, если она и раньше всех их отвергала. Большинство рыцарей уже уехали, но трое самых упорных все еще были внизу, поглощая вино.

Она презирала этих людей. Стервятники, вот кем они были, стервятники, накинувшиеся на имущество деда, хотя он и был еще жив. Со дня на день, Вильгельм был готов простить ее деда, также как и де Моубрея с его сподвижниками, так же как восемь лет назад он простил Нортумберленда, когда тот восстал, поддерживая Роберта Куртгеза. Тогда Grand — père [12]вернется, займет подобающее место и выкинет этих галдящих дуралеев за уши.

Приготовления ко сну были почти завершены, когда раздался тихий стук в дверь. Беата приоткрыла дверь и о чем — то стала перешептываться с охранником, стоящим на лестнице, затем приоткрыла дверь шире, чтобы позволить одному из помощников конюха войти.

— Что случилось, Том?

— Освальд послал меня сообщить вам, что там двое мужчин в воротах спрашивают вас, м’леди. Он приказал мне тихонечко прийти, чтобы не поднимать волнения в зале.

— Что за мужчины?

— Я думаю это рыцари, м’леди, — сказал Том. — Один из них верхом на очень красивой лошади.

— Опять они, миледи! — воскликнула одна из служанок. — Заставьте их померзнуть. Мы можем разместить их вместе с остальными и спасти какого — нибудь кабанчика от убоя.

— Хадвиза! — Алейда была вынуждена прикусить губу, чтобы не рассмеяться вместе с остальными. — Том, скажи Освальду, что я сейчас выйду. Я желаю поговорить с этими мужчинами прежде, чем мы впустим их.

— Миледи, вам не следует этого делать, — сказала Беата. Но Алейда проигнорировала ее.

— Иди, Том. Но не особо торопись.

— Да, м’леди. — Он открыл двери и исчез так же тихо, как и появился.

Алейда взяла платье, которое только что отложила в сторону.

— Помогите мне. Поторопитесь.

Беата повиновалась, продолжая тихо бормотать:

— Любой, кто приехал столь поздно явно несет с собой плохие вести. Позвольте им остановиться в деревне. Вы же простудитесь, обязательно простудитесь.

— Пока моего деда нет, я — хозяйка Олнвика. Это моя обязанность приветствовать путешественников… или отказать им в приюте, — сказала Алейда, одевая обувь. Она завернулась в плащ, и Беата сделала то же самое.

— Остальные дамы останутся тут и запрут за нами двери на засов.

Вино сделало свою работу, и мужчины растянулись по всему залу, некоторые на скамьях, некоторые на тюфяках, обернувшись пледами или мехами, некоторые же просто свернулись на полу, закутавшись в плащи. Она прошла мимо них, по дороге прикоснувшись к плечам полудюжины мужчин Олнвика. Они просыпались, но молчали, видя ее палец, предупреждающе прижатый к губам, и быстро вскакивали на ноги.

Снаружи Освальд, стареющий конюший ее деда, уже собрал нескольких мужчин из стражи и с конюшен[13]. С теми, кого привела она, и с солдатами, уже стоящими на страже, у них было достаточно людей, чтобы дать отпор. Несколько слуг захватили факелы, помогая остальным, которые вооружались. Те, у кого не было мечей и копий, брали в руки все, что лежало рядом: дубинки или вилы, топоры или косы, пока Алейда смотрела наружу через трещины в дереве.

Их посетители и вправду были рыцарями, и одна из лошадей была на самом деле красива, с необыкновенной белой гривой и темной шкурой, гармонировавшими с всадником со светлыми волосами и в темной одежде. Она слабо могла рассмотреть в лунном свете второго мужчину, за исключением разве что его огромных размеров и большой птицы, сидящей у него на плече.

— Кто они? — спросила она Освальда, стараясь говорить тихо.

— Они лишь сказали, что прибыли от короля и будут говорить только с вами. Произношение у них как у настоящих дворян.

— Есть хоть какой — то намек на то, что они обманывают?

— Нет, миледи. Там Эдрик смотрит за границей, а он ничего не видел.

Если Эдрик ничего не заметил, а глаза у него были зорче чем у сокола, то значит, там и вправду ничего нет.

— Тогда впустите их, — распорядилась Алейда. — Но на наших условиях. Открывайте боковую калитку.

Мужчины встали с двух сторон от ворот, положив руки на свое оружие. Алейда тоже потянулась к своему клинку, висевшему в ножнах на талии, и схватилась за его рукоять, скрывая это под полами плаща. Освальд кивнул, и мужчины на воротах вытянули засов и начали открывать створки. Боковая калитка была сделана так, чтобы туда могла войти лишь лошадь, что заставило наездников спешиться и вести животных за повод. В свет факела ступил человек со светлыми волосами, явно выше по званию, остановился, оглядывая мечи, направленные на него, пока его взор не остановился на Алейде.

— Ваша предосторожность — это мудрый поступок, леди Алейда.

— Кто вы? — потребовала она ответа. — И какое право имеете требовать встречи со мной в столь поздний час?

— Меня зовут Иво де Вэсси, и такое право мне дал король, сделав новым бароном Олнвика. — Он мельком глянул на кинжал, зажатый в ее руке, затем поднял глаза и встретился с ней взглядом. Одна его бровь поднялась, и, к ее расстройству, мужчина принял такой вид, будто с трудом сдерживал смех.