Мятежник Хомофара - Александр Соловьёв

— Разумеется, я могу вас направить на общие анализы. — Он намылил руки. — Также существует немало дополнительных методов исследования: УЗИ, МРТ и так далее. Для того чтобы вас обследовать, нужны основания. У меня их нет.

— На животе тяготы… доктор!.. — Голос Гаерской вновь начал дрожать. — Тяготы! Все говорят, что теперь в Киеве только вы можете их удалять.

— Я очень внимательно осмотрел ваш живот и ничего не обнаружил.

— Прошу вас, осмотрите еще! — Гаерская вскочила с кушетки и, протягивая руки к Расину, стала приближаться. Блузка с бюстгальтером остались на кушетке.

— Что вы делаете? — Он глянул краем глаза. — Я попросил вас одеться.

— Доктор, вот сюда посмотрите!

Расин невольно скосил взгляд и обомлел.

Женщина стояла, опустив руки. Казалось, теперь до нее минимум шагов пятьдесят, хотя это противоречило здравому смыслу, ведь сам кабинет был не больше трех метров в длину. Из правого подреберья женщины исходила… грунтовая дорога. Она висела неподвижно, вытоптанная тысячами несуществующих ног, наезженная тысячами колес, — висела в воздухе так, словно пролегала по полю.

Из левого подреберья женщины росло небольшое деревце, вроде японского бонсаи — с сероватым изогнутым стволом и маленькой плотной кроной.

По пыльной колее полз большой черный жук.

— Что за?.. — Вадим задохнулся. В висках тяжело застучало.

Так, ночное дежурство, недосып… Освежиться…

Расин наклонился над раковиной идобавив напор, несколько раз плеснул на лицо воды, провел мокрой рукой по ежику волос. Резко обернулся.

Дорога, сужаясь, уходила вверх. Гаерская, словно пригвожденная к небу, висела то ли под потолком, то ли над горизонтом — на самом заостренном кончике дороги. Теперь до женщины было не менее ста метров. А может и вся тысяча.

— Видите?! — закричала она. — Видите?..

Подул слабый ветерок, и у ног закружилась желтоватая пыль.

Жаркая, зовущая вдаль…

— …дорога, — просипел Расин.

Он сделал осторожный шаг. И снова медленно убрал ногу.

На дороге остался след. Кожаный тапок немного запылился по краям.

— Нет, этого не может быть…

Вдруг рядом, в сухой траве на обочине, застрекотал кузнечик.

Вадим отступил, нащупал трясущимися руками раковину, огляделся. Все в помещении было на своих местах. Дорога не мешала видеть предметы. Между тем, она была.

Расин оглядел поверхность дороги, сосредоточил взгляд на пучке полузасушенной травы, выбивающей между колеями, и остальное, все, что было в помещении, отступило. Но, стоило вернуться сознанием в кабинет, дорога — не исчезала, она как бы переставала занимать место. А женщина, как и прежде, стояла перед ним на расстоянии вытянутой руки.

— Иногда она слишком большая, доктор. Кажется, её уже видели несколько человек. Вообразите себе, на той неделе ходила по магазинам и свернула с Бессарабки на Тараса Шевченка. Так дорога раскаталась, наверное, аж до самого Ботанического Сада! Я заметила, как двое мальчишек тотчас стали на нее взбегать. Но ведь мальчишкам нельзя на строгий путь! У них же родители…

Расин на ватных ногах подошел к кушетке, сел.

Гаерская начала одеваться.

— Давно… это?.. — спросил Вадим одними губами.

— Давно — что? — не поняла Гаерская. — Вы же сами видите, теперь дорога стала тяготой. Вы все-таки врач-ампутатор. Вам и так должно быть все ясно. Давно ли?.. Не знаю даже, как сказать… мы же по иному времени…

— Мы — это кто? Значит… есть и другие?

В глазах Гаерской блеснуло беспокойство.

— Вадим Борисович, я понимаю, конечно, у вас очередь, только умоляю: запишите поближе. Завтра! Послезавтра! Любую сумму заплачу! Честное слово! У меня есть деньги! Не могу больше ждать! Чувствую уже… вот-вот помрачение будет. Помрачение!

Расин опустил голову.

— Простите, — медленно проговорил он, чувствуя, что впадает в ступор. — Ничем не могу помочь.

Ему все ещё мерещился ползущий по дороге жук.

— Вам к другому специалисту, — добавил он. — Впрочем… видимо, это мне надо к другому специалисту.

— Знаете, что?! — вдруг крикнула женщина. — Не надо со мной так! Я добросовестно делала свою работу. Я выполнила все условия. Сто человек. Ровно сто! Я их всех пропустила. Сто человек! Даже блокнот вела, галочки ставила. У меня в блокноте сто галочек. Теперь тяготы надо убрать! Уберите их!

Расин покачал головой.

— Нет. Я ничего не видел. Я ошибся.

— Доктор!

— Уходите, прошу вас. — Он поднял взгляд. — Вам нужно уходить, госпожа Гаерская. Я сегодня не совсем в порядке, понимаете?

— Это вы меня поймите, доктор! — крикнула она. — Я ведь за помощью к вам пришла. Вы обязаны мне помочь!

— Что я должен сделать? Ампутировать эту… галлюцинацию? Нет, я не шаман. Я хирург. — Он говорил все с большим трудом. — Я могу удалить аппендикс, могу желчный пузырь… А эту…

Расин заметил, что руки дрожат, и убрал их за спину.

— Стало быть, не хотите помочь, доктор?! — В черных глазах Гаерской мелькнула злоба и тут же сменилась отчаянием. — Я полдня блуждала по Сырцу. Прошу вас… — Она всхлипнула, в горле у нее заклокотало. — Пиликин же сказал! Пиликин… Пиликин — проводник. Проводник… как и я… срок службы его тоже за… закончился… и вы освободили его от тяготы… его же освободили… а меня почему не хотите?..

— Освободил? Не помню…

— Ну… да… про… оперировали его после того… как он пытался освободиться сам… Слыхала я, чем оканчивается самоизбавление.

— Не помню, — пробормоитал Расин. — Не помню дороги у Пиликина.

— Ну, да, дороги не было. Зато у него был контрольно-пропускной пункт… как в воинской части. КПП.

— Нет. Пиликин — обычный человек. Он у меня находился на лечении с травмой живота.

Гаерская достала платок и высморкалась.

— Мы все обычные люди, — зло сказала она. — Кроме вас, разумеется. Мы простые контрактники. И вы над нами издеваетесь. Тот, из ваших, который дал мне дорогу… он исчез… не вернулся. Теперь никто, кроме вас, не может возвратить к нормальному состоянию.

Гаерская перестала всхлипывать и с надеждой произнесла:

— Вадим Борисович, вспомните. Эта травма случилась с Пиликиным, когда он тоже стал сходить с ума, он попытался разрушить этот свой КПП. Он бился животом о тренажер в спортзале.

— Да? А я-то думал, это дело рук его врагов. Вижу, вы с ним хорошие знакомые. Ну, и как он сейчас?

— Спасибо. Жив-здоров… Очень тепло отзывается о вас. Так что же, доктор? Вы возьмете меня на операцию?

Вадим встал, прошел мимо женщины, сел за стол. Он вздохнул и развел руками.

— Прошу прощения, госпожа Гаерская. Поизошла ошибка. К сожалению, я не тот, за кого вы меня принимаете. Я не ампутатор и не возьмусь удалять ваши так называемые тяготы. Не имею ни малейшего представления, как это делать.