Скоро конец света - Микита Франко

прямо как нормальный. Я это часто слышал и от других учителей, так что порой задумывался: может, произошла какая-то ошибка и меня случайно определили к дебилам?

Светлана Сидоровна была получше многих учителей: добрая и смотрела всегда так участливо. Говорила: «Жаль, я старая, а так бы всех вас и усыновила!» Ей было лет под семьдесят.

Как-то я дежурил и задержался в классе, чтобы вытереть доску, а она сидела за учительским столом и водила взглядом за каждым моим движением. Потом вдруг попросила остановиться.

Сказала:

– Оставь, потом вытрешь. Возьми стул, присядь лучше рядом.

Я послушно отложил тряпку, взял стул от первой парты и сел сбоку от ее стола. Она посмотрела на меня уставшим тяжелым взглядом. Я почувствовал неловкость и поежился.

– Ты знаешь, почему тебя не могут усыновить?

– Нет, – ответил я, хотя догадывался.

– У тебя ВИЧ.

– Ага, – только и произнес я.

Светлана Сидоровна тяжело вздохнула:

– Они не понимают, что ты не чумной и не заразный, что это ерунда…

– Ага, – снова сказал я.

– Может, если кто-то придет усыновлять, попробуешь сам это объяснить, раньше администрации?

– Что объяснить?

– Про ВИЧ.

– Не знаю.

– Как это не знаешь?

Но я упорно повторил:

– Не знаю.

Она сказала:

– Ладно, иди, – и добавила недовольно: – Не знает он…

Ночью я много думал о том, что случилось за последнее время и сколько раз меня могли забрать, но так и не забирали. Наверное, Светлана Сидоровна была права. Взрослые переставали со мной общаться после того, как воспиталки показывали им мои документы и мою медицинскую карту. Наверное, лучше всего будет говорить родителям, что все написанное там – неправда. Я ведь не чувствую себя больным, а болезнь – это когда что-то болит.

Я уснул под утро, и мне приснился сон, что Светлана Сидоровна – моя мама и что она заставляет меня вернуться в батор.

«Фу! – говорила она во сне. – Уходи отсюда! Ты заразный! Ты пугаешь меня! Пугаешь собой и своим ВИЧ!»

* * *

Однажды в батор приезжали психологи-волонтеры и читали нам лекции про какую-то там безопасность. Помню видеоролик: девочку лет пяти прямо с улицы похищает страшный бородатый мужчина, похожий на старика. Старшаки тогда хихикнули: «Педофил!» Психологи нам сказали с такими не водиться и, если кто-то страшный и бородатый позовет с собой, не ходить.

Толик не был ни страшным, ни бородатым, ни даже старым. Ему было лет тридцать, он много улыбался и добродушно смотрел из-под бликующих очков. Кроме того, он не был злым похитителем с улицы, он пришел с самыми лучшими намерениями – усыновить ребенка. И воспиталка про него сказала, что он Анатолий Дмитриевич. Это он сам про себя говорил, что он Толик. Потом уже. У него дома.

Он взял меня в гости. Я решил не говорить ему, что у меня ВИЧ, чтобы он не передумал забирать меня к себе.

Но мой путь в его семью начался не очень хорошо. Когда мы вышли за территорию батора, Толик перестал так много улыбаться и почти ничего не говорил.

У него была своя машина. Я хотел занять одно из задних сидений, потому что знал, что так полагается детям, но он велел мне сесть рядом с ним – вперед. Я послушался, потому что детям еще полагается слушаться.

Ехали мы в тишине. То есть совсем не разговаривали, только радио пело – «Бара-бара бере-бере».

Толик сделал потише и только тогда сказал:

– Новый хит. Бред какой-то.

Чтобы понравиться ему, я ответил:

– Ага.

Неожиданно он схватил меня и прижал мою голову к своим коленям. Все случилось так быстро, что я даже не успел испугаться и только подумал: что теперь? Что он сделает дальше?

Но он ничего не делал. Когда я попытался поднять голову, он прижал меня обратно. Я догадался, что он хочет, чтобы я лежал так, но не понимал зачем. Иногда он опускал руку и проводил пальцами по моей щеке. Я вспомнил: в фильмах так делают родители. Укладывают детей на колени, обнимают и нежничают. И подумав об этом, обрадовался: он хочет стать моим родителем! Когда он так касался моего лица, я чувствовал себя спокойней.

Машина резко остановилась, и я машинально поднял голову. Он позволил мне подняться, и тогда я увидел, что мы находимся во дворе многоэтажки.

Толик вышел, обогнул машину и, открыв дверь с моей стороны, грубо вытащил меня на улицу.

– Иди в подъезд, вызови лифт, третий этаж, – неласково отчеканил он.

Когда мы сидели в кабинете воспиталки, он был совсем другой – улыбчивый и забавный. Почему он вдруг стал таким злым?

В его квартире было мало мебели. Он сразу провел меня в комнату, где стояли только шкаф, большая кровать и тумбочка рядом. К стене была прибита полка, а на ней сидели мягкие игрушки. Больше не было ничего.

Толик сказал, чтобы я сел на кровать и ждал. Сам куда-то ушел.

Я ждал, почти не двигаясь и ничего не трогая.

Он вернулся с шоколадом в руке, открыл окно, но задернул шторы. Лег рядом со мной, отломил кусочек от плитки и засунул его мне в рот.

– Ешь.

Это был самый вкусный шоколад в моей жизни! Сладость разлилась у меня во рту, и, смакуя это ощущение, я подумал, что хотел бы с ним жить. Если он, конечно, будет давать мне шоколад каждый день.

Толик оценивающе окинул меня взглядом и спросил:

– Давай поиграем?

– Во что?

– Накрасишь губы ради меня?

Тогда я испуганно посмотрел на него.

– М? – вопросительно повторил он. – Накрасишь губы для папочки?

Не дожидаясь моего ответа, он открыл верхний ящик прикроватной тумбочки – там было очень много детской косметики. Вытащив розовый тюбик губной помады, он протянул его мне:

– Давай, порадуй меня.

Я потянул за крышку тюбика, и он открылся с хлопающим звуком. Затем поднес помаду к губам.

Я ведь хотел, чтобы он стал моим папой.

Когда я закончил мазюкать по рту, Толик одобрительно кивнул:

– Вот, теперь ты красивая девочка.

Меня передернуло внутренне, но я напомнил себе, что должен ему понравиться.

– Теперь поцелуй папочку, – сказал Толик.

– Куда? – не понял я.

– Вот сюда, – и он указал на свои губы.

И тогда я вспомнил. Я вспомнил, что бородатые страшные мужчины похищают детей, чтобы целовать их в губы и трогать их тела. Я вспомнил, что психологи-волонтеры говорили, что о таком просят только плохие взрослые.

Толик – плохой взрослый.

Но что я мог сделать? Я был уже заперт с ним в одной квартире.

Я посмотрел в сторону