Привет из прошлого (СИ) - Лари Яна

Братья тихо обсуждают дальнейшие действия. Дима предлагает временно залечь на дно. Стас соглашается и протягивает мне очередную порцию водки. Разговор не клеится даже после выпитого. Каждый думает о чём-то своём и, в конечном счете, мы полностью замолкаем. Я вяло отмечаю лёгкий дискомфорт в области спины и нащупываю стальную ручку от подъездной двери, о которую благополучно упиралась в течение последнего времени. Слегка пошатываясь, поворачиваюсь к ней лицом.

– Домой собралась? – Стас вдруг привлекает меня к себе, легко придерживая за поясницу. Я в ответ лишь киваю, не сумев себя уломать на что-то большее. – Я проведу.

– Стас, не надо, – неожиданно твёрдо встревает Дима. – Её квартира на первом, сама справится.

– Не лезь, – раздражённо огрызается Стас, зыркнув в сторону брата убийственным взглядом. – Подожди в машине.

– Стас, не будь мудаком. Я вас вдвоём всё равно не оставлю. Пошли.

– Димас, скройся, пока я тебе не вмазал!

– Опять торчков своих привела, подстилка привокзальная? – на шум, с балкона второго этажа близоруко щурясь, выглянула Вера, моя соседка, продавщица с местного рынка. Голос у неё зычный, весь дом на раз перебудит. Вдруг, кто не успел полюбоваться свидетельством моей распущенности. – Мало тебе одного, сразу двух тащишь. В конец стыд потеряла, нимфоманка чёртова.

– Ещё слово вякнешь, мы и тебя навестим, – развязно ухмыляется ей Стас, нехотя отстраняясь и просовывая большие пальцы за пояс потёртых джинсов.

– Ты мне ещё поговори, шпана немытая! Думаете управы на вас нет?

– Что на этот раз? Помоями окатишь? – вступает в перепалку Дима, метко зашвыривая опустевшую бутылку в урну. – Чего ты к ней вообще прицепилась? Зависть душит?

Соседка смачно материт разгорячённых водкой братьев, и под звуки назревающей ссоры я тихонько скрываюсь за дверью. Парням не в первой с ней грызться, сами разберутся. С тех пор как Верин муж, ушёл от неё к своей бывшей студентке, она меня не особо жалует, будто это я его увела. Хотя поговаривают, мы с ней чем-то похожи. Ага, принадлежностью к женскому роду и сравнительно одинаковым возрастом. А Стас... он бывает напористым, но силой меня брать не станет, пусть и недолюбливает. При должном желании моя хлипкая входная дверь, не стала бы ему преградой.

От выпитого на пустой желудок меня так кроет, что боюсь свалиться, не дойдя до кровати. Уже лёжа в ней, замечаю крупные слёзы продолжающие капать с подбородка. Всхлипнув, стягиваю с головы огненно-рыжий парик и пытаюсь стереть им мокрые подтёки. Безуспешно. Сон тоже никак не идёт. Постепенно хмельной дурман развеивается, и боль снова таранит нутро безысходностью.

Сегодня из-за меня умер человек. Его мутнеющий взгляд и последние слова, зовущие меня вымышленным именем, мерещатся повсюду. Я реву навзрыд, стараясь заглушить изломанный агонией голос, который не смолкая треплет подсознание. Как жить с этим дальше ума не приложу.

Снова одна, посреди чужой квартиры, в которой нет ничего моего, на самой окраине густонаселённого города, что глух к моему одиночеству и даже бескрайний небосвод равнодушен к моим слезам, раз я до сих пор молю его о самой обычной семье. Я согласна на любую: нищую, проблемную, неблагополучную. Лишь бы было кому от души пожелать "доброе утро ", или спросить "ты завтракал?". Разве я много прошу? Заботиться о родном человеке и быть кому-то небезразличной. Не как источник наживы или кукла для постельных утех, а стать по-настоящему нужной. Я так устала от одиночества, что впору шагнуть с крыши, да только в аду меня тоже никто не ждёт.

Глава 3

Антон

Я уничтожу эту тварь. Буду ломать, пока она не оглохнет от хруста собственных костей. Я доберусь до неё. Непременно доберусь, и когда это случится, она пожалеет, что не загнулась той ночью с ним рядом.

Звук моросящего дождя сводит с ума. Перестук капель разбивающихся о крышку гроба разжигает во мне пламя, которое как я думал, навсегда угасло. Она причастна к смерти Егора, эта лживая девка с сайта знакомств. Нутром чувствую, без её участия здесь не обошлось, и если мерзавка действительно окажется виновной, мой огонь получит её в жертву... или сожрёт меня.

– Антош, прими мои соболезнования, – сочувствующе шепчет пожилая, сгорбившаяся женщина, его двоюродная тётя.

Слабо киваю, до боли стискивая зубы. Столько знакомых и товарищей при жизни были рядом, а в последний путь его провожают от силы десяток скорбящих. Обидно. На ум так и просятся слова Лермонтова: "Делить веселье – все готовы – Никто не хочет грусть делить", вот уж воистину...

Хмуро глянув на убитого горем Саню, сжимаю крепче кулаки. Парень выглядит так, что его впору рядом с братом положить. Его подавленный вид немного остужает мой собственный гнев. Нужно сохранить ясную голову, чтоб поддержать его, не дав в конец расклеиться. Хотя у самого сердце так сильно ноет от боли и потери, что охота опустить его в яму вместе с другом, лишь бы избавится от стылой пустоты в его недрах.

И ноги, предательницы, подкашиваются под грузом взвалившегося несчастья. Нелепо будет выглядеть, если я поддамся чувствам и рухну на колени, воя от жрущей мозг несправедливости. Нелепо и недостойно его светлой памяти. Так что я мысленно даю себе пинка и продолжаю стоять неподвижно, упрямо уставившись на лакированный гроб из красного дерева. Растерянный. Расколотый на жалкие "до" и "после". Ни на грамм не готовый с ним проститься.

Буквально на днях мы втроём строили планы на будущее, поддразнивали друг друга, шутили. До сих пор в ушах стоят отголоски его раскатистого смеха. Теперь же мы с Сашей стоим плечом к плечу и беспомощно смотрим, как тело Егора опускают в сырую землю, а после вздрагиваем от глухого стука глинистых комьев о деревянную крышку. Егор просто хотел жить. Хотел немного человеческого счастья. Светлого. Непорочного. Он был хорошим человеком, хоть и слыл чудаком. У него были на то свои, мало кому известные причины, и никто не понимал его так хорошо, как я. Даже родной брат.

Саня шмыгает носом, в попытке скрыть слёзы и я сжимаю его плечо.

– Мы всё выдержим. Ради него.

Егор шёл на все ради нашего будущего. Без лишних страхов и колебаний. Вообще без каких-либо раздумий. Пусть он не был мне братом по крови, но дорожил мною не меньше чем Саней. Мы были неразделимы как трицефалы*. За нас двоих он порвал бы любого, и любой из нас сделал бы то же самое за него.

Если эта девица действительно окажется виновной, клянусь я стану ей худшим кошмаром.

Вечером того же дня сидим с Саней у меня на кухне. На столе бутылка с остатками принесённого им коньяка, остывший кофе и ноутбук Егора, с экрана которого робко улыбается рыжая девчушка.

– Почему ты ничего не сказал полиции? – Санин вопрос вызывает скупую усмешку.

– Потому что даже если её и поймают, то не смогут ничего доказать. А докажут – откупится. Думаешь, Егор единственный, кто повёлся на эту фальшивку? Не смеши, Сань. Она зарегистрирована ещё на четырёх разных сайтах.

– Что если ей просто срочно нужны деньги? Товар то у неё одноразовый.

– Брось, это в наши дни не проблема. При желании хоть "молнию" поставят, были бы деньги.

– Да ну, не думаю. Посмотри на неё, – он разворачивает ноутбук ко мне. – Не знаю, как объяснить, она какая-то настоящая, что ли.

Скептически разглядываю девушку, внешность которой успел изучить до мельчайших деталей. Миниатюрная, стройная, судя по мешковатому платью, застёгнутому строго на все пуговицы, пытается корчить из себя недотрогу. У неё открытая мордашка, в меру симпатичная, но ничего сверхъестественного. Словом, обычная девушка, каких сотни живут в наших дворах, очень надеюсь совершеннолетняя. Хотя, будь оно иначе, Егор бы не стал связываться. Единственное, что в ней действительно цепляет взгляд – большие небесно-голубые глаза, но не блеклые, как у рыб, а с тёмно-синей, почти чёрной каёмочкой. Доверчивые. Честные. Слёзы на них будут выглядеть особенно сладко.