В команде Горбачева: взгляд изнутри - Вадим Медведев

В начале августа 1983 г. секретарь ЦК КПСС М. В. Зимянин позвонил мне в Гагру, где я проводил отпуск, и попросил срочно выехать в Москву.

Через несколько дней меня пригласил для беседы Горбачев. Мое знакомство с ним началось где-то в середине 70-х годов с участия в одной из научно-практических конференций в Ленинграде по экономическому образованию, проводившихся в те годы регулярно по всей стране.

После перехода Горбачева на работу в ЦК КПСС он часто выступал в Академии общественных наук перед слушателями курсов руководящих партийных работников. Я присутствовал практически на всех его выступлениях и убедился в свежести, раскованности мышления этого человека, его широкой эрудиции. Он не был похож на обычных партийных руководителей областного, краевого и республиканского масштаба, которых я хорошо знал.

Как правило, после выступлений мы обсуждали те или иные острые проблемы. Я вспоминаю, что именно тогда обговаривались идеи применения принципа продналога между центром и регионами по продовольственным вопросам, о необходимости большей свободы хозяйствам, о том, что пора перестать лихорадочно свозить зерно и другие сельхозпродукты в крупные государственные зернохранилища. Поднимались проблемы преодоления дефицитности в нашей экономике, диктата производителя и другие.

Однако на сей раз разговор с Горбачевым касался моего перехода в ЦК в качестве заведующего Отделом науки и учебных заведений. Решение принималось с учетом того, что мне не потребуется каких-то больших усилий для вхождения в дело, учитывая мою прошлую научно-педагогическую деятельность, работу в Ленинградском горкоме КПСС, Отделе пропаганды ЦК КПСС и в Академии общественных наук.

Серьезных аргументов против у меня не нашлось, хотя работа в Академии общественных наук была, пожалуй, для меня самым плодотворным и приносящим удовлетворение периодом деятельности. Впрочем я понимал, что речь идет о моем приобщении к участию в больших переменах в партии и стране. Именно на этой встрече с Горбачевым я сказал, что он может полностью рассчитывать на меня в обновлении деятельности партии. К этому я больше никогда не возвращался. Но старался следовать данному заверению.

Завершив разговор, Михаил Сергеевич позвонил по прямому телефону Ю. В. Андропову, и мы направились к нему. Беседа была непродолжительной и, естественно, вращалась вокруг вопросов, относящихся к компетенции Отдела науки и учебных заведений. Генеральный секретарь сказал, что работа на этом участке оказалась запущенной. Трапезников больше занимался искоренением идеологической крамолы, кроме того над ним довлел синдром неудачных попыток во что бы то ни стало пробиться в академики. "Надо осмыслить коренные проблемы реформы образования в стране, изменить обстановку в научных учреждениях, дать стимулы к ускорению научно-технического прогресса и, конечно же, заняться положением дел в области общественных наук", — подчеркнул Андропов.

Это была моя вторая личная встреча с Юрием Владимировичем. А предыдущая состоялась примерно за год, когда он был секретарем ЦК по идеологии. Я позвонил ему по телефону, попросил о встрече и сразу же получил согласие.

Встреча эта была для Академии общественных наук и меня лично очень важной ввиду того, что, начиная с 1980 года, сложились довольно трудные отношения с Управлением делами, отделами ЦК КПСС и с курирующими секретарями ЦК.

В конце 1980 г. Павлов, Петровичев, Трапезников с участием секретарей ЦК КПСС — Капитонова и Зимянина подвергли меня унизительной проработке. Речь шла о содержании работы академии и ее перспективах как творческого центра. Кураторы из ЦК КПСС вели линию на превращение АОН в чисто кадровое учебное заведение, не желая создавать условия для серьезной научно-исследовательской деятельности. Я же настаивал на развитии академии и как серьезного научного центра, создании условий для научной работы преподавателей. При этом ссылался на соответствующие документы ЦК по этому вопросу, не полагаясь на понимание моими собеседниками той истины, что без творческого начала и подготовка кадров невозможна.

Меня решили проучить за строптивость, устроив коллективную «трепку», а после этого усилились мелочные придирки. На XXVI съезде КПСС не допустили моего избрания в ЦК КПСС, оставив меня членом ЦРК, где я состоял и раньше, не будучи ректором академии. Всесилие "теневого кабинета" сказалось и здесь.

Естественно, об этом конфликте я речь не заводил. Главной темой разговора были облик академии, ее научный потенциал, реализация огромных возможностей подкрепления партийной работы исследовательской деятельностью, в том числе изучением общественного мнения. По всем этим вопросам я был внимательно выслушан и полностью поддержан. В дальнейшем Андропову стали регулярно направляться информационно-исследовательские материалы академии, в частности, через его помощника Б. Г. Владимирова, которого я хорошо знал еще по работе в Отделе пропаганды.

На той встрече 19 августа 1989 г. Андропов выглядел уже довольно плохо. Он сильно похудел и как-то осунулся. Было видно, что он "долго не протянет". Давала знать о себе тяжелая болезнь. Через несколько дней, в конце августа, он ушел в отпуск, а в середине сентября попал в больницу и, хотя продолжал заниматься делами, но на работу уже больше не вернулся. В феврале следующего года его не стало.

Воспроизводя в памяти атмосферу и события конца 1982 — начала 1984 гг., нельзя не сказать о том, что деятельность Андропова во многом резко контрастировала с последними годами брежневского руководства — временем разложения и маразма. Было покончено с пустопорожней болтовней и хвастовством, славословием и заторможенностью в действиях. Широкий отзвук получила статья Андропова в журнале «Коммунист» (1983, № 3). Скромность, деловой подход импонировали обществу. Люди видели: пробивается что-то свежее, новое, идущее от назревшей потребности обновления жизни.

Вместе с тем фигура эта противоречивая, отразившая всю сложность, весь драматизм общественно-политического развития страны. Андропов чувствовал остроту назревших экономических и социальных проблем. Не обладая ни знаниями, ни практическим опытом в области управления народным хозяйством он стремился даже чисто волевыми методами заставить заниматься реорганизацией экономического управления, и в частности, проводившимся, как говорили тогда, крупномасштабным экспериментом по внедрению полного хозяйственного расчета. Каким-то природным чутьем он понимал: без экономической реформы не обойтись.

К слову, однажды бывший ректор Высшей партийной школы и очень мною уважаемый человек — Николай Романович Митронов рассказал мне, как Юрий Владимирович Андропов, работавший тогда председателем КГБ, сдавал экстерном экзамены по программе Высшей партийной школы. Систематического высшего образования он не получил, но его выступления, речи да и простое общение оставляли впечатление о нем, как о грамотном, высокоэрудированном человеке.