Постель и все остальное - Эллина Наумова

На сей раз он увидел собственную постель, что несказанно его изумило.

Глава 2

Просторная, современно и дорого обставленная спальня. На разных краях огромной кровати, отвернувшись друг от друга, спят мужчина и женщина. Мужчина просыпается, берет с прикроватной тумбочки наручные часы, щурясь, смотрит на циферблат и с видом человека, привыкшего общаться с самим собой, хрипловато говорит:

– Одиннадцать. Ни рано ни поздно. Суббота задалась.

Говоря это, он перекатывается с левого бока на спину, поворачивает голову к окну и, вскрикнув от неожиданности, резко садится. Женщина просыпается, поворачивается на спину, потом на левый бок. У нее короткие русые волосы, нос сапожком и светло-голубые глаза – не наливаются они густой синевой у русских женщин. Обычное лицо. Но чистая гладкая кожа абрикосового оттенка и здоровый румянец с нежно размытыми границами делают его красивым. Увидев источник шума, она удивленно приподнимается на локте и с классическим стоном «О-о-о!» валится на подушку.

Мужчина:

– Кто вы? Как вы здесь оказались? Это – розыгрыш? Чей? Зачем?

Женщина:

– Я? Черт его знает… Хотя погодите… Иринка затащила меня на вечеринку. Ой, в рифму получилось. Это тревожный симптом… Я с детства…

Мужчина:

– Короче. Ваши детские воспоминания мне не нужны.

Женщина:

– Разумеется, извините. Там, где мы собрались, то есть тут, должен был быть ее приятель… Костя… Константин… Такой необязательный тип, и как она его терпит? Он тогда еще не пришел. А потом вообще не пришел. Но нашлись общие знакомые, то есть знакомые общих знакомых, и уже вроде не чужая компания. На вечеринках всегда так. Пока ждешь друзей, все гости становятся приятелями. Даже интересно с новыми людьми. И мы с Иринкой остались… Нет, можно было уйти в кино, но настроились пообщаться. Вы понимаете? Странно… Я мало пью, честное слово. Все пойло, даже самое дорогое, – или горькое, или кислое. Клянусь, ничего вкусного среди горячительных напитков я не обнаружила. Обычно пригублю, чтобы сторонники всеобщего равенства в скотстве отстали. Они, как сами опьянеют, перестают следить за другими. И я целый вечер брожу со своим первым и последним стаканом… Но неделя выдалась адская. Представляете, часов восемь обсуждаем идеи сценариев коллективно, затем кофе, и с полуночи до рассвета пишу сама… Наверное, переутомилась, и организм слишком серьезно отнесся к алкоголю. Вы что, меня сняли? Это со мной впервые, жалко, что ничего не помню.

Он был потрясен ее многословием:

– Не имею обыкновения водить к себе незнакомых нетрезвых женщин.

Она в прежнем темпе, увлеченно подхватывает:

– Ну да, знакомых, приведя, на месте подпаиваете. Тоже метод… Не одобряю, но дело ваше. Лишь бы им нравилось… Как все-таки унизительна и мерзка амнезия. Я всегда ухожу с тем, с кем пришла. Но вы явно не Иринка. Значит, я вырубилась, и она меня бросила. Подруга называется! А если бы не бросила? Представляете, еще Иринка тут посередине… Мне-то знакомое лицо не помешало бы, но вам наверняка скорую пришлось бы вызывать. Нет, мы натуралки, не подумайте чего… А если вы наоборот, тоже не страшно… Каждый такой, какой есть… Терпимость – наше с Иринкой кредо. Хотя ее иногда заносит в нравоучения… Поработайте-ка день за днем со старым брюзгливым шефом, которому все не так. Тоже начнете Библию цитировать.

Мужчина по мере ее путаного выступления справляется с удивлением, но крайне раздражается – ерзает, нервно потирает руки и, наконец, требует:

– Объясняйтесь короче. Лаконичность – сестра таланта. Но и ваша бездарность должна иметь границы. Я с наслаждением спустил бы вас с лестницы, только мне необходимо выяснить, как нетрезвой дуре удалось проникнуть в мою квартиру.

Женщина опять готова продемонстрировать упражнение «глаза на лбу»:

– В вашу?! Разве это – ваша квартира? Странно. Вчера хозяином представился совсем другой мужик. Старше вас. И толще. Но веселее и симпатичнее. А, поняла! Ваш друг… Или папа… Знаете, сейчас полно сообщений о тринадцатилетних отцах… Выходит, они всегда были, просто о них не писали в газетах… Словом, он позвал гостей и оторвался. В ваше отсутствие, на вашей территории, как водится, за ваш счет. Вы пришли домой поздно, изволили гневаться, разогнали компанию, отправили родителя на моторе восвояси, прибрались и легли спать.

Он, что называется, темнеет лицом, но врожденное чувство юмора опережает гнев:

– Лег, не заметив вас в своей постели?

Она отзывается не без кокетства:

– Я маленькая. Худая, потому что вечно поесть не успеваю. Или забываю, когда перехочу. Засыпаю, свернувшись калачиком. Могу сойти за складку на пуховом одеяле, особен но в темноте. Поэтому не вздумайте извиняться за то, что не заметили.

Он буквально взвивается, распрямляя спину:

– Извиняться? Мы с вами не в дверях театра столкнулись. И какое пуховое одеяло в июле? Вы не видите, что укрыты тонким покрывалом? Не наглейте и не забалтывайте меня. Я работал за компьютером в кабинете до двух ночи. Анализировал политическую ситуацию в стране и мире, кстати. Потом готовился ко сну, так сказать, при включенном свете. Да и, ложась, не мог не ощутить рядом постороннее тело, пусть и невменяемое. Или объясняйте, как попали в запертую изнутри на все замки и щеколду квартиру, мне, или я вызываю полицию. Впрочем, не исключено, что я ее в любом случае вызову. Она почти умоляет:

– Я не меньше вас заинтересована в том, чтобы вспомнить. А то еще поважусь проникать в чужие койки, уработавшись до бессознательного состояния. Полицейские же обхохочутся под ваш рассказ о запертой изнутри двери и молодой красавице в приличном белье, которую вы обнаружили у себя под боком…

Его сарказм нарочито груб.

– Красавице? В зеркало не забудьте посмотреться перед уходом.

Ее реакция безмятежно-естественна.

– Косметика размазалась? Странно, моя тушь не течет ни в ливень, ни в снегопад. Ее не всякое средство для снятия макияжа с первой попытки берет. Вот раньше, когда я по нищете студенческой всякой дрянью красилась, бывало, шарахались люди…

Мужчина начинает возмущенно:

– Прекратите делать вид, будто мы – персонажи двусмысленного анекдота. – И вдруг брезгливо спрашивает: – А вы ничем э-э-э… заразным не больны?

Женщина тоже беспокоится, но отнюдь не за него:

– А вы? Допускаете, что между нами что-то было?

Он зол и не собирается этого скрывать:

– Исключено. Но вы, можно сказать, с улицы… В тонком белье, на моей простыне…

Она пытается не бояться его ярости:

– По которой с меня на вас ползут и ползут миллионы болезнетворных микробов. С моей точки зрения, человечество погубит не ядерная война. Нас уничтожат взбесившиеся вирусы. Правда, будут встраиваться в наши гены, пока не возникнет мыслящий вирус. А миллиарды людей в ходе такой эволюции погибнут от жутких заболеваний.