Стратегический взгляд: Америка и глобальный кризис - Збигнев Бжезинский

Прочная антимилитаристская демократия, принятие оборонного покровительства Америки и целеустремленность в восстановлении разрушенного хозяйства создали в Японии благодатную почву для быстрого экономического роста. ВВП Японии, при высоком уровне сбережений, умеренной заработной плате, целенаправленном упоре на разработку высоких технологий и притоке иностранного капитала благодаря энергично продвигаемой экспортной продукции, вырос с 500 миллиардов долларов в 1975 году до 5,2 триллиона в 1995 году[2]. Непродолжительное время спустя успех Японии повторили — правда, в условиях более авторитарного строя — Китай, Южная Корея, Тайвань, страны АСЕАН и Индонезия, а также более демократическая Индия.

В середине XX века Америка отличалась относительным благодушием и сперва не особенно замечала новую роль Японии в мировой экономике. Однако в 1980-е и в начале 1990-х Япония вдруг превратилась в источник беспокойства. Тревогу вызывала не столько геополитическая напористость Японии (остававшейся как-никак верным союзником Америки и исповедовавшей пацифизм), сколько очевидное преобладание на американском внутреннем рынке японской электроники, а затем и автопрома. Паранойя подогревалась паникёрскими репортажами СМИ о приобретении Японией контрольного пакета акций ключевых американских промышленных предприятий (в том числе символически значимых — как Рокфеллеровский центр в Нью-Йорке). Япония превратилась в центр экономического влияния, торговый гигант и даже растущую угрозу американскому промышленному и финансовому мировому господству. Японию как «супергосударство» склоняли на все лады и в паникерских публикациях СМИ, и в демагогических речах в конгрессе. Панику, которая поутихла только после «потерянного» для Японии десятилетия 1990-х, сильно замедлившего её экономический рост, подпитывали научные теории, предвещающие, что Страна восходящего солнца обречет американскую экономику на неизбежный закат.

Несмотря на то что опасения насчет захвата Японией мировой экономики не оправдались, её послевоенный скачок открыл Западу глаза на имеющийся у Азии потенциал для экономического и политического первенства. Это подтвердили последующие экономические успехи региона, особенно начатая по японскому примеру Южной Кореей в 1960-х годах программа развития экспортно-ориентированной экономики. К 2010 году президент когда-то нищей Южной Кореи мог с уверенностью заявлять о готовности страны играть ведущую роль в принятии глобальных экономических решений, — символическим тому подтверждением послужило проведение в Сеуле форума «Большой двадцатки» в 2010 году. Тайвань и Сингапур также продемонстрировали пример динамичного экономического роста и социального развития, далеко обогнав во второй половине XX века западноевропейские страны периода восстановления экономики после Второй мировой.

Однако все это лишь прелюдия к самому решительному рывку в ранней истории мировой геополитики и экономики — реактивному взлёту Китая на вершину мирового Олимпа к первому десятилетию XXI века. Предпосылки к этому взлёту нужно искать в далёком прошлом, с борьбы за национальное обновление, начатой более века назад молодыми китайскими интеллектуалами-националистами и несколько десятилетий спустя завершившейся победой китайской компартии. Несмотря на то что губительные для социально-экономического развития «Большой скачок» и «Культурная революция» Мао отбросили Китай на несколько лет назад, в 1978 году беспрецедентный толчок социально-экономической модернизации Китая дал Дэн Сяопин с его смелой либерализацией рынка, «распахнувшей» Китай навстречу внешнему миру и задавшей направление для небывалого роста. Этот экономический скачок означает конец единоличного главенства Запада и смещение мирового центра тяжести на Восток.

Переориентация внутренней экономики Китая совпала с драматичной геополитической перестановкой — разрывом с Советским Союзом. Постепенное охлаждение и растущая взаимная неприязнь в 1960-х вылились в открытый конфликт. Так у США появилась уникальная возможность, которой воспользовался сперва президент Ричард Никсон в 1972 году, а затем Джимми Картер в 1978-м, — выступить с Китаем единым фронтом против Москвы. За три последующих столетия Китай, который, избавившись от потенциальной советской угрозы, мог теперь сосредоточить силы на внутреннем развитии, вышел в модернизации инфраструктуры примерно на тот же уровень, которого добился Запад за предыдущее столетие. Несмотря на не решенные пока внутренние этнические вопросы, касающиеся Тибета и Синьцзяна, серьёзную внутриполитическую встряску 1989 года и социальный разрыв между развитием города и деревни, достижения Китая впечатляют. Однако в конце концов и они подогрели народные и геополитические опасения Америки. Заявления о «скупке» Штатов Китаем звучали эхом былого возмущения тем, что японцы скупают акции американской недвижимости и промышленных предприятий. К 2010 году панические настроения, напоминающие вызванные в конце 1980-х Японией, заставили многих опасаться, что Китай вскоре вытеснит Америку с пьедестала ведущей мировой супердержавы.

Смещению мирового баланса сил на Восток способствовал также недавний выход на международную арену постколониальной Индии, одной из двух самых густонаселенных стран мира и тоже лелеющей глобальные амбиции. В современной Индии причудливо переплетаются демократическое самоуправление, острое социальное неравенство, экономический динамизм и масштабная коррупция в политике. Поэтому её становление как влиятельного политического игрока состоялось позже Китая. Индия старалась держаться в тени так называемых неприсоединившихся стран — сохраняющих нейтралитет, но колеблющихся в политическом отношении государств, в числе которых были такие, как Куба и Югославия, декларирующие неучастие в «холодной войне». Короткое военное столкновение с Китаем в 1962 году, закончившееся поражением Индии, было затем частично заглажено победами в двух войнах с Пакистаном в 1965 и 1971 годах. В общем и целом до недавнего времени Индия представлялась носительницей авторитетного морализаторского мнения по мировым проблемам, не обладающей достаточно авторитетным влиянием.

Это представление начало меняться в результате двух значительных подвижек: собственных ядерных испытаний, проведённых Индией в 1974 и в 1998 годах, и впечатляющего экономического роста, начавшегося в 1990-х. Либеральные реформы, включающие разгосударствление внешней торговли и инвестиций, а также поддержку приватизации, превратили когда-то анемичную и неповоротливую квази-социалистическую экономику в более динамичную, основанную на услугах и высоких технологиях, тем самым обеспечивая Индии экономический рост за счёт экспорта, по примеру Японии и Китая. К 2010 году Индию, начавшую опережать Китай по численности населения, уже считали способной перехватить у Китая пальму политического первенства в Азиатском регионе — несмотря на нерешенные внутренние проблемы (от религиозной, языковой и этнической розни до низкого уровня грамотности, острого социального неравенства, беспорядков в сельских районах и устаревшей инфраструктуры).

Политической верхушкой Индии движут стратегические амбиции, заключающиеся в усилении мирового влияния и обеспечении главенства в своём регионе. Постепенное улучшение индийско-американских отношений в первом десятилетии XXI века также укрепило мировой статус Индии, удовлетворяя её амбиции. Однако от более широких геополитических устремлений её удерживает незатухающий конфликт с Пакистаном, частью которого выступает борьба за влияние в Афганистане. В этом свете мнение внешнеполитической верхушки Индии о своей стране не только как о сопернице Китая, но и состоявшейся мировой супердержаве не выдерживает критики.

Тем не менее появление на мировой арене Китая как экономического соперника Америки, Индии как регионального центра тяжести и богатой Японии как тихоокеанской союзницы Америки не только кардинальным образом изменило расстановку мировых сил, но и подчеркнуло их рассредоточение. Это чревато серьёзными последствиями. У азиатских держав в отличие от атлантических государств времен «холодной войны» нет (и не было) регионального союза. Они соперники, поэтому в некотором отношении напоминают европейские приатлантические страны эпохи колониального, а затем континентального соперничества за геополитическое превосходство, которое в конце концов вылилось в две кровопролитные мировые войны. Азиатское соперничество может создать угрозу региональной стабильности, особенно если принять во внимание огромное население азиатских стран и наличие у некоторых из них ядерного оружия.

Разумеется, между былым трансокеанским имперским соперничеством европейских держав и современным азиатским есть основополагающее различие. Главные азиатские соперники не борются за дальние заокеанские владения, а в Европе именно из-за этой борьбы мелкие столкновения переросли в крупные межгосударственные конфликты. Стычки между азиатскими странами не выплескиваются за рамки региона. И тем не менее даже региональный конфликт между любыми азиатскими странами (из-за островов, морских путей, береговых границ) может отразиться на глобальной экономике.