Рейд. Оазисы. «Выход» - Конофальский Борис

Гладков ещё не понимает смысла этого вопроса и отвечает:

– При полных баках – две полных бочки и одна канистра.

– Четыреста двадцать литров? – Горохов выпускает в раскалённый воздух струю табачного дыма.

– Ну, где-то так. Плюс-минус пять литров, но это не считая того, что в баках, – соглашается лейтенант.

До них доносится звук работающего на холостых оборотах двигателя квадроцикла, его гоняют по такой жаре, так как к нему подключен кондиционер, охлаждающий палатку.

– Ещё вы литров пять сегодня израсходуете на кондиционер, – продолжает считать уполномоченный. – И всё равно топлива у вас хватает.

– До Красноуфимска хватит с избытком, – соглашается лейтенант.

– А с водой что? – спрашивает Андрей Николаевич.

– Воды триста сорок литров. Это не считая личных НЗ, – лейтенант, кажется, начинает понимать, почему Горохов интересуется. – Что вы задумали, господин уполномоченный?

Горохов делает затяжку и отвечает, выпуская дым:

– Оставьте мне шестьдесят литров бензина и двадцать пять литров воды и можете ехать.

– Так вы, что, остаётесь? – удивляется лейтенант.

– Ну, кто-то же должен выполнять задания, – нравоучительно произносит Андрей Николаевич.

Кажется, Гладков не совсем верит в намерения Горохова, он стоит чуть растерянный, не уходит. Теперь ситуация несколько меняется. Одно дело было свернуть поиски бандитов и всем уйти, и совсем другое дело – уйти, бросив высокопоставленного офицера Трибунала в пустыне одного.

Лейтенант мнётся, теперь он не знает, что делать, и Горохов, видя это, делает последнюю затяжку, тушит окурок об скалу, под которой они стояли, и молча идёт к палатке, в которой прячутся от жары солдаты.

По всем правилам степи, палатка не стоит в тени под скалой. Палатка – это тент, что накрывает яму-землянку, вырытую у основания утёса. Там прохладнее, под тент заведён раструб кондиционера, и тихо тарахтевший мотор тяжёлого квадроцикла давал для кондиционера ток.

Горохов откинул полог и заглянул в палатку. Гудел кондиционер, из раструба прямо на флягу с водой дул едва прохладный воздух, неярко горела лампа фонаря. Четверо солдат, мокрые и полураздетые, но с оружием, обложившие себе головы влажными тряпками, сидели, лежали внутри. Только двое повернули головы в его сторону, когда он появился. Двое других даже не открыли глаз. В палатке было заметно прохладнее, чем на улице, но вряд ли там было ниже сорока градусов. Ну, во всяком случае, здесь, внутри, можно было не опасаться теплового удара. Никто из солдат его не поприветствовал, они ещё пару дней назад заводили с ним разговор о возвращении. Первый раз эти люди попали в пекло, когда в тени термометр показывал семьдесят. Конечно, их можно понять, шла вторая неделя, как они мотались по степи, уходя всё дальше на юг, в жару, за пытающимися скрыться бандитами. Но тогда уполномоченный сразу им отказал. И теперь в своих недомоганиях после тепловых ударов они явно винили его. Это нормально. Он и сам бы себя обвинял на их месте.

Уполномоченный закрыл полог плотнее, чтобы зной не проникал под тент, и встал. Взглянул на часы и термометр. Одиннадцать часов без десяти минут, шестьдесят два градуса. Может, сегодня будет не так жарко, как вчера, но жарко будет. До семидесяти к двум часам дотянет. Так что ему тоже будет тяжело, но он не раскисал, как эти… Нужно готовить себе убежище. Он повернулся к стоящему за ним и обливающемуся потом лейтенанту.

– Оставьте мне восемьдесят литров бензина, тридцать литров воды и кондиционер, маленький, на полкиловатта, одноместную палатку. Остального топлива должно вам хватить до оазиса.

Гладков молча кивнул: да, должно хватить, – и спросил:

– А провиант?

– Галет пару пачек, пару кукурузных блоков, штук пять банок фруктов, два кило вяленой дрофы. Ну и хватит.

– Оружие? – спрашивает лейтенант, предварительно кивнув.

– Нет, не нужно, своим управлюсь, – он секунду думает. И прежде, чем Гладков уходит, говорит ему: – Лейтенант, оставьте мне свой разведывательный мотоцикл.

Лейтенант не решается ни спросить, ни ответить, но по его лицу уполномоченный видит, что тот сомневается.

Глава 3

Пережидать зной ему пришлось одному. Ну не проситься же в палатку к солдатам, которые винят его в том, что им тут так паршиво. Искать термитник и копать времени, да и сил, уже не было, пришлось быстро раскинуть палатку у утёса и подключить кондиционер к генератору мотоцикла. Мотор работал на самых низких оборотах, но три литра топлива за шесть часов всё равно сгорело. Зато ему удалось даже поспать пару-тройку часов. Как только солнце покатилась за горизонт и как только жара стала отступать, лейтенант и его люди стали собираться. Через час, когда солнце ещё не село, они уехали. Уполномоченный без особой теплоты пожелал им добраться до дома без проблем. В ответ Гладков пожелал ему того же.

Всё. Один. Андрей Николаевич даже не стал смотреть вслед уезжающим квадроциклам. У него было полно дел. И все дела важные. В степи не бывает мелочей, а темнеет очень быстро. День – быстрые сумерки – темень.

Едва солнце спряталось, над степью пронёсся дикий и яростный заряд. После ветра пыль осела, и на небо выползла огромная, почти полная луна. Такая яркая, что рядом с нею почти не было видно звёзд. Резкий ветер с песком и пылью, он переждал его в палатке и вылез из неё, когда было уже относительно светло и над барханами привычно застрекотала крыльями саранча. Тогда он залил бак доверху, поставил канистру бензина и канистру воды на багажник. Бросил в сумку еды на сутки. И, чуть подумав, всё-таки взял с собой кондиционер. Всё остальное закопал у одного из утёсов. Там же, в тени утёса, он закидал песком лёгкий мотоцикл, что оставил ему лейтенант. Горохов надеялся, что он ему не пригодится, но если с его мотоциклом что-то случится – мало ли как всё пойдёт… – то этот солдатский транспорт будет его последней и единственной надеждой выбраться отсюда. Нет, не зря он попросил лейтенанта его оставить.

Уполномоченный залез на пологую скалу и стал смотреть на юг, потом на звёзды, потом опять на юг. После этого достал карту, компас и фонарь. Уселся и стал прикидывать свой дальнейший путь, свои действия. Подумав и сделав некоторые отметки на карте, уяснив и решив для себя, как будет действовать, он достал сигареты. Закурил, пряча огонёк в перчатку, курил и смотрел по сторонам. На степь, наполнившуюся шумом, на луну, на россыпи необыкновенно ярких звёзд, засыпавших весь небосвод. Горохов не раз оставался один на один со степью, он не боялся степи, хотя в последнее время пребывание в ней становилось для него тягостным. С возрастом всё труднее было осознавать свою незначительность на фоне бескрайнего океана песчаных волн, на фоне бездонного звёздного неба. Совсем недавно он понял, что ему хочется покоя. Прохлады. Хватит с него белых песчаных волн и кактусов, хватит с него страшной, выматывающей жары, теплой воды и еды пополам с песком. Ему уже хотелось, чтобы на глаза попадались зелёные сады и поля, а не чёртовы барханы. Чтобы в полдень прятаться на веранде дома, а не закапываться в песок под термитник, в надежде пережить середину дня с его семидесятиградусным, убивающим зноем. Ему давно хотелось к прохладному морю. На север. Впрочем, сидя на камне и разглядывая звёзды, на север не попасть…

Горохов взглянул на термометр. Сорок три? Удивительно, значит к часу ночи тут будет нежарко. Он начал думать, что после полуночи температура упадёт до благостных тридцати восьми. Это, наверное, из-за северного ветерка. Уполномоченный встал. Стряхнул с себя налетевшую пыль и расслабленность приятного безделия. Лирику эту дурацкую, про звёзды, бескрайнюю степь и благодатный север тут же позабыл. Ему нужно было сделать дело. Быстро привести приговор в исполнение и побыстрее убраться из этого ада на север. Андрей Николаевич ещё раз взглянул на юго-запад, уточнил направление. Именно в той стороне он видел следы. Ещё раз взглянул на звёзды – это чтобы лишний раз не вытаскивать компас. И, спустившись с камня, пошёл к мотоциклу. Но перед тем, как двинуться в путь, он быстро съел пачку кукурузных галет и банку дорогого яблочного компота. До рассвета этого должно было ему хватить.