Тайфун - Владимир Возовиков

С поворотом в долину боковой ветер вышиб слезу, больно ломило руки, деревенеющие на лыжных палках, но Дагаев не убавил шагу, не остановился, даже когда позади справа багрово полыхнули отсветы пламени, донесся грохот разрывов, длинно залился пулемет и ему отозвались автоматы, торопясь перекричать друг друга, сливая голоса в сплошной треск. Отряд, подхлестнутый стрельбой, еще быстрее заскользил в сумерки, на ледышку синей звезды, проглянувшей над седловиной лесистого хребта. Там из горного распадка выползал в долину колонный путь.

Перестрелка за спиной шла недолго — слишком неравны силы сражающихся. Амурко, наверное, отошел в лес и теперь торопится со своими разведчиками к месту сбора под скалой. От дефиле ветер еще доносил сердитое ворчанье моторов, там изредка вспыхивали фары, — видно, расчищался загроможденный путь…

Гул многих машин и характерный скрежет траков Дагаев услышал сразу так отчетливо, что удивился и вскинул голову. Вершины елей и кедров снова клонились в одну сторону, но теперь уже на запад. Ветер — вот в чем дело! Ветер в минуту принял одно направление, он словно выровнял таежный шум, оттого и гул моторов, металлически ворчливый, перемежаемый скрежетом траков, звучит резким диссонансом и далеко слышен. В смутном посветлевшем небе, над тонкой облачностью, стремительно летело размытое пятно лунного диска — тучи шли с моря. Значит, все-таки грядет «Мария»…

Дагаев спокойно пропустил колонну головной роты. Его зоркие глаза разведчика высматривали на сумеречной дороге то, что они привыкли высматривать особенно пристально, — машины управления. И когда те появились, он скомандовал залч, и другой, и третий…

Вспышки разрывов вырвали из мрака угловатые «летучки» и вездеходы, идущие за ними тягачи с минометами на прицепе, бесстрастные конусы черных елей, щербатый разлом гранита на противоположном склоне; в цветном мерцании пляшущей по сугробу ракеты заметались фигуры людей, выскакивающих из машин. Команды, окрики, лязг затворов, забористая брань и все покрывающий медный бас:

— Остановите вторую роту!.. Фронтом направо, в обход!..

Недалеко от Дагаева, прислонив ствол пулемета к толстому кедру, длинными очередями бил по колонне Нехай, дальше — редкие вспышки гранатометов. Внезапно из глубины распадка, откуда вышла колонна, слепяще полыхнули длинные огни, и резко, плотно сжался, ударил в лицо воздух. «Танки, — догадался Дагаев, — бьют прямой с дороги — пора ноги уносить!» — и выстрелил сигнальной ракетой в сторону долины.

Уходили опушкой, спеша, рискуя сломать лыжи о деревья и камни; хорошо еще, что снег уплотнился от ветров, легко проникающих на опушку из долины, — в здешнем краю он падает влажный, тяжелый, и там, где гуляет ветер, по нему можно ходить без лыж.

Стрельба позади затихала: «противник», очевидно, обнаружил отход группы. Раздавались лишь отдельные, как бы остерегающие выстрелы и автоматные очереди, но еще оставалась опасность преследования.

Дагаев не убавлял хода, то и дело поглядывая в небо, которое темнело, опускалось ниже, обещая буран. Заблудиться он не боялся. Двухкилометровой ширины долина сжата горными хребтами, впереди ее пересекает ручей с высокими изрезанными берегами. По нему легко выйти к месту сбора, потому что ручей огибает скалу и рощицу старых кедров, где зарыта в снегу палатка и где теперь, вероятно, их ждет Амурко. От мысли, что задание выполнено, Дагаеву становилось легко и весело, пьянил теплый морской ветер, любая цель казалась доступной. Он все-таки остановил, заставил потоптаться неприятеля, а если в последнем бою его группа разгромила штаб, в чем Дагаев не сомневался, посредники наставят «противнику» таких минусов, что он не скоро придет в себя.

Дагаев недолюбливал майора Филина за чрезмерную въедливость и скупость на похвалу, побаивался его непостижимой осведомленности во всем, его пронизывающего совиного взгляда — прямо-таки врожденный разведчик! Но сейчас Дагаев хотел бы предстать перед начальником разведки с лихим рапортом, который приготовил заранее: «Товарищ майор! Группа специальное задание выполнила. Потерь нет. Обмороженных нет… Готовы выполнять новый приказ…»

Эх, услышала бы его в такую минуту Мария!..

Устыдясь наивности собственных мечтаний, Дагаев остановился, сердито оглядел свое маленькое войско. Трое шли вплотную за командиром, четвертого не было видно. Настроение Дагаева испортилось от тревоги за Воронова. Ждали, пока среди темных стволов не появилась белая фигура лыжника. Дагаев сухо распорядился, чтобы последним в группе шел ефрейтор Денисов, и уж было шагнул вперед, как издалека донесся отголосок стрельбы. Разведчики замерли, слушая ветер. Тяжело дышал подошедший Воронов… Вот опять далеко загремело.

— Неужто наши все еще воюют? — спросил Денисов.

— Держи карман! — отдуваясь, ответил Воронов. — Они уж, поди, чаек попивают в палатке. А это «противник» постреливает на всякий пожарный. Задали мы ему жару! Пуганая ворона, говорят, куста боится.

— Кустов тут богато, — отозвался со смешком Нехай. — Та й вороны попадаются.

Воронов, конечно, понял намек, но, как бы отводя его от себя, подыграл юмору собеседника:

— И нехай им всюду мерещится!

Денисов и Нехай с готовностью рассмеялись, заглаживал размолвку. Нехай спросил:

— Товарищ лейтенант, дозвольте покурить? Уши пухнут!

— Можно, только в рукав. И станьте за кусты. Проверим заодно, нет ли погони…

Дагаев все еще был раздражен отставанием Воронова, наверное, оттого ему не понравился и новый намек на чай в палатке, и хвастливое заявление: «Задали жару!», хотя самодовольные мысли только что носились и в его собственной голове. Рано упиваться победой. Вот они, целые и невредимые, прячутся в лесу, и боеприпасы у них еще есть, а «противник» все-таки движется к перевалу. Сдержанно сказал:

— Товарищ Воронов, держите себя в руках. Чтоб ни на шаг не отставали больше от группы.

Тот ответил не сразу:

— Попробую, как сказал мой знакомый, йог-любитель, когда ему предложили в час «пик» проехать на автобусе через город с ежом за пазухой.

Разведчики рассмеялись, и Дагаев тоже улыбнулся, подумав: «Хорохорится, черт. Что ж, это уже хорошо, может, и не зря мы его взяли?»

— Ах, Воронов, любыми дытына, с тобой бы не воеваты, а шутковаты, — прогудел Нехай.

«Любимое дитя»… А ведь Нехай нрав…

Дагаев пристально всмотрелся в лесную темень. За Амурко пока не тревожился — сержант из местных охотников, настоящий таежник, он, если надо, пройдет горы насквозь без единой спички и сухаря в кармане, да еще и других за собой проведет. Мысли Дагаева в эту минуту отдыха были о другом. «Что же сейчас поделывает Марля? Да что она может делать? Небось сидит на лекции в своем вечернем техникуме, слушает, пишет конспект и урывками думает…» Вот о чем она думает, кроме лекция, вернее, о ком думает Мария, — больше всего на свете интересовало Григория Дагаева. Чтобы узнать это, он не пожалел бы и половины жизни. Но хоть всю отдай — разве узнаешь? Наверное, мысли девушки так же непохожи на его мужские, как не похож ночной бой в. горах на хороводный танец под песенку про «беспечные снежинки», которую Дагаев подслушал однажды на детсадовской площадке, где так увлеченно дирижировала Мария.

Одно время Дагаев считал: Мария только и думает о нем — разве не в том признавались ее улыбающиеся при всякой встрече глаза? Его самонадеянность улетучилась после того, как однажды при расставании она, настойчиво отняв руку, сказала: «Не надо, Гриша. Мне пока нечего тебе ответить».

Холодная горечь уязвленного самолюбия, и чувство внезапной пустоты, и унизительно-ревнивая мысль: кто-то перешел дорогу Григорию Дагаеву… Может быть, морячок-отпускник, что не пропускает ни одного вечера танцев в гарнизонном Доме офицеров? Уважающие себя люди отдыхают на берегах теплых морей, на южных турбазах, где избыток загорелых красавиц, а этого принесло в глухомань — завлекать и без того: немногочисленных невест золотыми шевронами и якорями. Вот и Мария прямо порхнула навстречу, когда моряк пригласил ее на танец… Хотя где-то в душе Дагаев не мог не признать, что моряк симпатичный парень… Или тут замешался Сережка Лобов, известный в гарнизоне сердцеед, у которого ежемесячно заводится новая поклонница? То-то он и к Марии норовит подсесть в кино, и возле детского сада в конце рабочего дня; Дагаев замечал его не раз. Подойти бы, встряхнуть за ворот: «Оставь девушку в покое, не мути ей голову зря!» — да как в таком деле подступишься? Вдруг ей нравятся Сережкины ухаживания, рассердится, на смех поднимет…

— Товарищ лейтенант, мы готовы в путь, — тихо сказал Денисов. — А погони-то нет.

— Да, похоже. — Дагаев оттолкнулся палками, скользнул за деревья, выводя группу в открытую долину, где идти было легче. В лесу совсем потемнело, небо опустилось до самых вершин. В ровном гудении тайги теперь слышалась открытая угроза.