Это Вам для брошюры, господин Бахманн! - Карл-Йоганн Вальгрен

Хуже всего в столице, написал я Бахманну, там-то всё без исключения, от интерьера дома до фасона башмаков, притащено с уик-энда в Лондоне. Это звучит пугающе, написал я Бахманну, но мои соотечественники, к коим вы испытываете такой извращенный интерес, по сути своей не что иное, как стая бездушных воров, культурные изгои, варвары с тысячелетним стажем, грабители духа и насильники мысли, кровопийцы, вампиры, лишенные интеллекта, фантазии и инициативы, все поголовно плагиаторы, написал я Бахманну… и если их оставить в джунглях, они, будучи духовно совершенно не самостоятельными, тут же начнут подражать приматам, и скоро, очень скоро, как только с них сойдет позаимствованный в соседних, истинно культурных странах лоск, очень и очень скоро, написал я Бахманну, скорее, чем вы думаете, они поселятся на деревьях, разучатся пользоваться орудиями труда, начнут искать вшей друг на друге, питаться фруктами и прутиками ворошить термитники, как это делают шимпанзе.

Это абсолютно, совершенно бездушный народ, написал я Бахманну, народ с ужасающей ментальностью. Поверьте, Бахманн, этот народ, которому вы хотите сделать рекламу в вашей более чем сомнительной брошюре, – этот народ может, к примеру, по приказу властей, внушающих им непонятную и ничем не поколебимую веру, этот самый народ может по приказу властей совершить коллективное самоубийство – настолько глубоко въелась их рабская ментальность; они настолько не имеют свободной воли, что абсолютно неспособны к индивидуальному мышлению, неспособны более или менее критично относиться к законам, бюрократии и вообще начальству. Они считают, написал я далее Бахманну, что любой выпущенный властями циркуляр имеет силу закона природы. И поэтому вряд ли кто-нибудь из них повысит голос, если власти предержащие потребуют, чтобы все они повесились по случаю Дня нации. Этот рабский менталитет, написал я Бахманну, подтверждается целым рядом документов. Он введен в норму. Он составляет психологический фундамент нации. Случалось даже, что власти рассылали всему населению указания по здоровому питанию, то есть там предписывалось, что следует есть, а что не следует, – и они послушались, Бахманн! – написал я Бахманну, они послушались! Они стали есть именно то, к чему призвали их власти; если бы власти порекомендовали им есть крысиный яд, они бы и его сожрали. А средства массовой информации – господи боже мой, Бахманн! – все, что они пишут, так же как и все то, о чем вещают власти, является законом для всех.

Когда я был ребенком, написал я Бахманну, газеты и телевидение, скорее всего по наущению бюрократов, затеяли проект, единственной целью которого, как мне теперь кажется, было проверить степень слепого послушания этого пожизненно пораженного вирусом рабства народа. Ко всем газетам были приложены особые картонные очки с цветным целлулоидом, так называемые стереоочки, написал я Бахманну; не помню уже, то ли правый глаз был красный, а левый зеленый, то ли наоборот. Газе ты и телевидение призвали всех подданных этой страны в определенное время надеть эти очки – телевидение будет показывать так называемый стереофильм, причем его стереоскопичность можно почувствовать, только нацепив себе на нос эти стереоочки. В этот вечер вся деятельность в стране была парализована, написал я Бахманну, вся нация в своем безграничном идиотизме уселась перед телевизорами и смотрела на экран через эти дурацкие стереоочочки… это было жутко, Бахманн, написал я Бахманну, это был какой-то страшный сон, поскольку ни один человек не испытывал при этом ни малейшей радости, все они уставились в телевизор исключительно из страха нарушить закон природы и тем самым навлечь на себя Божью кару.

Я мог бы привести еще много примеров, написал я Бахманну, вся история моей страны построена на подобных примерах. Вы были когда-нибудь в соседней стране, Бахманн, в стране, граничащей с моим отечеством на юго-западе? Это относительно свободная страна, и контраст с рабской ментальностью моих соотечественников особенно разителен, поскольку эти две страны отделены друг от друга всего-навсего небольшим проливом.

В моем отечестве власти предержащие с незапамятных времен контролируют эмоции своих вассалов, написал я Бахманну, даже более того, контролируют потребность в эмоциях, они хотят управлять всей правой половиной коры головного мозга – и, как естественное следствие, придают огромное значение контролю потребления подданными различных стимулирующих жидкостей и препаратов, контролю тяги к состоянию опьянения, главным образом алкогольного, написал я Бахманну, – а почему? А вот почему, Бахманн: алкоголь дает выход эмоциям, алкоголь вызывает смех, страдание, радость, даже горе – одним словом, освобождает подавленные чувства.

Именно в этой области извращенческая потребность властей в контроле и не менее извращенческая приспособляемость подданных выступают особенно ярко; короче говоря, мазохистское желание подвергаться дрессуре особенно, даже мучительно ярко видно, если сравнить его с относительной свободой в соседней с нами стране.

Недавно я побывал в столице этой страны, соседствующей с нашей на юго-западе, я побывал там в обществе, кстати говоря, одного из ваших земляков, тоже писателя, написал я Бахманну. Назовем его П. Мы стояли на одной из паромных пристаней, куда ежедневно прибывают тысячи людей из моего так называемого отечества. Мой коллега П., ваш земляк, очень удивлялся так называемым пивным туристам, то есть этим одичавшим толпам, сотням, даже тысячам моих соотечественников, которые, отводя в смущении глаза, катят перед собой тележки с ящиками пива, штабелями по пять-шесть ящиков, как башни; они волокут их, бормоча какие-то языческие заклинания, из ближайшего к причалу магазина.

Может быть, это какой-то веселый праздник, поинтересовался мой коллега, какой-нибудь пивной фестиваль? Я покачал головой. Тогда, должно быть, это соревнование, предположил он, или эстафета, может быть, они хотят побить какой-то рекорд? Он чуть не умер от смеха, когда я объяснил, что эти люди тащат все это пиво домой, поскольку здесь, в этой стране, оно чуть не вдвое дешевле, чем у них дома. Они волокут пиво через государственную границу? – корчась от хохота, спросил П.

И я вынужден был открыть ему унизительную правду, после чего смеяться он перестал.

В тот же день, написал я Бахманну, чуть позже, мы прогуливались в старом центре города, столицы соседней страны. Повсюду сидели мои соплеменники и, блудливо посмеиваясь, вливали в себя пиво в немыслимых количествах, многие уже пьяные в стельку, кто-то уже без сознания, у кого-то вся одежда перепачкана блевотиной. Дома-то они бы даже не подумали пить крепкое пиво к ланчу, сказал я П., там это считается смертным грехом, тот, кто это делает, наверняка угодит в ад, не говоря уж о том, чтобы выпить рюмку шнапса к завтраку, это просто совершенно исключено; в выходные они напиваются до бессознательного состояния, но в рабочие дни – упаси Бог! – даже промыть ранку аптечным спиртом уже считается преступлением. Чем больше я рассказывал П. об обычаях моего так называемого отечества, тем более переполняло его чувство брезгливости, ему были отвратительны все эти извращения на моей так называемой родине…

Подумать только, люди вынуждены ехать в другую страну, чтобы решиться выпить пива или рюмку водки к ланчу, – в любой другой стране это считается совершенно нормальным. Мой коллега П. пришел в ужас. Дома их бы мучила совесть, сказал я П., дома они совершенно забиты, и даже здесь, в соседней стране, сказал я П., они изнемогают от стыда, потому что знают, что обманывают в какой-то степени контролирующие органы, которые они сами же и посадили себе на шею. Они верны своей ментальности, где бы ни находились, сказал я П., и особенно это заметно, когда, бормоча свои языческие мантры, они волокут полдюжины ящиков с пивом вдоль причала в этой соседней стране. Здесь их рабская психология достигает своего апогея, сказал я П. Здесь они достигают высшей точки в своем идиотском стыде и эмоциональной импотенции, они просто тонут в ней, как, впрочем, и в собственной блевотине, сказал я П., как и в собственной блевотине, причем в самом буквальном смысле, ты же это заметил, сказал я П., но когда они приезжают домой…

О, когда они приезжают домой, они не жалеют слов осуждения, не жалеют злобы и ехидства, чтобы осудить эту соседнюю страну, откуда они только что приехали, нагруженные, как волы, ящиками с пивом… и особенно яростно они критикуют алкогольные законы этой соседней страны, а их политики поднимают вверх указующий перст и пытаются учить своих коллег-политиков в этой соседней стране, как и что им следует предпринять для борьбы с алкоголизмом… а те только качают головами, уже сотни лет зная, с кем имеют дело, зная, насколько извращен этот ханжеский народ, и я не хочу быть неправильно понятым, Бахманн, написал я Бахманну, меня совершенно не интересует алкогольная политика, по моему мнению, в политической повестке дня есть куда более важные вопросы, я сам не пью, написал я Бахманну, поскольку алкоголь скверно влияет на работу, так что я уже давным-давно трезвенник, но все, о чем я пишу, Бахманн, не что иное, как симптом извращенного святошества, болезни, вот уже сотни, а может быть, и тысячи лет свирепствующей в той стране, которой вы, к моему ужасу и огорчению, собираетесь посвятить вашу малопонятную брошюру.