Дамочка с гарантией - Татьяна Игоревна Луганцева
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— А старшая дочка Карла? — вдруг встрепенулся Георг. — Вы же говорили, что он один раз был женат, и там появилась наследница. Старшая.
— Молодец, внимательно слушал, — похвалила его Ася. — Конечно же, она живет с «доброй душой» — Яной.
— Я сказала, что у меня двое детей, чтобы не сглазить. Я очень хочу и надеюсь, что их будет трое. Делаю все, чтобы по документам Настя стала моей дочерью. Именно дочерью, никакого опекунства. Там есть определенные сложности, потому что работают юристы и с русской, и с чешской стороны. Чехи не хотят потерять ее, а я в жизни не поменяю гражданство. Настя привязана ко мне, ее мать в тюрьме и полностью лишена прав на девочку. У Насти просто никого больше нет. В любом случае, ее ближайший родственник — это моя Ева, они родные сестры по отцу. Девочки должны расти вместе.
— Я полностью с тобой согласна, — кивнула Ася. Сама она воспитывала уже подросшую родную дочь и, так получилось, в роддоме она взяла еще одну девочку, так и растила их обеих, не делая между ними никаких различий.
— Какие вы, женщины, интересные… — сделал паузу Георгий.
— В смысле?
— А как вы думаете, почему все мужики изменяют? Есть один образ — мать и жена. Мать твоих детей — это святое, и как-то странно заниматься грязным сексом с таким святым человеком.
— А секс обязательно должен быть грязным? — подняла тонкую бровь Цветкова.
— Это чтобы удовлетворить второй образ, который живет в голове у мужчины. Этакая свободная, развратная, любвеобильная нимфоманка, которая, тем не менее верна своему мужчине. Она не обременена пеленками и готовкой… Ее грудь свободна от молока, а надеты на ней не халат со следами детской отрыжки, а… впрочем, может быть, ничего не надето или только кружевное белье. Мужику нужна еда и вот это… Это не менее важно, чем еда, — с таким смаком подытожил Георг, что женщины пооткрывали рты от изумления.
— А тебе не кажется, что во втором образе очень много несостыковок? Скорее, это робот, проститутка или голограмма.
— Э, нет, девочки, так можно было бы подумать, если бы не одно «но». Это вы все — оборотни. Встречаешь сексуальную развратницу, а в конце получаешь неряху в растянутой футболке с висящими на ней и вечно орущими детьми. Вот это метаморфоза, и как это вам удается?! Именно поэтому мужчины и боятся жениться. Это же только в сказках лягушка превращается в принцессу. А в браке скорее наоборот: мужчина брал в жены принцессу, а получил лягушку. Нет-нет — огромную бородавчатую жабу! Которая думает только о своей икре, то есть потомстве, и о том, чтобы набить брюхо. И вот здесь ее жабий взгляд обращается к законному мужу и пожирает его с ненавистью, если он мало зарабатывает. И дальше в семейной жизни начинается другая сказка — о старике и старухе, я бы даже золотую рыбку тут опустил, совсем не главный персонаж. Старухе все мало, мало…
— Ну и фантазия у тебя… Понятно, что художник, — отметила Ася. — Только под старость вы что-то все становитесь одинаковыми. Это когда уже кружевное белье не так волнует, и взор обращается к семейному столу, где уже сидят выросшие дети, внуки. И ты вдруг понимаешь, что вот оно — счастье. Счастье, выращенное женщиной в халате со следами детской отрыжки, с красными, невыспавшимися глазами и с мыслями, в которых «секс» занимает не первую строчку в списке. Так что с вами тоже происходит метаморфоза, и все в одну сторону. Конечно, это если ум есть.
— И все-таки народные сказки навыдумывали женщины. О золотой рыбке, о жабе, превращающейся в царевну… Или эротическая фантазия о трех богатырях и о Черноморе с его отрядом… тридцать три богатыря. Да и белочка там с золотыми орешками тоже для вас… камения, золото… Вы, женщины, просто ненасытные, — сказал Георг.
Яна рассмеялась в голос:
— Зато про чудище с аленьким цветочком и про Емелю на печи — это явно от вашего брата идет.
— Один-один, ребята! Или как там? Брейк! — сказала Ася, осматривая вид с крыши. — Все-таки потрясающе!
— Что именно? — уточнил Георг.
— Я про Питер. Он один такой на свете. Есть города с историей, типа Рима. Еще какая история! Есть города со своеобразным климатом, типа Лондона, где можно выйти в город и словно окунуться в молоко. А есть города, где сносит крышу от красоты архитектуры: Будапешт, Вена… Города с реками и набережными… Города с театрами, балетом, талантливыми людьми. И это все соединилось здесь, в Санкт-Петербурге. Да плюс еще люди — герои. Атмосфера, впитавшая в себя и роскошь дворцов, и нищету задворков, сам воздух пропитан особой аурой, — восхищенно выдохнула Ася.
— Эх, хорошо сказала, я бы лучше и не смог, — похвалил Георг. — Я тут тоже словно рыба в воде. Богемный город. Но все-таки хочу вернуться к нашим баранам. Мужики у вас все сволочи, все гулящие, а вы все святые, так получается? Вот взять, к примеру, тебя, Яночка, — он цепким взглядом окинул стройную фигуру Цветковой.
— Это смотря для какого примера, — поежилась Яна, поправляя подол шелкового платья, который постоянно норовил задраться от любого дуновения ветерка на этой ветреной крыше.
— Для жизненного. Ты, конечно, женщина красивая, спору нет. Любой бы хотел с тобой замутить, но смотря что… Яркий роман — да, а по серьезному? У тебя трое детей, надеюсь, что тебе все-таки удастся удочерить девочку, а двое других от разных мужчин, с одним из которых ты даже не была в законном браке.
— Звучит не очень, — согласилась Яна. — Намекаешь на мой моральный облик? Не состояла в монастыре, это точно.
— Нет, это немного портит твою красивую картинку. Ну, и… не хочу вас обидеть, девочки, но вам уже не двадцать лет. Да с таким прицепом!
— Не хотел, девочки, вас обидеть, да взял и обидел! — передразнила художника Цветкова, улыбаясь.
— Каждая девочка мечтает о принце, а наша девочка первая взяла и послала принца! — указала рукой на подругу Ася. Она словно пыталась таким странным образом ее защитить.
— Ну и дура! — ответил Георг.
Яна выплеснула шампанское ему в лицо, смачно попав
