Пепел Клааса - Александр Плонский

В рядах ВэКаПэбэ - с восемнадцатого, три года на фронтах гражданской. Выдвиженец. В других партиях не состоял, в оппозициях не участвовал. Родственников за границей, слава богу, не имеет. Всегда честно выполнял порученную работу. Голосовал только единогласно. Совсем недавно, к Первомаю, наградили грамотой - наверху слева товарищ Ленин, справа товарищ Сталин.

Так за что же!

"Лес рубят, щепки летят", - эту фразу обычно произносили шепотом. А сейчас она как бы сама себя прокричала, и сразу стало все ясно.

Лес рубят. И если это делают, значит, так надо. Стало быть, для народного блага порубка. А он - щепка. Без них не бывает. Рубанули откололась...

"И сколько таких шепок!"

Он испугался самой этой мысли. Даже оглянулся: не услышал ли кто. В конце концов, лучше арестовать десять невиновных, чем упустить одного врага. Нужна бдительность, факт!

"Разберутся! Не может такого быть, чтобы не разобрались", успокаивал он себя. Однако спокойнее не становилось.

Он мысленно повторил перечисленные следователем фамилии. Кто бы мог подумать, - враги. А как ловко маскировались! С какими речами выступали! Пробрались аж в самую верхушку, на трибуне рядом с товарищем Сталиным стояли...

Чувство ненависти к этим прислужникам мирового империализма охватило его. Поделом им! Пусть их безжалостно расстреляют. Но почему из-за них должен страдать он?

Вспомнились побои, каких прежде не приходилось испытывать. Ну, дадут по уху, фонарь под глаз подставят, а чтобы вот так, словно шелудивую собаку... Бейте врагов, он разве против? Но его-то зачем? Неужели, заколодило под ложечкой, - будут еще?

Совсем как в книжке... Парень и его мамаша не хотели признаться, куда спрятали деньги. Уж как истязали их, подумать страшно. А они точно в рот воды набрали. Денег было жалко? Парень потом толковал о каком-то пепле...

Эта книжка затесалась среди картин, которые он реквизировал вскоре после революции у одного учителя. В музей их не взяли, пришлось бросить. А учитель сиганул в окно и разбился насмерть.

- Одним буржуем меньше, - сказал он тогда сгоряча.

Только какой это был буржуй...

Странно, что он никогда не вспоминал об учителе, и теперь вдруг ни с того, ни с сего вспомнил. А еще - как загонял раскулаченных в ледяные теплушки. С бабами, детишками. Эшелоны шли в Сибирь один за другим. Говорят, трупы примерзали к нарам...

Выходит, не всегда он поступал по справедливости. Отчего же сам-то надеется на справедливость?

А ну, цыц! Пожалел учителя? Кулаков с их пащенками стало жаль? Себя пожалей! Что сказал следователь? Есть смягчающие обстоятельства, но под разным углом. Разным, понял?!

"Может, я и на самом деле потерял бдительность? Запутали, охмурили, бывает же? Мой долг помочь следствию, так и скажу. Раз оно знает, могу подтвердить. Факт!"

Но тут подумалось, что фактов-то у него и нету. Из пальца их не высосешь.

За что же его все-таки взяли, ведь дыма без огня не бывает. Неужели...

Да, да, да!

В тот день они забивали козла, и однорукий Степка, он под газом был, возьми и брякни:

- Чтой ефто... ик... столько много трохцистов развелось. И стреляють их, курев, а они... ик... сновать разводиться, ако клопы...

А Макар, брат старший, тут-то и сказал:

- Т-с-с... Между нами, Левушка - голова.

Это о Троцком!

Сообщили куда надо, факт. Макару, может, и ничего, а он теперь расхлебывает. Потому как промолчал, покрыл братца.

"Что делать? Что делать?"

Не сказать - расстреляют. Как пить дать, расстреляют! А сказать... Брат ведь. Сказать - не сказать...

"Но я же большевик! Всегда выполнял свой долг перед страной и партией, выполню и сейчас, - решил он с облегчением. - Пионер Павлик Морозов родного отца не побоялся выдать. Надо было, и выдал. А я чем хуже?"

"Пепел Клааса стучится о мое сердце", - припомнились вдруг слова из той книжки.

"Какой, к черту, пепел, того и гляди, самого в прах..."

Он подбежал к двери, забарабанил кулаками:

- Откройте! К следователю мне! Я дам показания! Да-ам!!!

Капельницу еще не сняли, но стимулятор уже отключили. Вадим чувствовал себя вполне сносно и обрадовался, увидев Воронина.

- Как вы решились на этот ужасный эксперимент? - спросил старик, отдышавшись. - Ввели в компьютер программу пыток - и присоединили к нему собственный беззащитный мозг!..

- Почему беззащитный? - одними глазами улыбнулся Вадим. - Человек не всегда слаб. Надеюсь, мне удалось доказать это.

- У вас трижды останавливалось сердце!

- Однако я жив. И получил научно обоснованные факты. Вы согласны?

- Я видел компьютерную запись кругов ада, ее не оспоришь. Пепел Клааса... вот что я не принял во внимание! Ваша диссертация...

- Знаете, в чем были правы вы, а не я? Помните ваши слова...

- О бескомпромиссном выборе?

- Тогда я не согласился с вами, и зря. Прежде бескомпромиссность я отождествлял с принципиальностью. Теперь увидел, сколько она причинила зла. Попытки установить монополию на правду всегда заканчиваются трагедией.

- Вот видите, а вам эта мысль сначала показалась крамольной.

- К счастью, я поумнел.

- И поседели, - добавил академик, внимательно посмотрев на Вадима. Не беда, это все равно бы случилось. Да, чуть не забыл! В вашей трагической эпопее меня поразила одна параллель...

- Виктор и Михаил? Ничего удивительного. Ваш рассказ о братьях-врагах показался мне символичным. Компьютеру - тоже.

Воронин с сомнением тряхнул серебряными прядями.

- Но я ведь не рассказывал, как они погибли... Кстати, "Легенда об Уленшпигеле" была любимой книгой обоих. Только каждый прочитал ее по-своему...