Эффект Эмбера - Ричард Пратер

– И чем же ты провинился?

– Да в общем-то пустяки... Некий здоровенный ублюдок-уголовник здорово отделал моего клиента. Да так, что тот попал в больницу. Я выследил этого ублюдка и шел за ним по пятам до дома на углу Флетчер-драйв и Виста-стрит. Как только захлопнулась за ним дверь, я ворвался туда с пушкой наготове, оскалив зубы и сжав кулаки, как положено. Как выяснилось позже, тот ублюдок оказался в соседнем доме, а не в этом.

– Боже правый! Ну и что же было потом?

– О, это было ужасно! Добропорядочная супружеская пара, обитавшая в этом доме, в тот вечер пригласила гостей – четверых таких же стареньких друзей, недавно перенесших инфаркт. И вдруг я вламываюсь в дверь разъяренный – а надо сказать, что в гневе я страшен, – в тот момент, когда меня никак не ожидают. Естественно, мое появление отнюдь не соответствовало обстановке умиротворенности и тихого веселья, царившей за вегетарианским столом гурманов, пробавлявшихся самбуком. Не иначе как они приняли меня за инопланетянина.

– Ты, должно быть, преувеличиваешь.

– Да, возможно. Иногда такое случается со мной. Но на этот раз все обстояло именно так. Представь себе, все шестеро – и сообща и каждый в отдельности – направили жалобы в полицию с копиями окружному прокурору, Обществу по охране прав человека и НАСА.

– Не может быть!

– Что они обратились в полицию, по крайней мере я точно знаю.

– Господи! И что они тебе сказали?

– Полицейские-то? Сначала ничего, поскольку к моменту их прибытия я уже вломился в соседний дом. Тебе будет приятно узнать, что на сей раз я не ошибся – поймал и арестовал преступника.

– Надеюсь, на этот раз ты действовал строго по закону?

– Н-не совсем. Конечно, я могу надеть наручники на гражданина нашей страны, но процедура ареста в настоящее время чересчур усложнена, необходимо соблюдение множества формальностей. И я их соблюдал. Объяснил подонку его конституционные права, извинился за причиненные неудобства, пообещал пенсию по достижении шестидесяти пяти лет, хотел даже помочь ему привести себя в порядок. К сожалению, в то время он находился без сознания.

– О-о...

– Кроме того, у этого типа обнаружились телесные повреждения весьма подозрительного свойства. И ко всему прочему была сломана нога.

– Он сломал себе ногу?

– Это я ему сломал. Понимаешь, он сбил меня с ног и принялся бить тяжелым башмаком по голове, ну и... Э, да хватит об этом.

– Понимаю. Тем самым ты навлек на себя гнев твоего друга.

– Не то слово.

– Могу себе представить.

– Поверь мне, теперь, если я ненароком побеспокою невинного гражданина – и даже отпетого преступника, – я окажусь в более неприглядном положении, нежели они.

Я помолчал, потом встряхнул головой и сказал:

– Тебе не мешало бы, Аралия, переодеться во что-нибудь... более подходящее, поскольку наверняка нам предстоит ехать в полицейский участок.

– Да? Они что, заберут меня?

– Да, нам предстоит сделать заявление, скрепить его подписью, ответить на многочисленные вопросы – словом, пройти через множество формальностей.

– Хороша. – Она быстро поднялась со словами: – Я сейчас.

– Да, поторопись. Нам еще надо кое-что обсудить до прибытия полиции. Было бы неплохо, если бы ты надела что-нибудь совсем простое, даже вовсе невзрачное. Понимаешь, некоторые из моих знакомых полицейских, особенно из голливудского подразделения, всегда рады случаю меня уязвить. Сейчас я не стану вдаваться в подробности. Но порой это приводит меня в бешенство. Особенно если первым явится этот сержант... Коваский...

Как раз в этот момент раздался громкий настойчивый стук в дверь.

– Интересно, кто бы это мог быть? – с любопытством спросила Аралия.

– А ты как думаешь? – глянул я на дрожавшую под напором грубой мужской силы дверь. – Это ты, Коваский?

То, что я назвал его по имени, было моей ошибкой. Он узнал меня по голосу и расценил мой вопрос как приглашение. Дверь была не заперта, и он немедленно вломился в номер, горя желанием взглянуть на свеженький труп. За ним последовал напарник, тоже в полицейской форме.

Аралия принялась поправлять свой и без того безупречный «земляничный коктейль». И почему это женщины всегда начинают прихорашиваться при появлении мужчин? Не спрашивайте меня, впрочем, и сами женщины вряд ли знают.

Факт тот, что женщины всегда делают этот непроизвольный жест при виде любого мужчины, будь им хоть сам бостонский маньяк. Излишне описывать, какое зрелище предстало изумленным взорам полицейских, когда Аралия воздела руки, распахнув при этом мой синий халат без пояса.

Коваский ввалился в комнату всей своей стопятидесятикилограммовой массой и, озарив меня ехидной ухмылкой, спросил:

– Ну, что у тебя стряслось на сей раз, Шелл?

Строго говоря, имени моего, следовавшего после слов «на сей раз», он так и не произнес – его заклинило на первой букве. Дело в том, что в этот момент взгляд его остановился на прихорашивавшейся Аралии, и – я готов поклясться на тысяче священных Библий – он совершенно ошалел, так что у него попросту отвисла челюсть.

– Да ничего особенного, – ответил я. – Где вы были, сержант, когда я вам звонил? Наверное, подкреплялись в офицерском буфете? Вы не могли сдержаться и не поднимать шумихи по поводу моего звонка, сержант?

Аралия направилась наконец в спальню, обронив на ходу:

– Пойду надену что-нибудь...

– Давай, – ответил я мрачным, бесцветным голосом.

Она вышла, а Коваский, все еще не оправившийся от только что пережитого шока, подступил ко мне с расспросами:

– Ну, и что ты думаешь обо всем этом?

– О чем именно? Если ты имеешь в виду труп, так он там, под одеялом.

– Мне ясно только одно: налицо голый труп. Это она его укокошила?

– Не городи вздор! Его просто хватил удар, и он свалился замертво. Возможно, остановка сердца. Скорее всего именно так. Его звали Эдвард Бретт.

– Бретт? Ты опознал его?

– Нет, я его вижу впервые. В бумажнике были его права...

– Скотт, надеюсь, ты не...

– Да брось ты... Я действовал предельно осторожно. Просто я не мог побороть профессиональный интерес.

Сержант укоризненно покачал массивной головой и подошел к покрытому одеялом трупу.

– Бретт... Эдвард, говоришь? Неужели это действительно тот отпетый ублюдок, сутенер, бывший заключенный, дважды бежавший из тюрьмы, известный под кличкой Малыш Бретт?

– Невероятно! Ты знал Малыша Бретта?

Коваский приподнял край одежды и утвердительно кивнул:

– Да, это он.

Глава 3

Я подошел к склонившемуся над трупом Коваскому.

– У него большой «послужной список»?

– Еще какой! Полдюжины арестов, главным образом за разбойные нападения с применением оружия. Надо будет уточнить кое-что. Год или два назад вышел из Q[1], если мне не изменяет память.

– Проверь, не замешан ли еще кто-нибудь в этой истории.

Я описал ему человека, которого встретил на улице неподалеку от «Спартанца».

– Тебе это ни о чем не говорит?

Коваский покачал головой.

– Мы никого не видели, когда подъехали. На Россмор была припаркована только одна машина. Мы как раз патрулировали Беверли, поэтому оказались здесь довольно быстро.

– Да, очень быстро. Держу пари: восемь против пяти, что это не «линкольн».

Сержант согласно кивнул.

Появилась Аралия в простом белом платье в красно-голубую полоску. Излишне говорить, что выглядела она совершенно неотразимой. Вскоре после этого прибыли детективы, и вслед за ними – эксперты из Центрального отделения полиции. После осмотра места происшествия и предварительного опроса мы с Аралией и двое детективов отправились в полицейский участок. Я сел в свой новенький небесно-голубой «кадиллак», Аралия же поехала с детективами в полицейском автомобиле без опознавательных знаков. Когда мы выходили из гостиницы, я заметил, что Аралия слегка приуныла, а морщинка на переносице между прелестными глазами выдавала ее озабоченность и тревогу.

Когда они уезжали, я стоял на тротуаре возле «Спартанца». Аралия сидел а на заднем сиденье в напряженной позе и жалобно взирала на меня. По-прежнему очаровательная и все-таки иная. Оцепеневшая от страха. И все время, пока не тронулся их автомобиль, ее взгляд был прикован ко мне.

Итак, до нее начало доходить. Что ж, иначе и быть не может.

Она будет снова и снова вспоминать это коченеющее тело, распростертое на полу в ее номере, и то, что предшествовало этому. И если все, что она мне рассказала, – правда, а у меня не было оснований не верить ей, сейчас она, должно быть, осознала, что сама могла вот так же лежать в собственной квартире...

Наверняка именно об этом думала Аралия. И я тоже.

В семь часов вечера, намотавшись за день, я сел анализировать собранную информацию. Днем я провел минут двадцать, проверяя некоторые досье в Регистрационном отделе и переговорив кое с кем из сотрудников Отдела по сбору информации о преступном мире. Встретился также со знакомыми офицерами из Отдела по расследованию убийств. Снова наведываться к Сэмсону я не собирался, но он знал, что я нахожусь в Отделе, и мне осторожно намекнули, что капитан «надеется», что я загляну к нему хотя бы только для того, чтобы поздороваться. Похоже, ничего лучшего мне в этом году не светило. Поэтому, прихватив не очень презентабельные снимки трех отпетых преступников, которые мне удалось выклянчить в Регистрационно-информационном отделе, я поднялся на третий этаж в комнату 314. Это был один из тех редких случаев, когда просторное помещение Отдела по расследованию убийств было практически пустым. Ни офицеров, потягивающих горький кофе из бумажных стаканчиков, ни хотя бы одного усталого детектива, составляющего отчет о работе за день.