Битва в ионосфере - Александр Бабакин

В печатный орган ГЛАВПУРа еженедельный журнал «КВС» я попал служить и работать после окончания в 1989 году редакторского отделения Военно-политической академии имени В.И. Ленина на самую рядовую должность — научного сотрудника отдела боевой подготовки и обучения войск. Ныне военная академия преобразована в Военный университет Минобороны РФ. К моменту начала нашего повествования я прослужил в редакции уже год.

В тот период Москва уже бурлила митингами, демонстрациями. На видных местах толпу будоражили лидеры зарождающихся партий. Так что лето 1990 года выдалось особенно жарким для редакции «КВС» и не только по погодным условиям. В последний перестроечный год наш военно-коммунистический и партийный журнал активно перестраивал свой облик, тематику. В нем исчезли правленые военной цензурой и заверенные во всех необходимых инстанциях многословные и нечего не дающие ни уму, ни сердцу партий но-политические материалы. Вместо них на полосах еженедельных журнальных книжек публиковались дискуссионные, аналитические материалы. У нас впервые были напечатаны в нескольких номерах отрывки из замечательной книги Феликса Чуева «100 бесед с Молотовым». Активно редакция журнала занималась и журналистскими расследованиями. После одного из моих расследований был снять с должности и уволен в запас за махинации со строевым лесом полковник, начальник крупного гарнизона во Владимирской области. В этом гарнизоне на лесной дороге меня даже пытался сбить легковым УАЗом капитан — начальник горюче-смазочной службы, который участвовал в торговых операциях своего шефа. В другом материале я, в тот период майор-журналист, рассказал вместе с полковником — заместителем начальника управления материальных ресурсов и внешних экономических связей Министерства обороны СССР о проблеме сохранения драгоценных металлов в вооружении и металлоломе в группах советских войск в Германии, Венгрии, Чехословакии. Наши войска оттуда выводились в спешном порядке. Вышедшие из строя, разукомплектованные радиостанции, радиолокаторы, системы автоматизированного управления и другое колоссальное количество радиоэлектронного вооружения нередко ушлые дельцы продавали на Западе по цене обычного железного лома. При этом не учитывались и бесследно исчезали тонны золота, серебра, платины. После этого материала сняли с должности полковника, который мне откровенно рассказал о безобразиях с драгметаллами, получили взыскания офицеры КГБ из Гохрана СССР, показавшие мне документы проверок по драгметаллам в зарубежных группах советских войск. В конце горбачевского правления и начала развала СССР уже вовсю все народное военное добро, в том числе и десятки, а может и сотни тонн драгоценных металлов из вооружения и техники продавались и расхищались. Вполне вероятно, что нашему журналу те же руководители ГЛАВПУРа, которые стремительно теряли влияние в Минобороны и не хотели мириться с всеобщей вакханалией, захлестнувшей страну и армию, дали возможность впервые писать открыто о происходящих процессах в Вооруженных Силах. Вот мы открыто и без оглядки старались говорить о таких проблемах и нарушениях, которые еще недавно были совершенно секретными в нашем государстве. В войсках обновленный «КВС» пользовался популярностью. Немало было и гражданских подписчиков.

В один из августовских дней 1990 года редактор отдела боевой подготовки и обучения войск нашего журнала полковник Александр Григорьевич Некрылов, талантливый журналист и военный писатель с лицом профессионального боксера сказал, чтобы я поговорил с одним жалобщиком. Это, мол, задание от главного редактора. Пропуск в редакцию ему уже заказан. Так, что, мол, мне надо быть повнимательнее к этому человеку.

— Его история весьма специфическая, — напутствовал меня полковник Некрылов, — запиши вашу беседу, если надо, то не стесняйся его и потребуй все необходимые документы. В общем, разберись.

К тому времени я уже обзавелся диктофоном советского производства «Электроника». Импортный был майору не по карману. Проверил в действии этот неказистый и довольно большой аппарат и стал ждать посетителя. Не предполагал тогда, что эта встреча даст такой материал, которым буду «болеть» все последующие годы. Стану искать новые крупицы информации о научном поиске и проблеме, которым ученый, пришедший за помощью в редакцию, отдал долгие годы своей жизни и, которые, в конечном счете, свели его, еще не старого человека, в могилу.

В назначенное время в дверь нашего небольшого кабине-тика негромко постучали. Затем дверь плавно открылась, и в помещение шагнул мужчина в черном костюме при галстуке. Он был выше среднего роста, несколько сутулился, волосы отдавали сединой. Его лицо не впечатляло особой красотой. Таких много на московских улицах. По образу — типичный учитель, инженер с завода или из научного института. Пройдешь, не заметишь. Тогда мне сразу почему-то подумалось, что в метро нашему посетителю школьники уже уступают место. Мужчина, расстегнув пиджак, сел на предложенный мной стул, положил на стол папку из тисненой кожи, в которых удобно носить на доклад начальству документы. После этого он как-то особенно пристально посмотрел на меня. Словно изучал чего стою и какими возможностями располагаю. И стоит ли со мной, каким-то майором вообще связываться.

— Моя фамилия Кузьминский. Генерал Кошелев, — продолжил мужчина, — рассказал, что вы занимаетесь журналистскими расследованиями, может, моя история заинтересует уважаемый военный журнал. И вы напишите действительно всю правду о моей истории без вымысла и догадок. А то ведь меня чуть ли не в расхитители народных денег обвинила одна из центральных газет.

С той беседы прошло уже 18 лет. Уже не припомню, какой был у посетителя голос, интонация. Но почему-то в памяти отложилось его какое-то раскованное, свободное поведение на новом месте. И это притом, что он не просто пришел в журнал с предложением опубликовать какой-то материал. Он просил поддержки и защиты от газетной клеветы. Но при этом не был обычным жалобщиком. Но уже после первых его слов у меня возникли вопросы.

— Почему против него ополчилась одна из центральных газет? — подумал я тогда и сделал первую запись в блокноте, — а вдруг он, действительно, в чем-то виноват и теперь старается использовать в своих целях наш журнал. Видно не случайно полковник Некрылов советовал мне записать всю беседу, проверить факты. Наверное, главный редактор генерал Ко-шелев предварительно ознакомил Некрылова с историей Кузьминского. Наверное, они пришли к каким-то выводам. Да и Кузьминского в журнал направить мог кто-то весьма влиятельный. Генерал и полковник не хотят навязывать свое мнение мне, — предположил я тогда, — генерал оставляет для себя лазейку не публиковать материал о Кузьминском. Мол, молодой майор не разобрался в этой истории.

Тот самый первый блокнот беседы с Кузьминским сохранился. Тогда с сокращениями я записал несколько вопросов. Один из них чисто для себя, мол, не перебивать посетителя и дать ему максимально выговориться. Рассказать, что у него накипело в душе. После вопроса поставил по несколько вопросительных и восклицательных знаков. Для меня они означали не перебивать посетителя, внимательнее формулировать наводящие вопросы. Однако после нескольких первых фраз Кузьминский вдруг замолчал. По его лицу было видно, что он все еще не решился все откровенно рассказать. А, может, просто собирался с мыслями. Чужая душа потемки. При этом как-то быстро пробежал взглядом по мне, словно сканировал информацию о том, к какому субъекту он попал и вообще на что я способен. Этот взгляд запомнился. Так не мог смотреть рядовой жалобщик. Скорее, наоборот, передо мной был решительный и властный человек. Но никак не из категории обиженных, которые всеми силами пытаются доказать, что им кто-то перешел дорогу, или незаслуженно не признал гениальности.

Неожиданно его взгляд упал на мой темно-синий диктофон. Вполне вероятно, что этот необычной конструкции аппарат привлек внимание посетителя. Тогда такая бытовая аппаратура советского производства только появилась в продаже и была еще в диковинку. Перехватив его взгляд, я в свою очередь поинтересовался, не будет ли возражений против записи нашей беседы на пленку. При этом невольно посетовал на качество отечественного диктофона. За три месяца он уже дважды был на гарантийном ремонте. Посетитель взял аппарат и посмотрел на задней панели название завода-производителя.

— Неудивительно, что ломается, — произнес он несколько глуховато, — бытовые изделия этого подмосковного завода идут нарасхват буквально с конвейера. Наверное, при стремительном росте объемов производства не срабатывает система приемки изделий. Какие системы выходили из строя? — неожиданно задал он вопрос.

— В первый раз пропал звук, — сразу же ответил я, — нельзя было прослушивать записи, во второй раз лентопротяжный механизм стал жевать ленту.