Малышок - Ликстанов Иосиф Исаакович

- Подумаешь, испугался! - презрительно бросила она. - Шагистый только повалил бы тебя. Он маленьких не кусает… Ты у нас живешь? Не понимаю - разве тебе в зоопарке было плохо? Ты, наверное, у мартышек научился так прыгать. Вот и сиди на сеновале, а я принесу тебе морковку. Шагистый, постереги нашу мартышку!

Обиднее этих слов нельзя было бы ничего придумать. Костя покраснел и, не раздумывая, спрыгнул со своего насеста. Шагистый положил лапы ему на плечи и, рыча, обдал лицо горячим дыханием.

- Шагистый, Шагистый, не смей! Тубо! Это свой! - крикнула девочка, перегнувшись через подоконник.

- Чего испугалась? - пряча страх, усмехнулся Костя. - Ясно, Шагистый меня не тронет. - Глядя в глаза собаке, он твердо сказал: - Свой! Понимаешь, свой! Говорят тебе - тубо!

Огоньки в зеленых глазах Шагистого потускнели. Теперь надо было вести себя смелее. Без церемонии стряхнув тяжелые лапы с плеч, Костя направился к колодцу. Поведение мальчика смутило Шагистого. Его все боялись, а этот вовсе не боялся - как видно, действительно был свой. Он притворно зевнул, искоса взглянул на девочку, тотчас же отвел глаза и опустил хвост.

- А ты где бегал? - строго спросила девочка. - Думаешь, я не знаю? Кто тебе разрешил со двора уходить? Сколько раз говорила, чтобы к Пестряковым не смел! У-у, скверный, непослушный пес! Вот я напишу папе на фронт, как ты себя ведешь, он тебе задаст! (Уши Шагистого прилегли, вид стал виноватый, но девочка уже не обращала на него внимания.) Ты на заводе будешь работать? - спросила она у Кости.

- А то где! - наливая воду в умывальник, ответил он, как отвечают на пустой вопрос.

- Я тоже сегодня оформлюсь на завод… Ты токарь или слесарь? - Не получив ответа, она фыркнула: - Подумаешь, гога-магога! Я токарем буду, не задавайся! - и захлопнула окно.

Возвращаясь в дом, Костя сказал: «Эх ты, кошкин брат» - и стряхнул на Шагистого капельки воды с пальцев. Приоткрыв пасть, Шагистый улыбнулся, и пушистый хвост едва заметно вздрогнул. Это означало: «Я понимаю, что тебя не нужно хватать за ноги». Он снова рыкнул, но уже неуверенно: на крылечке показался еще один незнакомец, с полотенцем через плечо.

- Тубо! - повелительно произнес Костя. - Это тоже свой! - И он сказал Севе: - Не бойся, не укусит.

- Очень нужно бояться! В доме еще хуже собака есть, - произнес Сева с обидой, - не позволяет в кухне умываться. Будто я не умею умываться, чтобы на пол не хлюпать… Дура!

В сенях Костю встретила Антонина Антоновна.

- Ранняя, ранняя пташка… - пропела она и, оглянувшись на кухонную дверь, шепнула: - Сева-то поцапался с моей принцессой. Вы уж под сеновалом умывайтесь, пока на ней колючки не обломаются.

- Ладно, под сеновалом даже лучше, - сказал Костя, заглянул в кадку и решил: - Воды натаскаю… Да молоток и гвоздочки дай. Скоба на крыльце как только держится…

- Похозяйничай, похозяйничай, сынок! - обрадовалась старушка. - Без хозяина дом - сирота… А я сбегаю к Ниночке Галкиной. Пускай вам на завод дорогу поближе покажет.

Когда он приколачивал скобу для обтирания ног, подошел Шагистый и на минутку уткнулся носом в его плечо. Костя почесал Шагистого между ушами и посмотрел, нет ли блох.

Старушка накормила мальчиков вареной картошкой и налила чаю. Сева по-взрослому прихлебывал из стакана, а Костя так не умел - он потихоньку пил из блюдечка. Ему стало жарко, лицо запотело, нос отсырел, и он громко втянул воздух.

- Высморкайся! - не удержалась Антонина Антоновна. - Совсем дитё, а туда же, на заводе работать… Ох, и чего этот Гитлер наделал! Сколько народу с места сдвинулось!

В дверь постучали, и вошла молодая женщина в синем вязаном берете и в сером стареньком пальто. Костя сразу догадался, что это Ниночка Галкина, которая поведет их на завод ближней дорогой.

- Здравствуйте! Где тут мои попутчики? - произнесла она мягким голосом. - Ух, какие большие кавалеры!

В кухне, где было очень светло, стало еще светлее - такой чистый смех был у этой женщины, такой радостью светилось ее милое смуглое лицо.

- Только-только вы ушли, как я письмо от Васи получила, - сказала она старушке. - Он здоров и велит вас поцеловать, вот так, и так, и еще так! Как я счастлива! Десять дней ни строчки не было… - Она постучала в дверь гостиной: - Катюша, я только что письмо от Васи получила! - Она поспешно добавила: - Наверное, завтра и вам письмо будет. Хочешь прочитать страничку?

За дверью послышался и затих шум шагов, но ответа не последовало. Старушка со стуком поставила чашку на блюдечко.

- Вот какой поперечный характер! - сказала она. - Ну, и не набивайся, Ниночка…

- Что ж, пойдемте, мальчики, - вздохнула явно опечаленная Нина Павловна. Она взглянула на старушку, будто искала ее поддержки, и, пересилив себя, постучала в дверь гостиной: - Катя! Слышишь, Катюша! Директор завода разрешил зачислить тебя младшей лаборанткой термического цеха. Приходи сегодня. Я закажу пропуск. Не забудь школьное удостоверение и метрику.

Теперь из-за двери послышался холодный, уже знакомый Косте голосок:

- Спасибо, Нина Павловна… Я раздумала поступать в термичку. Сегодня мы с Леночкой Туфик оформляемся учениками токаря в молодежный механический цех.

- Напрасно, совершенно напрасно! - забеспокоилась Нина Павловна. - Ты еще не окрепла после болезни. Доктор говорит, что могут быть осложнения. В термическом цехе тебе будет нетрудно, и ты все же принесешь пользу фронту.

- Спасибо за внимание, - насмешливо ответила Катя. - А может быть, я не хочу работать в одном цехе с… родственницей.

- Глупенькая! - шепнула Нина Павловна и сдвинула брови, будто ей стало больно.

- Вот какой характер! - повторила возмущенная Антонина Антоновна.

Спустя минуту из дому вышли трое и направились вниз по улице. Мальчики следовали за Ниной Павловной. Костя все старался понять, почему Катя относится к ней так нехорошо, но, конечно, не мог решить задачу.

Замедлив шаги, Нина Павловна подождала мальчиков.

- Лучше всего ходить на завод через Земляной холм, - сказала она. - Это самая короткая дорога. Смотрите, какой широкий вид открывается отсюда!

Город начинался неподалеку от холма и уходил далеко-далеко, за край земли. Сначала по берегу узкой речушки были рассыпаны обыкновенные деревянные домишки. Потом дома начинали тесниться, складываться в широкие улицы. Дальше все чаще встречались каменные постройки, а вдали сомкнулись высокие дома. Тут и там над фабричными трубами вились серые и ржавые дымки. По улицам рассыпались черные точки, которые издали казались почти неподвижными, - это были люди. А еще были трамвайные вагоны и автомобили - они двигались заметно для глаза.

- Однако большой городишко! - солидно повторил Костя слова, которые слышал накануне от Миши Полянчука.

- Да, городишко! - усмехнулась Нина Павловна. - В нашем городе сейчас больше миллиона жителей. И все работают для фронта, чтобы скорее дать столько оружия, сколько нужно. Мой муж, Василий Федорович Галкин, пишет, что фронтовики крепко надеются на Урал, и мы оправдаем их надежду. - Она вздохнула. - Вот и Катя идет в цех. Такая слабенькая… Она долго болела, после того как Василий ушел на фронт…

- Я хотел в кухне умыться, а она запрещает! - вдруг проговорил Сева, который все утро хмуро, замкнуто переживал стычку с Катей и все же не мог сдержать жалобу. - У нас дома мраморный умывальник, а не то что жестяной. Подумаешь, хозяйка! Жалко ей!

Нина Павловна посмотрела на него серьезно.

- Значит, вы уже повздорили, - отметила она. - Этого нужно было ожидать. Катя - такая задира! Но знаешь что, Сева, не спеши составлять о ней мнение. Катя - не ангел. Она вспыльчивая, упрямая, как козленок, но я пристыжу ее за умывальник, и она непременно раскается. А вообще она великодушная, щедрая. Когда наш уличный комитет собирал теплые вещи для красноармейцев, она отнесла все лишнее, что было… и не только лишнее… - Она хотела еще что-то сказать, но оборвала себя: - А вот наш завод!