Il Est Né - Керри Вон

Джейн убрала телефон, бросилась к двери, заперла ее.

— Надеюсь, никто не возражает. — Она оглядела посетителей, нервно улыбаясь. — Это всего в нескольких милях отсюда.

Никто не стал спорить.

Он говорил, что менялся, охотился, убивал. И не помнит.

Долгую секунду Китти смотрела на своего визави. Он отвернулся, барабаня пальцами по столу, осел как-то в пластиковой кабине, будто ему неуютно было в замкнутом пространстве.

Не стоит сразу подозревать худшее, но ситуация Дэвида вызывает вопросы. Откуда он появился? Что он делал до того, как очнулся и нашел — украл — одежду, в которой он сейчас? Могло ли это быть?

Она одно знала точно: Дэвид — вервольф, а вервольфы способны на жестокое и кровавое убийство.

— Вставай, — сказала она ему, чуть ли не буркнула. Ей не нравилось проснувшееся в ней чувство — ярость, от которой зашевелился в ней волк и кровь побежала быстрее. Такое чувство нужно держать под контролем. Но она уже предложила ему дружбу, и не хотела, чтобы это оказалось ошибкой.

— Что такое? — спросил он, понизив голос.

— Пойдем, поговорить надо. — Она мотнула головой в сторону туалетов, в коридорчике у нее за спиной.

Глядя на него в упор, Китти встала и подождала, пока встанет он. Потом резко направилась в коридорчик, увлекая Дэвида за собой.

Она затянула его в женский туалет. Если кто заметит, пусть себе думает что хочет. Держа Дэвида за ворот, она приперла его к стене. На чистой браваде старалась изобразить крутую и сильную. Если бы он захотел, мог бы зашвырнуть ее в угол, фокус был в том, чтобы не дать ему такой попытки. Подавить, изобразить доминирующую альфа-особь, и надеяться, что у него включатся инстинкты уважения и подчинения.

— Где ты был, пока сюда не явился? — спросила она в упор.

В общем, ее поведение дало результат. Он едва ли не дрожал, старался не смотреть в глаза. Ментально поджал хвост.

Она не была заранее уверена, что получится.

— Я шел по дороге. Просто шел.

— А до того?

— Не был на дороге. — Он занервничал, стал отворачиваться, переступать с ноги на ногу. — Я превратился. И не знаю, где это было.

— Что ты помнишь?

— Почти ничего.

Голос был тихий, полный страдания.

Она это могла понять: умение помнить требовало тренировки, контроля. И даже тогда воспоминания получались нечеткие, нечеловеческие, принесенные волчьими органами чувств. А у него вообще никакого контроля не было.

— Ты охотился? — спросила она, надеясь на какую-то искорку памяти. — Ты убивал?

— Конечно! Потому что для того мы и вервольфы.

Он попытался высвободиться, отодвинуться от нее. Она приподняла губу, рыча, и он застыл.

— Думай! Думай, тебе говорю! Что это было? Кого ты убивал? Большая была добыча? Маленькая? С мехом или без?

Он зарычал, оскалив зубы, от него волной поплыл запах зверя.

Она слишком сильно на него нажала и чуть не струсила сейчас, чуть не сдала назад. Агрессивность его была почти осязаема, и это ее испугало. Но Китти не отступила. Быть альфой — это было совершенно новое ощущение.

— Значит, ты мог убить человека, — сказала она.

Он отодвинулся, закрыл лицо руками, и она едва расслышала его шепот:

— Нет. Нет, это невозможно. Этого просто не может быть!

Он не знал — честно, искренне не знал. И что же ей теперь с этим делать?

Она попыталась снова, на этот раз спокойнее. Собрав все свое искусство консультанта, приобретенное за последний год.

— Попытайся подумать. Помнишь какие-нибудь картинки? Запахи, эмоции. Любую зацепку. Любую.

Он уверенно покачал головой.

— Не знаю, как это у тебя, а я ничего не помню. И ничего не знаю!

— Ничего?

— Пустота. Но ты — как ты помнишь? Не можешь ты помнить.

— Картинки, — сказала она. — Запах деревьев. Ночной воздух. Следы. Добыча. — Долгая пауза. Память заработала, вдруг, на миг — наплыв эмоций, привкус железа, эйфория победы. Да, она помнила. — Кровь. Ну-ка, что вспоминается?

Он сдавил виски основаниями ладоней, упал на колени. Заскрипел стиснутыми зубами, застонал в душевной муке. Все мышцы у него напряглись, выступили жилы на руках и на шее. Его затрясло.

Она встревожилась. Он был один, собой не владел, и на краю. Она присела рядом и тронула его затылок — просто прикосновение, целомудренное, утешительное.

— Держись, — сказала она. — Владей собой. Дыши медленнее. Вдох… выдох.

Она говорила тихо, спокойно, пока наконец он не стал дышать в ритме ее речи. И успокоился, очень медленно, разжались кулаки. Опустились руки. Лицо из сведенного судорогой стало просто печальным.

Она погладила его по волосам, оставила руку у него на плече.

— Какое-то самообладание можно сохранить. И помнить тоже можно.

— У меня была когда-то жизнь, — сказал он. — Я хочу эту жизнь вернуть.

Она не знала, что сказать. Конечно, хочет эту жизнь вернуть. Как было бы легко, если бы все можно было сделать как было — она об этом думала почти каждый день. Но если ты хочешь вернуть свою жизнь, придется тебе за это драться. Каждый день драться за власть над собой. И над ней.

— Что мне делать? — спросил он дрожащим голосом, почти всхлипывая.

— Ничего, — ответила она. — Ждем.

Если он ничего не сделал, то ничего и не будет. Полицию на него ничто не наведет. Но она даже не хотела думать, что будет, если он что-то сделал и полиция его найдет.

Когда Китти вышла, он еще некоторое время приходил в себя. Не то чтобы эта секунда наедине с собой могла бы помочь. Он был как изломанный, чувствовал себя так, будто его разбросали по сторонам.

Он совсем ее не понимал. Она такая же, как и он. Совсем такая же — чудовище, оборотень, вервольф. И при этом — совершенно иная. Настолько... уместная. И он не мог понять, как она это делает. Как она может быть такой спокойной.

Если он не может вспомнить, что случилось, может быть, сможет как-то по-другому это узнать. Нельзя ждать, пока копы его сгребут за шиворот и потащат. Хотя вряд ли это у них получится. Он знал, что будет, когда он учует опасность: тут же он перекинется и удерет.

Он вышел в коридорчик, отделяющий туалеты от ресторана. Китти вернулась за стол. Официантка налила ей кофе, и она стала его пить. Сгорбившись над столом, она оглядывалась беспокойно. Он видел в ней волка, видел, как внимательные карие глаза реагируют на каждое движение — бдительные, настороженные. Отчасти он ее боялся, боялся этой силы и уверенности. Она его за долю секунды построила.

Она верит, что он убийца, и он не может это отрицать. Не может ей сказать, что она ошибается. И не может быть уверен, что она не вызовет полицию, они с ней всего только час как знакомы. Может быть, она такое же чудовище, как и он, но она похожа на женщину, которая может стукнуть в полицию. Законопослушный вервольф. Невозможно себе представить.