Главная роль 7 (СИ) - Смолин Павел

Ну и главное, что сделано — интеграция уроков хоть какой-то физкультуры в учебных заведениях. Методические пособия рождались в муках, собираясь из никчемных ошметков имеющихся наработок, а учителей физкультуры предоставила армия — отжиматься, бегать, прыгать да подтягиваться учить умеют, и на первое время этого хватит. Бонусом интегрировали сюда же что-то вроде начальной военной подготовки и зачатков основ безопасности жизнедеятельности. Крохи формата «курам на смех», но поначалу всегда сложно, и я Петру Николаевичу за добросовестное выполнение обязанностей благодарен.

Тем не менее, даже такого хватит, чтобы в горниле Большой войны — а в ней нынешние школьники да гимназисты в массе своей воевать и станут — сгорело значительно меньше людей, чем было бы вообще без ничего. Банальный навык ловко ползать в канаве не поднимая голову, вбитый заранее, а не во время короткого курса подготовки перед переброской на фронт всяко усвоится лучше, и свою роль неизбежно сыграет.

Вот это — не НВП с ОБЖ, а приходящие в голову мысли о том, что ждет этих мальчиков, глядящих на меня с открытыми ртами и горящими глазами — «Нифига себе, настоящий Царь!» — заставляет меня иногда просыпаться среди ночи в холодном поту. Ждут их боль, холод, жирная европейская грязь, увечья и — как для многих неизбежная вишенка на и врагу непригодному к пожеланию торте — смерть. Больно, стыдно — не хочу вам этого, пацаны, вы же и пожить толком не успеете! — но иначе нельзя. Подпорками для ворочающейся совести служит уже «вчерне» продуманный пакет поощрений и компенсаций для будущих воинов. В первую очередь — шикарные «боевые» выплаты и выплаты за ранения и гибель. Ни одна семья отдавшего жизнь и здоровье солдата не должна быть брошена. Ни один сохранивший мотивацию жить мирной жизнью после демобилизации воин не должен делать это, надеясь лишь на себя: льготы в получении образования, работа с капиталистами по их трудоустройству, приоритетное зачисление детей воинов в пионерлагеря и учебные заведения — если, конечно, учиться они могут, совсем глупых чисто из-за батиных заслуг устраивать себе дороже, потому что они впустую потратят время и ресурсы Империи, заблокировав социальный лифт для тех, кто использует его эффективно. Много работы, много планов, но помогают они слабо.

Тяжела «Шапка Мономаха», но как же сладка эта ноша! Совсем иной взгляд на мир, совсем иные возможности и совсем другая цена каждого решения — это пьянит, кружит голову, заставляет каждое утро окунаться в дела с головою, и одновременно парадоксальным образом заставляет меня смотреть на реальность трезвее, циничнее и, как ни странно, вместе с этим романтичнее и с каким-то позабытым в прошлой жизни (пусть и коротка она была, зато насыщенна), совершенно детским восторгом.

Времени-то всего ничего после перерождения прошло — что эти шесть жалких лет? Миг никчемный! — а кажется, что целая долгая жизнь. Характер человека формируется еще в детстве, но статичным остается лишь у тех, кто зачем-то прикладывает для его сохранения все усилия, лихорадочно отмахиваясь от новых для себя мыслей, идей, а главное — отказывается учиться новому.

В мои времена таких было удручающе много — будто человек в какой-то момент решил, что ему хватит имеющегося, и огородился от мира до боли напоминающими тюремные казематы стенами. Я — напротив, до знаний и новых впечатлений всегда был жаден, а изменения в себе самом отмечал с великой радостью и благодарностью к самому себе. Это же тоже эволюция — те организмы, которые отказались меняться и приспосабливаться к изменившимся обстоятельствам, попросту не дожили до наших дней. Не меняться — быть врагом самому себе, а я себя люблю, как и положено ментально здоровому человеку.

За эти годы я перезнакомился лично и имел беседы с тысячами людей, и даже в коротких, формализованных донельзя встречами с необразованными простолюдинами (без всякого пренебрежения — просто как факт) старался отыскать пригодные к пристальному разглядыванию внутри головы искорки мыслей. И находил! А чего уж говорить о мастодонтах вроде Толстого, Менделеева и Сеченова? Чего говорить о министрах — не Дурново, он же кретин — а реально толковых, типа Витте? Чего говорить про бога юриспруденции Кони? Чего говорить о сонмах как будто безликих «мундиров», чьих лиц, имен и порою даже должностей не сохранила бессердечная матушка-История? А ведь на «мундирах» и держится исполинское тело Империи, и безликие аппаратчики «прокачали» меня так, что никаким Толстым и Сеченовым и не снилось — при всем моем пиетете к гениальности последних. Гений — существо специфическое, что-то вроде проводника из абстрактного «оттуда» — сюда, на грешную землю. Сквозят они ветрами нездешними, слышат и воплощают в меру сил коллективное бессознательное и то, что зовется «духом эпохи», пробивают щелочки в ограждающей от нас будущее стене и черпают, черпают, черпают оттуда удивительные, великолепнейшие, а порою и страшные вещи, но платят за это оторванностью от земли и дел мирских.

Аппаратчики — напротив, к смутным образам и всяким там «ветрам» холодны и нечувствительны. Их прямая задача — брать все вышеописанное и составлять на основе этого условные «методичку», «должностные инструкции» и назначать ответственных за их соблюдение. Гений — сущность миру необходимая, но системный подход всегда бьет класс, и многочисленные представители разных строк «Табели о рангах» служат мне великолепным источником пищи для личностных изменений. Я — совсем не тот, каким открыл глаза на «Памяти Азова». Я — Георгий I Романов, Император самой большой Империи в истории человечества!

Приосанившись у висящего в гардеробной исполинского зеркала — немного стыдно, но кручусь я перед ним чаще Марго, к немалому веселью последней — я удовлетворенно кивнул сумевшим интегрировать в мой новенький парадный мундир привычного стиля «милитари» отчетливо считываемые «спортивные нотки» — настоящие волшебники, блин! — и отправился к выходу, чтобы лично посетить финальную стадию отборочных соревнований, победители которых удостоятся чести представлять нашу Империю на грядущих возрожденных Олимпийских играх. Ну и сам туда съезжу — давненько ждал возможности посетить славную Грецию.

Глава 3

Резиденция моего друга Георга I в Афинах была скромной: маленькое на контрасте с привыкшему к совсем другому уровню меня трехэтажное здание с минимумом внешних украшений. Хоть бы колонны нормальные добавили, а то как-то даже неловко за наследников могущественной Империи прошлого. Навевает много мыслей о превратностях исторического процесса — все течет, все меняется, и там, где когда-то бродил по мощеным улицам какой-нибудь Аристотель, теперь бродят нищие (просто как факт, такая вот здесь экономическая ситуация) и часто откровенно грязноватые их потомки.

Климат, тем не менее, великая вещь — да, нищета, но обилие дармового солнышка и тепла дает солидную экономию и чисто биологический бонус: настроение и норов у людей от этого склоняются в позитив, грустить в этакой благодати как-то не хочется. Есть и столь же биологический минус — работать в этой благодати тоже как-то не очень. Нет, не лень это, а совсем другое, но на материальном плане бытия отражается одинаково: медленные они все здесь, и «раскочегариваться», конечно, способны, но смысла нет — куда спешить-то? Вот придет время очередных народных волнений, тогда и приходи — так и быть, короля свергнем (что будет очень проблематично из-за моих планов на Грецию), а пока не загораживай солнышко.

Уюта резиденции, тем не менее, отрицать нельзя, и это на самом деле главное. Легко заткнуть дырку на месте отсутствующего вкуса деньгами, но в итоге все равно получится китч, внутри которого находиться вообще не хочется. Такого я насмотрелся у наших «сливок общества», во время редких, но регулярных походов на их званые вечера. Родовая аристократия таким не грешит, а вот забогатевшие граждане типа моего Второва — очень даже. Что ж, на свои с жиру бесятся, и Бог им судья.

Резиденцию окружал симпатичный сад, залитый сейчас утренним, но уже щедро дарующим земле тепло (+27!) солнышком, а мы с Марго и трехлетним Колей — пора явить Наследника Российского престола не только своим, но и внешнему миру, и Олимпиада для этого дела сгодится — сидели на мягком диванчике у открытого окошка, убивая время до завтрака в компании семьи Георга милым семейным досугом.