Гавань Командора - Алексей Волков

– Пленных загнать в трюмы. Сорокин, Калинин, Гранье – осмотреть корабль, – распорядился Командор. – Я сейчас вернусь.

Все-таки плохо, когда с тобою находятся женщины. Поневоле вынужден часть внимания уделять им. Я и сам устремился обратно на «Лань», вспомнив про Лену. Хотя по бригантине никто не сделал ни одного выстрела, но все-таки…

Тревоги были напрасны. Наши женщины лишь недавно вышли на палубу. Как оказалось, орудийный залп застал их не совсем одетыми. Пока привели себя в надлежащий вид, все было уже кончено, и вместо одного корабля у нас вновь стало два.

Зато какое было изумление! Нам немедленно обрушились на шеи, стали шептать, что надо быть осторожнее, и прочий бред. Словно осторожностью можно выиграть хоть одну схватку! Напротив, побеждает, как правило, самый наглый. Тот, который в бою в грош не ставит собственную жизнь.

И уж самым огорченным оказался Марат. Мальчик выскочил на палубу раньше матери, однако у самого борта был перехвачен Петровичем. Это досадное происшествие помешало ему принять активное участие в абордаже. Поэтому мальчишескому горю не было границ. Он-то успел вообразить, как подберет на окровавленной палубе полусаблю и лихо обрушится на врагов. Тем самым склонив чашу боя на нашу сторону.

На деле и крови пролилось до обидного мало, и жестокой битвы как таковой не было. Куда ни взгляни, сплошные огорчения.

Сейчас Маратик смотрел на эскулапа, словно на злейшего врага, и все норовил пожаловаться отцу.

– У каждого в бою свое место, – покачал головой Ширяев. – Вот когда научишься драться, тогда включим в абордажную партию. Пока же твое дело – помогать раненым, если таковые будут, подносить ружья и вообще находиться на «Лани».

Жене Григорий ничего не сказал. На мой взгляд, Вике явно следовало всыпать за то, что недоглядела за сыном. Но у каждой пары свои отношения, и не мне вмешиваться в чужую жизнь.

– Все в порядке, – успокаивающе произнес я Лене.

Она продолжала висеть на мне с таким видом, словно это была первая схватка в моей жизни.

Сколько их было! Хотя надеюсь, что эта – последняя. Надоело уже. Тем более – флибустьерская карьера закончена.

Командору удалось первым освободиться из двойных объятий.

Он деловито взглянул наверх. При столкновении часть реи на фок-мачте отлетела, и наш предводитель старался определить: стоит исправлять повреждение или мы сумеем добраться до порта без ремонта? Идти-то всего ничего.

– Дойдем, – отозвался на невысказанный вопрос Валера.

В абордаже он участия не принимал. Должен же хоть один офицер оставаться на судне! Жан-Жак, разрядив орудия, задерживаться на «Лани» не стал и на фрегате оказался одним из первых. Хотя как канонир делать это был не обязан.

– Папа, я тоже хочу посмотреть на фрегат, – громким голосом заявил Ширяев-младший.

Тот дисциплинированно посмотрел на Командора.

Сергей кивнул. Мол, покажи мальчишке, раз так хочет. Зато воспоминание будет. Да и надо же воспитывать своих детей.

Григорий приподнял мальчонку, и крепкие матросские руки подхватили его, перенесли на фрегат. Ширяев легко перескочил следом. Иногда приходится побыть в роли экскурсовода.

Следом на фрегат отправился Петрович. Но этот совсем по другим делам – перевязывать своих и чужих. Раз уж взяли в плен, то должны же как-то о них позаботиться?

– Что с фрегатом делать будем? – спросил я.

Раз мы собрались завязать, нужен ли лишений корабль?

– Не бросать же, – пожал плечами Командор. – На короткий переход людей хватит.

Туман таял все быстрее, и скоро на нас излило сияние солнце.

Обетованная Европа лежала рядом. В каком-нибудь часе хода.

3

Кабанов. Долгожданное прибытие

Сорокин с компанией задерживались, и тогда я сам вновь перебрался на захваченный корабль.

Решать что-нибудь не требовалось. Порт рядом, дотащить фрегат – дотащим. Пусть нам он и не нужен. Не топить же!

Костя объявился рядом сразу. Вместе с остальными. Полное впечатление, что им было просто лень возвращаться на бригантину, вот и решили дождаться меня на трофее.

По всему, «Глостер» был неплохим ходоком. Поменьше нашего «Вепря», но все равно аккуратный, со всеми нужными пропорциями, и уж явно не уступавший погибшему фрегату ни в маневренности, ни в скорости. В мощи – да. Всего тридцать две пушки, но…

Вот именно. Нам это было уже все равно. Даже грустно как-то стало. Странно.

Если подумать, позади остался далеко не лучший отрезок жизни. Пират – тот же бандит, только с морской дороги. Но таково свойство памяти – окрашивать прошедшее в более теплые тона, а то и подергивать их этаким романтическим флером. Недаром ветераны всех войн с годами вспоминают былые походы не только с гордостью, но и с некоторой ностальгией. Хотя есть ли во всех походах хорошее?

Нет, хватит. С прошлым покончено. Захват фрегата – простая случайность. Своеобразное эхо минувшего, догнавшее нас у самой цели. Приобретенный устойчивый рефлекс прежде атаковать и лишь потом задумываться, надо ли нам это.

Плюс визитная карточка, которую мы вручим жителям Шербура, а заодно и наш прощальный подарок Франции. Стране, которая чисто юридически, по полученным нами бумагам, может считаться нашей здешней родиной.

Туман давно превратился в простую дымку. Мы наскоро прикинули, сколько человек следует назначить в призовую партию. Я уже собрался вернуться на бригантину, когда меня окликнул вышедший из надстройки Петрович:

– Вас зовет пленный капитан.

– Как он? – Во время нашего краткого поединка я не стремился убивать и лишь пробил противнику правое плечо. Просто лишил его возможности орудовать шпагой.

– Жить будет, – усмехнулся Петрович.

Практика у судовых врачей в обычных рейсах невелика. Конечно, бывают несчастные случаи, всевозможные ЧП, но не так часто. Большей частью корабельные эскулапы – сущие бездельники. Наше счастье, что Петрович не только не растерял когда-то полученные знания, но и старался пополнять их. Хотя сам толком не очень знал зачем. Подозреваю, во многом благодаря обилию свободного времени, которое требовалось чем-то занять.

Зато в последние годы работы у него было чересчур много. Лишь не было привычных лекарств. Да и непривычных обычно тоже. И ничего, в основном научился выкручиваться. По количеству поставленных на ноги людей Петрович наверняка перекрыл в здешние времена все и всяческие рекорды.

Если усмехается, значит, на самом деле ничего особо страшного. По нынешним меркам, разумеется.

– Хорошо. Приду. – Это тоже чисто из местных правил – победитель навещает врага, и оба старательно расхваливают друг друга и вообще ведут себя так, словно отнюдь не собирались прикончить один другого.

Даже словечко придумали – галантность!

Все лучше, чем современная мне толерантность, проявлять которую надо исключительно к извращенцам всех мастей, экстремистам и прочим откровенным подонкам. Любое порядочное чувство давно осмеяно, поругано и объявлено глубоко неприличным.

Мы не собирались забирать фрегат себе и даже обосновываться на нем надолго. Капитан так и остался в собственной каюте. Разве что мои свинята успели малость потрясти сундуки и уж, само собой, вынесли прочь все имевшееся там оружие.

– Вы непревзойденный виртуоз стали, сэр, – встретил меня капитан. Он был довольно молод для своей должности. На взгляд – меньше тридцати лет. В военном флоте таковым полагалось еще бегать на побегушках, а вот поди ж ты, как-то выслужился. Интересно, за какие заслуги? Скорее всего – родительские.

На комплимент я отвечать не стал. Не говорить же, будто он был достойным противником!

– И ваши люди бесподобны. Они обрушились на нас с таким натиском, что почти никто ничего даже понять не успел, – продолжил тогда пленник.

– У них большой опыт в абордажных схватках. Да и во всевозможных нестандартных ситуациях им приходилось действовать очень часто. Было бы сражение не таким случайным, не знаю, кто бы вышел победителем.

Первая часть моей фразы была откровенным признанием, вторая – утешением раненому.

Все-таки с одним фрегатом мы как-нибудь бы управились. В крайнем случае – спаслись бегством.

– Позвольте полюбопытствовать, где приобретается такой опыт? – Разговор шел на французском. Благородным господам не пристало говорить между собой на каком-либо ином языке.

– В Вест-Индии. – Я не видел причины скрывать. Ясно же, что мы не имеем отношения к регулярному флоту.

Надо отдать капитану должное – на его лице не дрогнул ни один мускул. Хотя, возможно, он просто не знал до конца всех условий работы на позабытых порядочными людьми окраинах. И не знал о весьма своеобразном отношении к пленникам, имеющим мало общего к общепринятым ныне европейским нормам.

Из-под расстегнутого камзола капитана проглядывала внушительная повязка. Угрозы для жизни рана, может, и не несла, однако болезненной была несомненно. Я же наносил удар в расчете, что правой рукой мой противник какое-то время действовать не сможет. Левой фехтовать дано не каждому.