Мичман Империи. Часть первая (СИ) - Четвертнов Александр

Мы ждали в микроавтобусе, когда бойцы моего отделения выйдут на позицию, а Чюватов тешил чувство собственного величия, запустив разведывательный мини беспилотник, который и транслировал нам разговор.

— Ну, чё вылупился? Думаешь, статус простолюдина защитит тебя и родню от несчастных случаев? — у меня аж скулы свело, он угрожает моей семье! — Никого ещё не защищал, а тебя защитит? — небольшая пауза. — Ахренеть, ты чё, трубку набиваешь? Ты, дед, даешь. Вкури вместе с табаком, что власть в системе поменялась. Ни один аристократ здесь не пойдёт против моего господина, а местные чинуши будут через день у него с руки есть. Так что кончай дурачиться, и подписывай купчую, не то….

— Не то, что, малец? — кажется, я услышал, как дед затянулся. Значит, успокаивается. Не дай Бог взорвётся. Тогда бой будет, а мы еще здесь, не там.

— Ты на понт меня не бери, инвалид. Мы знаем, что ты на флоте служил, и сын твой, только не поможет вам это. У меня здесь десяток бойцов с индексом под двадцатку, да у меня двадцать пять. Мы тут камня на камне не оставим, и свидетелей не будет. Вот бумаги, подписывай, и проваливай с нашей земли, час тебе, чтобы манатки собрать. Ну, бери, бери. Ты на хрена инфопланшет сломал?

— Вот, поросль зелёная, разговаривать со старшими не умеете….

— Пруха, мчи! — дал команду Ерастов.

-… ты передай своему господину, слуга, чтобы он подумал хорошенько, прежде чем снова сюда вас отправить. А сейчас ты ничего не сделаешь, через минуту вокруг будет столько народу, что замучаешься свидетелей убирать. И сказки свои, про кормление с рук, рассказывай в другом месте. А теперь, восвояси шагом марш, ребятушки. Разговор окончен.

Щелкнул затвор, за ним еще с десяток.

— Ты безумен дед, реально. Думаешь твои фермеры нам противники? Ты сам выбрал….

Дальше я не слышал, наш антиграв подлетел к толпе, и мы пулей вылетели наружу, занимая боевые позиции. Восемь человек, хоть и без ЛДПМ, но упакованные в отличное, современное снаряжение.

Мы произвели фурор. Люди Раксы крутились на месте, не понимая, в кого целиться.

Вперёд вышли Ерастов и Апостолов. Серафим растянул перед нами видимый, огромных размеров локальный щит, и тут же щелкнул зажигалкой, отбрасывая её в сторону, раздувая из пламени огненный вихрь выше человеческого роста. Демонстрация силы — она такая.

— Приветствую, господа! — Александр Ярославович поднял руку, и вода из ближайшей поилки для животных вытянулась в тонкую, длиннющую плётку, одним концом овившуюся вокруг запястья. — Прошу вас сложить оружие и средства связи. — Он добродушно улыбнулся.

Плеть притягивала внимание, выписывая в воздухе замысловатые круги, роняя капли, на лету превращавшиеся в ледяные иглы, которые замирали перед лицами врагов.

Какие там двадцать пять единиц, хоть тридцать пять! Любой до сороковника отложил бы кирпичей от такой картины.

На землю полетели винтовки и инфопланшеты. Лица у врагов были угрюмые и печальные.

— А теперь идите с миром, — Александр Ярославович махнул рукой, и иглы дернулись, вызвав коллективный вздох.

Не было никаких угроз, или послесловий. Люди Раксы молча потянулись к своим антигравам. Вдруг, они замерли. Перед ними стоял капитан Жичкин и, вынырнувшие из сгущавшейся ночи, мои бойцы.

— Два броневика оставляете, как откупные, — елейным тоном выдал дядя Саша. — На одном доедете, в тесноте, да не в обиде.

Главный злодей сегодняшнего вечера зло сверкнул глазами, и втиснулся в салон оставшегося транспорта. Хлопнула дверь, загудел движок, и антиграв, медленно набирая скорость, полетел восвояси.

— Жичкин, убери с дороги технику, — бросил премьер-майор, разворачиваясь к воротам, и раскидывая в стороны руки, — Драгомир! Принимай гостей! Вовремя мы по….

— Воду в корыто верни, — мимо Ерастова прошёл Дед, сверля меня взглядом. Как же я по ним всем соскуч….

— Явился, значит, кавалер! — Заметил он планку «Георгия», — посмертный, слышишь, Драгомир? — Дед на мгновение обернулся к отцу, а затем, вдруг, схватил меня за ухо, выкручивая его.

Протезом схватил! Больно! Я сжал челюсти, прикусив язык от неожиданности. Было обидно. За что⁉

— Ты почто матери письмо не написал? Свинтус махровый! — выговаривал мне Дед. — Она похоронку на тебя получила с неделю как! Вот же ж вырастили, орясину стоеросовую.

— Воислав Драгомирович, Ваше благородие, это я виноват, не мучьте парня, — попытался прийти мне на помощь дядя Саша.

— С тобой, оболтусом, я позже поговорю, — так ласково ответил ему Дед, что Ерастов поежился. — Не мешай мне внука воспитывать.

— Здравствуйте, Воислав Драгомирович, — из темноты, в сопровождении Абаимова, вынырнула Иллирика с люлькой в руках, и замерла рядом с нами.

— Здравствуй, внучка, — Дед отпустил моё многострадальное ухо, и, сделав шаг к ней, осторожно обнял, чмокнув в лоб. — Соболезную, девочка. Жаль, что так вышло. Теперь ты дома, добро пожаловать. — Он отстранился от неё, и посмотрел на Вареньку.

Одним взглядом попросив разрешения у Лиры, он осторожно, одним пальцем, нежно погладил доченьку по щеке.

— Вот и правнучку увидел, — как-то сипло произнёс он, с хрипотцой. Драгомир, теперь ты дед, а не я!

— Угу, — услышал его отец, стоявший поодаль рядом с Серафимом и дядей Сашей.

Он, как никто другой знал, когда нельзя идти поперек Деда, и был немногословен, но я видел, он рад мне, очень рад. А мне было стыдно, мама….

— Чего застыл, как столб? Ей-богу, бестолочь, — прошипел Дед. — К матери иди, она в доме. Да не один иди, куда рванул, жену с дочкой забери. Наградил же господь внуком! — ворчал он, нам в след. — Валенок от матроса, а не морпех. Разве бывают такие морпехи?

— Так точно….

— Поговори мне ещё, оболтус.

— Нас не представили, Серафим Апостолов….

Родное крыльцо. В окнах горит свет, ступеньки поскрипывают. Лира сзади стоит, за мой пояс держится, как тогда, в лесу на Тауметам, а мне боязно повернуть ручку. Вздохнув, решаюсь. Дверь открылась. Вперёд.

Она застыла на полушаге. В центре горницы. Морщины на лице стали глубже. Прибавилось седины в волосах, а в глазах застыли неверие, надежда и радость.

Во рту пересохло.

— Мама.

Глава 2

Я проснулся рано. По армейскому расписанию. Ночная прохлада ещё не успела уйти. Перекатившись на спину, подтянул штаны и оторвал голову от подушки. Лиры в постели уже не было.

В центре комнаты, над старой, из резного дерева, колыбелью, в которой выросли все дети нашей семьи, склонилась Белослава.

— Тише, Брусника, не разбуди! — шикала она в кроватку и шурудила там руками, но в ответ раздавался только мерный, мощный мурк.

Чтобы не испугать сестру вставал я шумно, громко зевая.

— Доброе утро, — с натугой выпрямляясь, держа в руках здоровенную кошку, обернулась ко мне Белослава.

— Привет Белка, — улыбнулся я, и подошёл к ней, чтобы растрепать светлые, торчащие в разные стороны косички. Сама заплела, видимо. — А где Лада? Ты чего одна?

Брусника вывернулась, упав на пол, и тут же юркнула обратно. Улеглась вокруг Вареньки и затарахтела, как БТР дизелем.

— На кухне вместе с мамой и Лирой хлопочет, — сестрёнка уклонилась от моей ладони, и снова нырнула в люльку. — Бруська, поросль трёхцветная, разбудишь же.

— Да оставь ты её, пусть сон охраняет, — я направился к своей, как с иголочки, повседневной форме, висящей на дверце шкафа.

— Мама утром отстирала и погладила.

Мама… она вообще спала сегодня? Взгрустнул я, вспомнив вчерашний вечер — сначала нас встречали, определялись с размещением, позже подоспели на помощь соседи. Суета стояла до глубокой ночи.

Белка крутилась вокруг меня, пока я доставал из рюкзака в углу полевую форму, и отдирал шевроны с нашивками.

— У тебя как дела? Как учёба? — поинтересовался я.

— Каникулы же, какая школа? — изобразила она умильную мордочку, а затем похвасталась: — всего шесть четвёрок.

— Умничка! — лучше меня учится!