Дворянство. Том II. Ступай во тьму - Игорь Игоревич Николаев

- Где ты училась? – с толикой недоумения спросил мэтр, взирая на строчки, выведенные твердой рукой женщины-писца. Десятки исписанных в школе тетрадок принесли хороший результат, по меркам Ойкумены Елена писала удивительно быстро, точно и разборчиво, отделяя слова пробелами, выравнивая строчки, а также пренебрегая всякими завитушками, которые легко превращали символы в нечитаемую готику. Кроме того, женщина почти не сажала кляксы - бич рукописного текста с пером и чернильницами.

- Практика, - лаконично отозвалась Елена, не желая откровенничать.

- Сойдет, - против ожиданий Ульпиан воздержался от дальнейших расспросов, очевидно текст ему сейчас был важнее всего. – Вот новый лист.

На этот раз лист оказался пергаментным, с ровной обрезкой краев, причем новенький, ни разу не скобленый от предыдущих строк. Вместо пера Ульпиан дал Елене серебряную трубочку с косым срезом, удивительно тонкой работы. Трубка выполняла ту же задачу, что и перо, однако не нуждалась в очинке, набирала больше чернил и в целом была удобнее.

- Пиши, - повелел Ульпиан и задумался минут на пять, а затем, внезапно и без перехода начал снова диктовать, причем так, будто сам читал с листа. Сперва Елене пришлось изо всех сил торопиться, чтобы поспевать за летящей мыслью мэтра, затем женщина вошла в ритм, и стало полегче.

Судя по всему, бесфамильный Ульпиан был «глоссатором», то есть правоведом, искушенным в толковании и старого, и нового свода законов Ойкумены, а также знатоком бесчисленных региональных правил и обычаев. Текст, который записывала под диктовку Елена, был своего рода консультацией, ответом на неофициальное обращение «апеллы», дворянского собрания одного из многочисленных графств, причем вроде бы даже не этого королевства. Мысль Ульпиана оказалась удивительно четкой, выраженной буквально с математической точностью, сжато, но в то же время исчерпывающе, так что чем дальше Елена писала, тем больше увлекалась.

Суть вопроса была действительно любопытной.

Жил некий кавалер, худородный сержант, посвященный во фрельсы за храбрость на поле боя и спасение жизни господина. Богатую добычу ветеран обратил в земельное владение и удалился на покой. Руководил справным хозяйством из всего двух (но больших) деревень, с которых брал умеренную аренду. Организовал хорошую кузницу, завел еще несколько промыслов, сажая на землю и за ремесло бродяг, которым давал небольшие ссуды на первичное обустройство. Соседи смотрели на это косо, однако чужих крестьян кавалер не переманивал, а беглецов исправно выдавал хозяевам, так что взглядами все и ограничивалось. Пожилой «отставник» даже нашел жену не из самых захудалых дворян, настоящую баронскую дочку, чей отец решил, что в непростые времена земля и достаток лучше длинной родословной. И все было бы хорошо, не появись в этой истории заезжий дворянин, бездомный и безземельный, однако на пафосе, со столичными знакомствами, а также великолепный боец.

Этот казус Елене был хорошо известен и понятен. Профессиональные кавалеристы, служилые люди, основа военного сословия, зачастую оказывались скверными поединщиками. У них не было ни возможности, ни средств, чтобы оплачивать дорогостоящее обучение у настоящих мастеров, так что все навыки шли главным образом от практики. А вот столичные «бездельники», клиенты знатной аристократии, живущие на подачки нобилей и редко тянущие лямку настоящей войны в поле - наоборот, имели досуг и возможность посещать гимнастические, фехтовальные залы, оттачивая навыки разностороннего убийцы.

Пафосный дворянчик очень хотел свою землю и красивую жену, а также здраво рассудил, что никто за старого и худородного кавалера особенно не вступится, потому что сосед то хороший, но все же не свой. Поэтому, воспользовавшись «лапотностью» кавалера, спровоцировал того на конфликт, рассчитывая убить и забрать имущество. Вообще история сама по себе оказалась темная - чтобы претендовать на трофеи заезжий убийца должен был или договориться со вдовой и получить свое через повторный брак, или имел заступника высокого полета, способного похлопотать. Но, так или иначе - конфликт состоялся.

Тут хитрозадый претендент, надо полагать в силу неопытности и высокомерия, допустил сразу три ошибки. Первая - злоупотреблял вином, а злоупотребив, публично хвастался о своих намерениях. Вторая - непростительная для нормального бретера – поспешил и вместо того, чтобы дождаться вызова, кинул его сам. Третья заключалась в том, что вызов носил подчеркнуто «светский» характер, а не апеллировал к божьему суду и освященному вековой традицией испытанию поединком. Старый воин, против любых ожиданий, выбрал простую, безыскусную перестрелку из луков ибо, как выяснилось, давно упражнялся в метании стрел, чтобы поддерживать слабеющее зрение. А дальше без изысков, а также без всякого благородства и честного боя прикончил юного махинатора, всадив стрелу в шею.

Дело выдалось шумным, победителя стали обвинять в недостойном поведении, обращению к «подлым» уловкам и бесчестному оружию. Говаривали, что как мужика ни одень, низкая натура себя проявит и не место таким среди приличных людей. Другие же утверждали, что если дворянин идиот, не способный перехитрить мужика, туда ему и дорога. А лишать присужденного по всем правилам титула за то, что человек хорошо стреляет из лука - глупость и кривая дорожка. Скандал распространился за пределы графства, мнения людей чести разделились, и в итоге апелла обратилась за экспертизой к признанному толкователю законов. Собственно, как раз обстоятельный, подробный ответ Елена сейчас и писала.

Сначала правовед оценил чисто юридический аспект проблемы и, с многочисленными отсылками указал, что поединок полностью соответствовал букве судебников, как старых Партидов, так и нового Диабала. Если бы юный аристократ оказался вызываемой стороной, он мог выбрать удобные для себя условия и надлежащее оружие. Если бы вызов был организован «по старине», то собрание дворян и церковников установило бы такую форму поединка, чтобы уравнять шансы бойцов. Поскольку ни того, ни другого не случилось, а Пантократор не явил однозначно толкуемого знамения о том, что происходящее Ему неугодно - правила надлежит считать соблюденными. Касательно «мужицкого» характера поединка, без честного схождения лицом к лицу, пешим либо конным, то нет закона, который исчерпывающе перечисляет достойное оружие и способы единоборства. Наоборот, практика испытания поединком знала самые удивительные примеры, скажем драку в смазанных салом кожаных костюмах с простыми дубинками. А насчет того, что лук и арбалет якобы «подлое» оружие, недостойное людей чести, этот вопрос исчерпывающе раскрыл великий Папиниан, отец законодательства Новой Империи, и пересказывать его трактат здесь было бы излишне. Имеющий желание да обрящет мудрость в чтении.

Закончив первую часть опуса, Ульпиан перешел к более сложной материи, то есть обращению не к букве, а духу закона и в целом неписанной традиции. И, опять же оперируя многочисленными прецедентами, заявил письменно, рукой Елены, что тут