Лысая. Твоя жизнь изменилась, но она продолжается - Анастасия Шантамани

Я попыталась говорить, как мне казалось, что-то хорошее, но она явно то ли не понимала, то ли не реагировала.

– Я тебя очень люблю, – повторила я. Поднялась, поцеловала ее в щеку, коснувшись случайно щекой ледяного кончика ее носа. Я выпрямилась, развернулась и ушла, но почти тут же вернулась, взглянула на нее еще раз. Она тихонько стонала, вероятно, от боли. Энергетика была ужасная. Я убежала.

Дедушка пошел провожать меня к лифу.

– Обещай, что жить будешь и ничего с собой не сделаешь! – потребовала я.

– Обещаю, – сказал он. – Мне главное – бабулю сейчас немного приподнять, чтобы к лету ей стало получше.

Тогда, у лифта, мне открылось полное значение фразы «любовь слепа». Это не только всевозможные неравные браки и полное игнорирование того, что твой избранник, вероятно, маньяк. Это еще и полное отрицание действительности, если она кажется тебе удручающей.

Выйдя из подъезда, я подумала: а я ведь еще завтра тут буду. Снова придется прийти. Но это будет словно лишнее. Пора ставить точку. Словно завтрашний раз будет лишним. А если не навещу – буду сукой.

Я задумалась.

Домой я пошла опустошенная и словно побитая. Интересно, с кем себя можно сравнить? Сегодня мне было ведомо самое большое самообладание за мою жизнь. Мне 25, и никогда до того я не видела смерть в столь жутком ее варианте. Умирание. Ужасно! Оно ужасно!

Мне подумалось, что лучше пусть в старости меня просто застрелят. Больно не долго.

А утром мама вбежала в мою комнату как торнадо. Она быстро протараторила:

– Бабуля все-таки умерла, дед в истерике, я бегу туда.

– Я тоже! – резко вскочив с кровати, я натянула первую одежду, что попалась мне под руку. В мыслях у меня было только то, что дед тоже может сейчас умереть, получив третий инфаркт, и то, что бабушка избавила меня своей смертью от мучительного выбора. Я не стану свиньей и смотреть на маску смерти мне еще раз не придется.

Где-то я чувствовала огромное облегчение. Просто огромное – ее страдания завершены. Да простит меня бабуля за эти мысли.

Я не хочу описывать подробно процесс похорон, то, что я даже не сразу заплакала, то, как мой дед ревел в голос и обнимал труп бабушки, как он беспомощно смотрел на меня и плакал, переживая, что не может закрыть ей рот, и так очень не красиво, а она любила все красивое. Как он огрубевшей рукой закрыл ей глаза.

Всплакнула я раз дома и еще один раз на похоронах, когда на крышку гроба полетела земля. Я заорала так жутко и неожиданно, так громко начала плакать, что даже дед перестал, а моя лучшая подруга позвала меня по имени. Я не могла поверить, что мою бабушку сейчас забросают землей. Уже забрасывают.

Сейчас совсем все.

Воспоминания путаются, и я то помню, как ее погрузили в пластиковый черный мешок и понесли очень низко над полом, словно бы она вещь. Помню, как дед в ужасе, наблюдая эту сцену, прикрыл рот руками. Я боялась, что он упадет в обморок. Помню, как похоронные стервятники слетелись и стали предлагать свои услуги. Помню, что мама поехала в морг.

Почему-то день, когда мы ее хоронили, был очень солнечным. Я сидела во второй газели – не хотела ехать вместе с трупом. Это было бы уже слишком. Сегодня я имею право хотя бы на маленькое послабление.

Мне все время казалось, что мы просто едем на пикник. Выдавали все только черные одежды. А то нет-нет, да и проскочит мысль, что так дивно собраться всей семьей.

Помню, как странно смотрели на меня на поминках, когда я сказала, что не ее мы хоронили сегодня, а лишь тело, но душа моей бабули на небесах. Все глубокомысленно покивали, но я и сама поняла, что тост не удался. Меня просто не поняли. А еще… парадоксально, но… в тот день, когда она умерла, грибной суп все-таки был. Мама сварила его специально к моему приезду. Нарочно не придумаешь…

А после были дни, когда я ждала паспорта, который, как оказалось, забыла в Питере. Без него я могла вернуться только тем же автобусом, которым приехала. Я осталась с семьей.

Целыми днями я в основном смотрела «Адскую кухню», серию за серией. Одну за другой. Там все было просто и симпатично. Глупенько, занятно, вкусно… А главное, просто замечательно отвлекало.

Когда через три дня курьер доставил мой паспорт, я вернулась в Питер, потому что пора было продолжать обучение и уже совсем скоро выходить на работу. Уехала я с радостью, хоть и жаль было оставлять родных. Однако желание сбежать победило.

Я все еще была словно потрясенная, а когда приехала Танька, то призналась, что в ночь перед моим отъездом у нее умер отчим. Просто она не хотела меня пугать.

Дальше меня словно снова выключило из процесса. Жизнь потекла в нормальном ключе, я все больше и больше привыкала к происходящему, чувствовала себя все спокойнее и увереннее. И если бы не жуткие сны, либо ночи в полудреме, когда я готова была вскочить в любой момент, все вообще было бы нормально. Дело в том, что я за свою жизнь видела во сне покойников несколько раз. Меня это никогда особо не пугало. Я даже привыкла, по мне это либо фантазии головного мозга, либо душа умершего человека, желающая пообщаться. Не знаю, как дело обстояло на сей раз, но я ставила все время на второй вариант. И когда мне снилась бабуля, я каждый раз вскакивала в холодном поту, либо и вовсе спала в полудреме, готовая проснуться по первому тревожному звонку. Так страшно мне еще не было. Днем я улыбалась, общалась с друзьями, играла в бильярд после уроков, в конце мая выдала подругу замуж, специально вернувшись в Москву еще раз, а в июне вышла на работу. Но потом жизнь окончательно пошла своим чередом. В процессе учебы я спонтанно уехала в Швецию, а вернувшись и поработав какое-то время, укатила автостопом по Восточной Европе, исполнив мою давнюю мечту, а в конце июня, 29 числа, выдала замуж свою ближайшую подругу. Жизнь продолжалась. В конце концов, впервые за год я побывала на двух свадьбах.

Но самое главное, я встретила наконец-то ТОГО САМОГО человека, который так мне понравился. Пусть и не было у нас ничего, но мы взаимно симпатизировали друг другу. А позже я влюбилась.

Вторая половина июля. Санкт-Петербург.

На дворе жара. Я посмотрела на время. Что-то мой старенький мобильник совсем разломался.

– Эй, старичок! – позвала я. – Ты чего? Потерпи еще немного. Выберемся.

Вечер был очень жаркий, а солнечный свет даже оранжевым. Так не похоже на мрачный, суровый Питер без солнца, как о нем всегда говорят. Солнышко было очень горячим. Таким жарким, что, казалось, плавило асфальт. Да еще и белые ночи по-прежнему были в своих правах. Я была счастлива. Заработала хоть какие-то деньги. Сидеть в массовке в Питере – это совсем не то, что в Москве. Периодически мне почему-то даже плохо делалось, хотя обычно жару я переношу хорошо.

Волосы налипли на шею и лоб. Я собрала их в неаккуратный пучок. По дороге решила зайти в магазин. Я ведь уже не первый день работаю, но зарплату мне платят ежедневно. Увы, за 12 часов всего 500 рублей. Но это хоть какие-то деньги. Более того, деньги, заработанные любимым способом. Съемки – пусть даже и в массовке, путь в куда более худших условиях, чем в Москве, но все равно мое любимое занятие. Так нравится эта прекрасная и неповторимая атмосфера. Кроме того, еще я работаю в одной фирме, устраивающей офисным работникам развлечения и приключения. Но там не каждый день, вот и стараюсь трудиться на полную. Пока хочу остаться здесь, а осенью непременно вернусь в родную Москву. Зима в Питере – это совсем не красиво.

Закупив продукты, я продолжала свой путь до дома пешком. Жить в центре – огромное преимущество. Не надо тратиться на общественный транспорт и каждый раз, когда ты идешь домой, ты вроде бы как и гуляешь, потому что вокруг тебя красивая архитектура и еще не успевший надоесть пейзаж.

Но все-таки есть кое-что, что поддерживает тебя даже после самого тяжелого трудового дня в 12 часов – это знать, что тебя любят и ждут. Да, дома, в Танькиной огромной квартире я одна. Они с дочкой бороздят просторы Греции, а я не так давно вернулась из Восточной Европы… Но вернулась уже немного другой. Я вернулась ВЛЮБЛЕННОЙ.

Я приняла прохладный душ, включила компьютер, приготовила вкусный ужин, который на этот раз состоял не только из третьесортных макарон и вкусных солений, но из настоящих прожаренных овощей, которые я очень люблю. К сожалению, в недавние полгода для меня и это была редкость.

В скайпе я дождалась Бэна.

– Привет! – весело сказала я. В умственном напряжении я всегда стремлюсь все свалить на другого. Он лингвист – вот и пусть тренируется. А что я? А мне сложно, не так хорошо я говорю по-английски, а по-словенски и вовсе не понимаю.

– Привет! – ответил он с сильным акцентом. Как же мне нравится его голос! Мне всегда казалось, что есть у меня какие-то рамки, за которые я просто не выйду. Но нет, вот он наполовину словенец, наполовину африканец, высокий, но (к моему счастью) не худой. Лингвист-переводчик, а заодно и учитель танцев. Но тут уж… сердцу не прикажешь. Он носит очки. Мне всегда казалось, что мужчины в очках привлекательны. Но именно тогда, когда мужчина высокий, сильный, очки добавляют изюминку.