Чёрный дом - Стивен Кинг

— Покажи, — просит Бобби Дюлак.

Лунд поднимает газету, поворачивает и держит так, чтобы Бобби мог прочитать заголовок: «РЫБАК ПО-ПРЕЖНЕМУ ГУЛЯЕТ ПО ФРЕНЧ-ЛЭНДИНГ». Таков заголовок статьи в три столбца в верхней левой части первой полосы. Текст набран на светло-синем фоне, черная линейка отделяет его от остальных материалов первой страницы. Под заголовком, более мелким шрифтом, в одну строку: «Личность психа-убийцы ставит полицию в тупик». Ниже подзаголовка, еще мельче, указано, что статья написана Уэнделлом Грином при содействии редакции.

— Рыбак, — говорит Бобби. — С самого начала твой приятель взъелся на нас. Рыбак, Рыбак, Рыбак. Если я вдруг превращусь в пятидесятифутовую обезьяну и начну крушить дома, ты назовешь меня Кинг-Конгом? — Лунд опускает газету и улыбается. — Ладно, — признает Бобби, — неудачный пример. Допустим, я ограблю пару банков. Назовешь ты меня Джоном Диллинджером?[10]

Улыбка Лунда становится еще шире.

— Говорят, у Диллинджера был такой «инструмент», что его заспиртовали в Смитсоновском институте.[11] Так что…

— Прочти мне первое предложение, — просит Бобби.

Том Лунд поворачивает газету к себе, читает: «Поскольку полиции Френч-Лэндинг никак не удается ухватиться за ниточку, которая может привести к установлению личности убийцы и сексуального маньяка, названного вашим корреспондентом Рыбаком, на улицах этого маленького городка сгущается атмосфера страха, отчаяния и подозрительности и постепенно расползается, охватывая фермы и деревни округа Френч, перекидываясь на округ Каули».

— Только этого нам и не хватает! — восклицает Бобби. — Именно этого. — Он пересекает комнату, встает за спиной Лунда и через его плечо читает всю статью на первой полосе, ухватившись за рукоятку своего «глока», словно собираясь продырявить бумагу парой-тройкой пуль.

«Наши традиции доверия и добрососедства, наша привычка встречать каждого с открытым сердцем и распростертыми объятиями, — пишет Уэнделл Грин, отъявленный лицемер, — медленно, но верно разъедаются этими негативными эмоциями. Страх, отчаяние и подозрительность отравляют души горожан и деревенских жителей, ибо натравливают соседа на соседа, издеваются над нормами поведения, которые впитаны нами с молоком матери.

Двое детей были зверски убиты, а их трупы частично съедены. Теперь исчез третий ребенок. Восьмилетняя Эми Сен-Пьер и семилетний Джонни Иркенхэм стали жертвами страстей чудовища в человеческом облике. Им не узнать ни счастья юности, ни радостей взрослой жизни. Их скорбящие родители никогда не дождутся внуков, которых они бы нежно любили. Родители друзей Эми и Джонни теперь не выпускают своих детей из дома, как и все остальные родители. В результате летние программы для детей свернуты практически во всех городах и муниципальных образованиях округа Френч.

С исчезновением десятилетней Ирмы Френо через семь дней после убийства Эми Сен-Пьер и всего через три после гибели Джонни Иркенхэма терпение общественности начало иссякать. Как уже сообщал ваш корреспондент, во вторник вечером на одной из боковых улочек Грейнджера группа неизвестных жестоко избила Мерлина Граасшаймера, пятидесятидвухлетнего безработного сезонного рабочего без определенного места жительства. Аналогичный случай произошел под самое утро в четверг в парке Лейфа Эрикссонав Ла Ривьере. Элвар Праториус, тридцатишестилетний турист из Швеции, устроившийся там на ночлег, подвергся нападению трех бандитов. К счастью, Граасшаймеру и Праториусу потребовалась лишь первая медицинская помощь, но в дальнейшем никто из нас не гарантирован от более серьезных последствий».

Том Лунд смотрит на абзац, в котором описывается исчезновение Ирмы Френо с Чейз-стрит, и поднимается из-за стола.

Бобби Дюлак какое-то время молча читает, потом не выдерживает:

— Ты должен послушать это дерьмо, Том. Вот как он заканчивает свою говенную статью. «Когда Рыбак ударит вновь? А в том, что он ударит, друзья мои, сомнений нет. И когда начальник полиции Френч-Лэндинга, Дейл Гилбертсон, выполнит наконец свой долг и избавит граждан округа от зверств Рыбака и неизбежных вспышек насилия, вызванных его собственным бездействием?»

Бобби Дюлак тяжелым шагом выходит на середину комнаты. Его лицо налито кровью. Он глубоко вдыхает воздух, затем шумно выдыхает.

— Как тебе это нравится? «Когда Рыбак ударит вновь?» Хорошо бы ему выбрать для удара дряблую задницу Уэнделла Грина.

— Я полностью с тобой согласен, — кивает Том Лунд. — Как можно печатать этого борзописца? «Неизбежные вспышки насилия»! Он намекает людям, что можно самостоятельно разбираться с теми, кто вызывает подозрение!

Бобби целится пальцем в грудь Лунда.

— Я лично намерен поймать этого подонка. Даю слово. Приведу его, живым или мертвым. — И на случай, что Лунд не понял, повторяет:

— Лично.

Благоразумно решив не озвучивать первые слова, которые пришли на ум, Том Лунд просто кивает. Палец Бобби по-прежнему нацелен ему в грудь.

— Если тебе нужна помощь, может, стоит поговорить с Голливудом. У Дейла не вышло, но, возможно, тебе повезет больше.

Бобби отмахивается от этого предложения.

— Нет нужды. Дейл и я… и ты, разумеется, мы справимся. Но я лично собираюсь взять этого гада. Гарантирую. — Пауза. — А потом, Голливуд уже ушел на пенсию, когда приехал сюда, или ты забыл?

— Голливуд слишком молод для пенсии, — улыбается Лунд. — В полиции он начал служить практически ребенком. Так что ты в сравнении с ним чуть ли не зародыш.

И под их дружный смех мы выплываем из дежурной части и вновь поднимаемся вверх, чтобы переместиться еще на квартал севернее, на Куин-стрит.

В нескольких кварталах к востоку мы видим под собой приземистое здание, от середины ступицы которого отходят корпуса-радиусы, разделенные лужайками. Тут и там растут высокие дубы и клены. Участок, где расположено здание, занимает целый квартал и окружен живой изгородью, которую, по правде сказать, давно следовало постричь. Разумеется, это какое-то общественное здание. Первая мысль — прогрессивная начальная школа, в которой радиусы — классы без стен, ступица — столовая и административные помещения. Но, спустившись ниже, мы слышим громкий голос Джорджа Рэтбана, доносящийся сразу из нескольких окон. Распахиваются стеклянные двери, и в яркое утро выходит стройная женщина в очках с оправой «кошачий глаз». В одной руке она держит свернутый лист бумаги, в другой — скотч. Поворачивается к двери, разворачивает плакат и ловкими движениями прикрепляет его скотчем на стеклянной двери. Солнечный свет отражается от кольца с дымчатым топазом размером с лесной орех, надетым на средний палец ее правой руки.