Сказка о Золотой рыбке - Андрей Хуснутдинов

Семен словно ждал меня. Он лежал на кушетке и листал какой-то огромный кожаный фолиант. - В чем дело? - Улетаю. - Я перетряхивал свой чемодан. - Сегодня почтовый с Земли. - Улетаешь совсем? - Совсем. - Навсегда? - ... - Ты сошел с ума, - спокойно констатировал Семен. - Скорее всего. Я разбил пульт. - Да? - Да. - Вдребезги? - Семен захлопнул книгу. - Вдребезги. Не будь циником. В любое время, но только не теперь. - А она сидит и плачет на камушке. Я устремил на него испепеляющий взгляд. - Сначала, Игорек, первый аргумент. Это чтобы ты меня выслушал.- Семен спокойно отбросил замок иллюминатора и дернул стальную крышку на себя. Иллюминатор открылся. Я набрал в легкие воздуха, затаил дыхание и повертел пальцем у виска. Семен пожал плечами и сделал глубокий сочный вздох. - Хорошо! Я осторожно потянул носом воздух и выронил незакрытый чемодан. Никакого сероводорода. Пахло водорослями. - Что это значит? - Это значит,- громко продекламировал Семен, сложив на груди руки, - это значит, что ты хороший человек, Иг. - Конкретней. - Сначала ответь мне на вопрос. Ты влюбился в нее? По уши? До гроба? Иначе не буду рассказывать. Я злился. - По уши. До гроба. Семен, видимо, понял, что я ищу вокруг себя что-нибудь... - Но-но... Выслушай. - Он облокотился о раму иллюминатора. - Из тебя, во-первых, выйдет отличный психолог. Это я к тому, что психовать не надо и что практика у тебя завершилась успешно, хотя с когитофоном ты поступил, как варвар. Во-вторых. Я назову тему своей дипломной работы. Звучит банально, но ничего. "Формирование интенсивного и относительно устойчивого чувства субъекта из-за осознания невозможности реализации этого чувства". Да-да, любовь и скальпель, земля и небо. Только не надо изображать возмущение подопытного кролика! С этого момента ты должен ползать передо мной на коленях и благодарить меня. - Семен вовремя увернулся, мой альбом со свистом вылетел в иллюминатор... - Еще один факт в пользу моей теории. Но если это любовь, то ты не должен обращать внимания на то, как в данном случае она возникла. Ариза тоже вела честно по отношению к тебе, она ничего не знала. - Семен резко присел, иначе бы несессер угодил ему в лоб.- Да-да, поверь мне, Иг... Дон Жуан любил всех и вся - по возможности. Самое сильное чувство - по невозможности... - Он двинулся к дверям.- И ты доказал это, родной мой. И я расцеловал бы тебя, если бы ты не замахивался на меня своим чемоданом... А скафандр больше не надевай... На базе смеются. Семен выскользнул из комнаты. Чемодан с грохотом вонзился в дверь, посыпалось белье и книги. Опомнившись, я побежал на берег. Аризы, конечно, нигде не было. Карапетян в тот день чуть с ума не сошел, поругался с начальником базы... Ее нашли в нескольких километрах от берега. Оказавшись на катере, она долго не могла понять, в чем дело, и хотела даже прыгнуть обратно за борт. А потом бросилась мне на шею, и уже никакая сила не смогла бы разжать ее рук. Как девочка. Самодовольный Семен, вытирая с комбинезона зеленые брызги, рассказывал, как пришлось ей сделать внушение насчет местной подводной цивилизации - весьма полезное по тогдашнему состоянию здоровья Аризы, хотя до сих пор не пойму, как удалось заставить ее поверить в такую глупость,- как пришлось ввести миоглобин, чтобы могла дышать под водой, как в мой скафандр были вмонтированы генераторы запаха сероводорода, и прочее, и прочее. В тот день я понял, что он великий артист и страшно тщеславный человек. На борту почтового лайнера Ариза подошла к Семену и дала ему пощечину, от звука которой включилась сигнализация аварийной охраны. Объяснила - за внушение и миоглобин. И больше мы не расставались. Вот и вся капуста и сказка.

Я перевел дыхание. Уложив ладони под щеку, Афинка тихо сопела и что-то нашептывала во сне. Магнитофон давно отключился, у кассетного гнезда горел сигнал автостопа. Я поправил подушку и сбившееся одеяло, отключил питание. - Ты думаешь спать? Сзади стояла Аристина. Домашний халат ей почему-то идет гораздо лучше, чем что-либо из огромного гардероба выходного платья. - Ты что? - прошептал я. - Посмотри на часы, дипломат. Она повернулась и, выходя, поставила щелчок ночному роботу-няньке, который терпеливо дожидался, пока все покинут его пост. - А фотографию Карапетяна я все-таки спрячу. - Зачем? - Я вышел за женой в коридор, пропуская робота. - За внушение и миоглобин. И за то, что он вывел правильную теорию невозможности. - Прячь..: Кстати, ты давно... это, слушала, как я говорю? Аристина пропустила мой вопрос мимо ушей. Но, судя по тому, как она открывала дверь спальни,- сравнение с девочкой во время эпизода на катере ее не застало. К счастью. В последнее время за глаза я зову ее Акулиной. Рыбкой. Акулочкой.

Андрей Хуснутдинов - совсем молодой писатель из Ташкента, вчерашний студент, работает в фантастике много, упорно, печатается менее чем мало, легкой славы ему не предсказать. Он сложен, склонен к эпатажу, сюрреалистичен. Из-за этого он как бы попадает между двух стульев коммерческим изданиям фантастики он не нужен, потому что слишком сложен и только отпугнет более чем массового читателя, а "общелитературные" журналы не любят фантастического образа мысли, если за этим не стоят политические аллюзии. Поэтому Андрей обречен получать от рецензентов подобные заключения: "Ни своего видения жизни, ни своего слуха к слову, ни просто своей темы". Хотелось бы, чтобы, прочитав публикуемый здесь рассказ, читатель убедился, что рецензент не прав.