Игра без правил - Владимир Гурвич

– Извините за то, что отнимаю время у вас, господа и дамы, – сказал он, – но позвольте представиться, я атаман войска того самого района, откуда пошел славный род наших князей Лобановых-Тверских. Мое имя Петр Луцкой. Сюда меня прислали станичники. Они просили передать поклон глубокоуважаемому Дмитрию Львовичу и сказать, что мы помним князей Лобановых-Тверских. Мы помним, что наши предки сражались под предводительством князей Лобановых-Тверских. И всегда они вели себя по-геройски. Не хочу отнимать у вас, уважаемые господа время, поэтому переходу к заключительной части своего выступления. Наши станичники попросили меня вручить вам, дорогой князь, вот эту форму полковника казачьего войска. Наш казачий круг постановил, чтобы вы передали бы ее тому, кто по вашему выбору унаследует место главы рода Лобановых-Тверских.

Казачий атаман достал из пакета комплект новенькой формы, приблизился к старому князя, который взволнованный встал с кресла, и торжественно вручил ему амуницию. Затем они трижды поцеловались.

Атаман по-прежнему испытывал смущение, он смотрел по сторонам, словно ища того, с кем ему будет легко найти общий язык. Внезапно его взгляд упал на Лобанова. Казак решительно двинулся к нему.

Он остановился возле Лобанова.

– Извините, – проговорил атаман, – могу я к вам обратиться?

– Конечно, – улыбнулся Лобанов, – буду рад.

– Вижу, вы здесь, как и я, не очень в своей тарелке.

– Не очень, – признался Лобанов. – Никогда не был в таком великосветском обществе.

Луцкой с каким-то значением посмотрел на него.

– А я знаю, кто вы, – вдруг произнес он. – Вы князь Александр Сергеевич.

– Откуда вам это известно? Мы же никогда не встречались раньше.

– Это правда, но мы наводили справки.

– Кто это мы?

– Мы – казаки. Мы восстанавливаем свои ряды и очень надеемся на помощь князей Лобановых-Тверских. Нам нужны предводители.

– Но я родился и вырос в Москве и с вашим краем не имел никогда никаких связей.

– Это мы понимаем. Но по происхождению вы же наш. А связи дело наживное, сегодня их нет, завтра они есть. Без вашей помощи нам не обойтись. Ваши предки нам здорово помогали, и мы надеемся, что вы поможете и сейчас. Приезжайте к нам, мы завсегда будем рады. Поможем, чем сможем. К родным местам человек всегда тянется. Вот Дмитрий Львович, уже какой старик, а все-таки возвернулся. И вам однажды захочется приехать. Пора в ваших делах порядок навести.

– Что это означает?

Луцкой загадочно взглянул на Лобанова.

– Всему свое время. А если надумайте приехать и вам понадобится какая помощь, то обращайтесь. Я завсегда готов помочь князьям Лобановым-Тверским.

– Спасибо. Если вдруг понадобится, непременно обращусь.

– Вот и добре. Не стану больше вам докучать. Тем более скоро ехать, через два часа поезд.

Атаман протянул Лобанову крепкую руку, и они обменялись рукопожатием.

Странная встреча, подумал Лобанов, но дальше размышлять ему на эту тему не позволил Иннокентий, который в этот момент снова подошел к нему.

– Ну, как наш праздник? – спросил он, улыбаясь. – Мне кажется, вполне удался. А вам?

– По-моему, все очень замечательно. Вы так не считаете?

На лице родственника вдруг проступило презрительное выражение.

– Если посмотреть по внимательней, то очень много лиц не имеют право здесь присутствовать. Разумеется, последние десятилетия многое перемешали, чистую кровь сейчас также трудно найти, как чистую реку. Но тем важнее проводить селекционную работу. Я считаю, что в людях, как в лошадях крайне важна чистота породы. Ее компенсировать невозможно ничем: ни образованием, ни воспитанием. Вы, не согласны со мной?

– Честно говоря, не знаю, до сего дня я совершенно не ощущал свою породу. И даже не знаю, что именно должен чувствовать князь. Вы действительно уверены, что это некий знак, перст судьбы, клеймо?

– Без всякого сомнения! – вдруг горячо воскликнул Иннокентий. – Я это клеймо ощущал с раннего детства. И мои родители мне постоянно внушали эту мысль. И особенно вот он, – кивнул Иннокентий на старого князя, который окруженный толпой приглашенных, не был виден. – С детства помню его разговоры о дворянской чести, порядочности, достоинстве. Я понимаю, сейчас такие разговоры с детьми давно никто не ведет. Но для таких людей, как Дмитрий Львович, время остановилось. Или даже никогда не существовало. Оно само по себе, а они сами по себе. Я виду по вашему лицу, вы не совсем мне верите, что так бывает.

Лобанов едва заметно пожал плечами и сделал глоток из бокала. Шампанское было очень вкусным, такое он пил всего пару раз в жизни. Не исключено, что его делали по специальному заказу, подумал он.

– Дело все в том, что для меня все это непривычно. Я живу совсем в другом мире, где задумываются совсем над другими вопросами.

– Но теперь вам придется поменять некоторые представления, – убежденно произнес Иннокентий. – Я вам открою маленькую тайну, только не выдавайте меня Дмитрию Львовичу на растерзание, так как он будет сильно сердиться. А в гневе он, между прочим, страшен даже сейчас. По отношению к вам у него очень большие планы. Я наблюдал за вашим разговором, вы ему понравились.

– Почему вы так думаете, он же вам ничего не говорил?

– Я следил за тем, как он с вами разговаривал. А я знаю его реакцию, когда он доволен собеседником, а когда – нет.

Лобанов пожал плечами, так как не знал, как ему относиться к этому сообщению. И какое последствие оно будет иметь для него.

– Знаете, – вдруг широко улыбнулся Иннокентий, – мы с вами все же родственники и вполне можем перейти на «ты».

– Не возражаю, думаю, так будет действительно лучше.

Лобанов увидел, как обрадовался Иннокентий.

– Предлагаю, выпить в честь этого великого события, – засмеялся он.

– С удовольствием, – ответил Лобанов.

– Официант! – позвал Иннокентий.

К ним заспешил официант, Иннокентий снял с подноса бокал, подал его Лобанову, затем взял шампанское себе.

– За знакомство, которое, надеюсь, очень скоро перерастет в дружбу, – предложил тост Иннокентий.

– Согласен.

Они выпили и поставили опустевшие бокалы на поднос стоящего рядом с ними официанта.

– Тебе, наверное, не очень уютно в этом великосветском зоопарке? – вдруг заметил Иннокентий, внимательно наблюдающий за своим родственником.

– Честно говоря, да.

– Это пройдет после того, как ты познакомишься с некоторыми из тех, кто тут присутствует. Ты увидишь, что ничего в них страшного нет. Обычные люди. Конечно, встречаются те, у кого много фанаберии. Я правильно произнес это слово?

– Правильно.

– Я специально посмотрел его сегодня в словаре. По-твоему, я хорошо говорю по-русски.

– Очень хорошо, лишь с легким акцентом. Впрочем, иногда его даже не замечаешь. Где ты научился, ведь русский – не твой родной.

– А я не знаю, какой мой язык родной, – засмеялся Иннокентий. – Я единственный в мире человек, который не имеет родного языка. Я начинал говорить по-французски. Потом родители перевезли меня в Америку. Пришлось осваивать английский. А дома они требовали, чтобы я говорил только по-русски. Потом мы недолго жили в Латинской Америке, я стал обучаться испанскому. Кроме того, русским я много занимался в университете, когда там учился. Я – искусствовед, специализируюсь на живописи, преимущественно русской. Впрочем, моя специальность – самая во мне несущественная вещь. Если пожелаешь, я тебе как-нибудь расскажу о себе подробней. И ты мне расскажешь о себе. Если мы родственники, то должны знать друг о друге как можно больше.

Лобанов кивнул головой. Скорей всего он пожелает. Он чувствовал, что Иннокентий ему нравится все больше. Все, что он говорил, жесты, которыми сопровождал свои слова, были наполнены каким-то трудно уловимым шармом. Это, наверное, и есть тот самый настоящий врожденный аристократизм, подумал Лобанов.

Иннокентий замолчал, он явно выискивал кого-то глазами. Вдруг лицо его изменилось, приняло какое-то странное выражение. Он наклонился к Лобанову.

– Сейчас я тебя кое с кем познакомлю, и тебе сразу станет здесь интересно. Извини, я тебя на минутку оставлю.

Иннокентий быстрыми шагами направился в центр зала. Он подошел к одетой в черное строгое платье молодой женщине, что-то ей сказал и при этом взглянул на Лобанова. Та тоже посмотрела в его сторону и кивнула своей с тщательно уложенной прической головой.

Лобанов почувствовал волнение, так как уже приметил эту женщину, она чем-то неуловимо выделялась среди остальных дам.

Он внимательно смотрел на приближающуюся к нему женщину. На вид ей было не больше двадцати пяти, она была высокого роста, стройная, хотя на его вкус чуть-чуть худощава. Тонкое лицо назвать очень красивым – значит, было допустить некоторое преувеличение, но оно было очень приятным и запоминающим с первого взгляда. Но самым впечатляющим было то, что это было типичное лицо аристократки – такого удивительного выражения, которое не поддавалась описанию словами, он не встречал на лицах других мужчин и женщин.