Слепень (повести) - Любенко Иван Иванович

Января 30-го дня 1909 года», – присяжный поверенный Ставропольского окружного суда Клим Пантелеевич Ардашев отложил дневник, поднялся из-за стола и стал рассматривать улицу.

Неожиданно перед домом остановились сани. Из них выбрался доктор Нижегородцев. По лицу медика было видно, что он чем-то озабочен. Расплатившись с возницей и отряхнув с пальто снег, частнопрактикующий врач шагнул к входной двери. Раздался звонок. Адвокат направился в переднюю, но горничная оказалась проворнее и уже принимала у гостя одежду.

– Простите великодушно, что потревожил вас в субботу, да ещё в полдень. Всем известно, что в это время вы заняты литературными трудами. Однако я уже второй день не могу найти покоя. Тут, знаете ли, странное дело приключилось…

– И не думайте извиняться, мой друг. Пройдёмте в кабинет. Там всё и расскажете, и вишнёвой наливочки отведаете, – проговорил Ардашев и, повернувшись к прислуге, велел: – Варвара, нам как всегда: осетинского сыру и вишнёвки, но только той, что приготовлена по рецепту Вероники Альбертовны.

– Так другую и не держим, – развела руками молодая и стройная горничная.

– Вот и хорошо, – отшутился адвокат. – Нам другой и не надобно.

Не успел Нижегородцев усесться в кресло, как на маленьком столике появилось угощение.

Клим Пантелеевич наполнил рюмки и, сделав несколько глотков, оттенил вкус наливки кусочком сыра. Доктор выпил разом, точно это была не наливка, а водка, и закусывать не стал.

Промокнув губы салфеткой, Ардашев заметил:

– Вижу, вы и впрямь не на шутку встревожены. Итак, я вас слушаю.

– Вы знали купца первой гильдии Тяглова?

– Это тот, что третьего дня застрелился?

– Он самый. Я тут странную деталь узнал: оказывается, перед смертью негоциант снял со счёта в банке всю наличность. А потом пришёл домой и покончил с собой. Те деньги так и не нашлись. В доме, конечно, были ещё ассигнации, но они как лежали в сейфе, так и лежат.

– Может, из-за долгов?

– Да что вы! – доктор даже подпрыгнул в кресле от возмущения. – Это ему все были должны! У него одной недвижимости в городе – дай Бог каждому… Нет, тут что-то другое…

– Простите, Николай Петрович, но для выяснения всяческих подозрений существует полиция, сыскное отделение, возглавляемое Ефимом Андреевичем Поляничко, судебные следователи, в конце концов… Вот они пусть и занимаются выяснением всех обстоятельств смерти. Вы-то чего переживаете? Насколько мне известно, покойный Фёдор Тимофеевич вам ни близким родственником, ни свойственником не приходился. Помнится, и я познакомился с ним за ломберным столиком в Коммерческом клубе.

– Вы правы. Но человек он был в высшей степени порядочный. Такого среди богатого купечества не сыщешь. Не живоглот какой-нибудь, не сквалыга, а меценат, даритель… Ещё до вашего переезда в Ставрополь на его деньги Александровскую больницу для умалишённых построили, да и вашей родной Успенской церкви немало жертвовал. А о приютах для бездомных я уж и не говорю. Не умер бы – всенепременно стал бы почётным гражданином города. Да, в картишки поигрывал, азартен был, но, как говорится, кто не грешил, тот и Богу не маливался.

– Хорошо, – Клим Пантелеевич налил гостю новую порцию наливки и заметил: – Допустим, вы хотите понять причины суицида. Но что вам это даст? Я же читал в «Северокавказском крае», что Фёдор Тимофеевич находился в своём кабинете и, кроме него, жены и одной прислуги, никого другого в доме не было. Даже из короткой газетной заметки ясно, что главный признак самоубийства (оружие рядом с трупом) налицо. Более того, пуля вошла в правый висок. Стало быть, сомнений нет – чистое самоубийство.

Адвокат выпил полрюмки, отправил в рот маленький кусочек сыра и, ожидая ответа, внимательно посмотрел на собеседника. На этот раз врач к наливке не притронулся. Разделяя слова, как обычно делают гимназические учителя, втолковывая непонятливым школярам прописные истины, он принялся объяснять:

– Всё… так… как… вы… сказали, за исключением… некоторых… моментов, а именно: в доме покойного Тяглова стали происходить загадочные и необъяснимые явления, словно там поселилась нечистая сила. Стоит Елене Ивановне заплакать, как вдруг разлетается вдребезги тарелка или звенит окно, будто камешек бросили. А ночью она чувствует, что кто-то спит рядом с ней, но никого не видит. Уж и горничную просила расположиться на ночлег в её спальне, да только та, услышав в полночь тяжёлые шаги на лестнице, вообще сбежала и служить у неё отказалась, даже за расчётом не пришла.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

– Ого! «Человек-невидимка» из рассказа Герберта Уэллса поселился на Воробьёвке, – рассмеялся присяжный поверенный. – Ведь там, кажется, находится дом вдовы? Уважаемый доктор, мало того, что вы, будучи врачом, верите всяким небылицам, так ещё их и распространяете. Неужто забыли, историю с «Замком привидений» на Барятинской, 100? Тогда ведь тоже уверяли меня, что в окнах появляется Апраксия, умершая дочь купца Щегловитова, облачённая в подвенечное платье. А что на деле оказалось? Помните?

– Как не помнить, – вздохнул Николай Петрович, – проспорил вам ящик мартелевского коньяку… Но всё-таки, Клим Пантелеевич, не могли бы вы навестить вдову и осмотреть дом. Это даже не я, это Ангелина Тихоновна просит. Они с Еленой Ивановной давно дружат.

Ардашев грустно заметил:

– А вот это, мой друг, запрещённый приём. Знаете ведь, что не могу вашей супружнице отказать… Ладно, так и быть. Схожу завтра на воскресную службу и к одиннадцати навещу вдову. Только извольте известить её об этом сегодня.

– Так я прямо сейчас и отправлюсь домой, – просиял доктор.

– А зачем так спешить? Могли бы и в шахматы партию-другую сыграть.

– Благодарю, но лучше быстрее обрадую Елену Ивановну. Она ждёт не дождётся моего возвращения.

– Так она у вас, что ли?

– Ну да, – с лёгким оттенком стеснения признался доктор. – С самого утра уговаривала меня, чтобы я к вам съездил. Я было отнекивался, зная ваше отношение ко всякого рода «чертовщине», но потом сдался.

– Ох и вьют, скажу я вам, из нас дамы верёвки, и даже не верёвки, а корабельные канаты! – пошутил хозяин дома. – В таком разе поезжайте. Шахматы от нас никуда не денутся.

Проводив Нижегородцева, Клим Пантелеевич вернулся в кабинет, поднял трубку и попросил соединить его с начальником сыскного отделения города. Тот, к счастью, оказался на месте.

– А! Клим Пантелеевич! Рад слышать. Давненько наши тропинки не пересекались, – приветствовал адвоката сыщик. – Чем могу служить?

– Прочитал в газете о самоубийстве купца Тяглова. Дай, думаю, позвоню и узнаю, не левшой ли он был?

– Ай да присяжный поверенный, ай да шутник, – рассмеялся Поляничко. – Думаете, мы лаптем щи хлебаем да телушку огурцом режем? Нет, господа адвокаты, не дождётесь! Кроме найденного на месте самоубийства браунинга, на правом виске обнаружен чёткий пороховой след, и пуля вышла навылет. Помещение осмотрено со всей скрупулёзностью: окна на зиму законопачены и никакого потаённого хода, кроме обычного погреба, в доме нет. Имеется лишь парадная дверь и выход в сад, кой на момент убийства был закрыт изнутри на засов. Опросили супругу и горничную. Обе, услышав выстрел, бросились в кабинет и увидели труп. Как понимаете, оснований возбуждать уголовное дело у судебного следователя Леечкина не было, и потому мы дали разрешение на погребение. А что этот заурядный случай так вас волнует? Не утаивайте, поведайте старику, как на исповеди. Иль секрет?

– Нет никакого секрета. Узнал от доктора Нижегородцева, что покойный перед смертью снял в банке всю наличность. Дома жена этих денег не нашла. Остались лишь те, что хранились в сейфе.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

– Нам об этом факте известно, но это не наш резон копаться в личных делах самоубийцы. Полиция такими вопросами не занимается. Кто его знает, какие у него были долги или, может, мамзельки высокооплачиваемые имелись? Взял одну красотулю да и осчастливил на всю жизнь. А почему бы и нет?

– А с кассиром беседовали? – не обращая внимания на иронию собеседника, осведомился присяжный поверенный.