Офицер-вербовщик - Джордж Фаркер

Уорти. А в городе уже болтали...

Плюм. Вот потому я и ненавижу ваши провинциальные города. Город, в котором могут подумать дурное о такой женщине, как Сильвия, надо бы спалить дотла. Я люблю Сильвию, я восхищаюсь ее открытым, благородным характером. Эта девушка как-то не похожа на других представительниц своего пола. У нее только прелести женские. Зато нет в ней притворства, неблагодарности, зависти, корыстолюбия, спеси и тщеславия, которые столь свойственны ее сестрам. Будь я генералом, я бы на ней женился.

Уорти. И правильно бы сделал: ведь она вышла бы за тебя, будь ты даже капралом. А вот моя Мелинда кокетничает с кем попало. Ставлю пятьдесят фунтов, она еще и за тебя примется!

Плюм. А я ставлю пятьдесят, что не упущу случая. Послушай, Уорти, а что, если я ее осилю, а потом отдам ее тебе?

Уорти. Коли ты ее осилишь, можешь мне не отдавать. На кой шут мне победа, одержанная другим.

(Возвращается Кайт.)

Кайт. Можно вас на два слова, капитан?

Плюм. Говори: здесь все свои.

Кайт. Вы послали меня утешить эту соломенную вдову, милую миссис Молли, сэр... Это моя жена, мистер Уорти.

Уорти. Ого, вот как?! Желаю вам счастья, мистер Кайт.

Кайт. Большое вам спасибо, ваша милость, я ведь за полчаса приобрел сразу и жену и ребенка. Так вот, значит, послали вы меня утешить миссис Молли, мою жену, я хочу сказать. И что же вы думаете, сэр, – ее уже успели утешить!

Плюм. Каким образом?

Кайт. А вот каким, сэр: пришел лакей в голубой ливрее и принес ей десять гиней на пеленки.

Плюм. Что за чудо! Кто его прислал?

Кайт. А уж это, сударь, я скажу вам на ухо. (Шепчет.) Мисс Сильвия.

Плюм. Сильвия?! Какое благородство!

Уорти. Сильвия?! Возможно ли?!

Кайт. Вот они, эти гинеи, сэр. Я взял их в счет приданого. Мало того, сэр, Сильвия просила сказать ей, что будет крестной матерью и возьмет на себя заботы о ребенке. Только я собрался к вам с этой новостью, окликает меня лакей и говорит, что его хозяйка, мол, желает побеседовать со мной. Я пошел Узнав от меня, что вы в городе, она дала мне полгинеи за приятное известие и велела передать вам, что ее отец, судья Бэланс, вернулся из деревни и будет рад вас видеть,

Плюм. Видишь, какая девушка, Уорти! Разве она похожа на других женщин? Нет, она способна на благородную, великодушную, мужскую дружбу. Покажи мне другую женщину, которая не разразилась бы слезами и упреками из-за этого маленького покушения на ее собственность. Сильвии ненавистна обычная бабья ревность – ведь это лишь жадность, не больше. Она скорее откажется от любовника, чем предаст друга... Кстати, у кого тут самое лучшее вино, Уорти? Там я и поселюсь.

Уорти. Хортон недавно получил бочку старого барселонского. Мне хотелось получше тебя встретить, и вот, чтобы ты первым его отведал, я не велел старику открывать ее до твоего приезда.

Плюм. Так пойдем к нему! А ты, Кайт, ступай к этой даме, передай ей мой низкий поклон и скажи, что я только подкреплюсь немножко и пожалую к ней с визитом.

Уорти. Постой, Кайт! Ты уже видел того, другого вербовщика?

Кайт. Нет, сэр.

Плюм. Это кто же такой?

Уорти. Мой соперник, редкостный дурак! Остальное я тебе расскажу по дороге. (Уходит вместе с Плюмом.)

Сцена третья

Комната. Мелинда и Сильвия идут навстречу друг другу.

Мелинда. С приездом, кузина Сильвия. (Целуются.) Ах, как бы мне тоже хотелось пожить в деревне! Жить в каком-нибудь провинциальном городе, вроде нашего Шрусбери, по-моему, просто невыносимо. Вечно дым, сутолока, сплетни, притворство – ни слова в простоте. И при этом никаких развлечений – прямо с тоски умрешь! А воздух здесь какой – дышать нечем!

Сильвия. А я слышала, кузина, что Шрусбери славится своим воздухом.

Мелинда. Ты забываешь, Сильвия, что я здесь уже целую вечность. Поверь, для женщины деликатного сложения любой воздух становится вреден, через полгода. По-моему, всего полезнее для организма – менять атмосферу.

Сильвия. Это как же ее менять – как платья, что ли? Впрочем, ты, наверно, права: разная бывает атмосфера – когда приятная, а когда нет. Бывает такая, что хоть беги. Такого дыму, такого туману напустят, страх!

Мелинда. Ну что за вздор! Я говорю о воздухе, которым мы дышим, или, вернее, вкушаем. Неужели ты не заметила, Сильвия, что в разных местах воздух даже на вкус различен?

Сильвия. А туман, кузина, это тоже род воздуха? И как это тебе удается вкушать воздух? Уж не хочешь ли ты сказать, что питаешься воздухом? Вот что, дорогая Мелинда, перестань напускать туман!

Воспитание мы с тобой получили одинаковое. Было время, когда мы с тобой и думать не думали о воздухе, разве что он был слишком студеный. Помнишь, в пансионе, по утрам, когда ветер дул с Уэльских гор, как у нас начинало течь из носу?

Мелинда. Воспитывали нас одинаково, кузина, но по природе своей мы разные. Ты, например, здорова, как лошадь.

Сильвия. Уж, по крайней мере, не страдаю ни от скуки, ни от колик, ни от разных капризов. Моя голова не нуждается в нюхательной соли, желудок– в порошках, а лицо – в притираниях. Я могу все утро носиться под звуки охотничьего рога, а весь вечер – под звуки скрипки. Словом, я ни в чем не уступаю отцу – только разве что стрелять влёт и пить не умею. А придет время, не хуже матушки моей справлюсь с чем надо.

Мелинда. Кажется, это не за горами. Я слышала, твой капитан вернулся.

Сильвия. Да, Мелинда, он приехал, и я постараюсь, чтоб он уехал не один.

Мелинда. Да ты с ума сошла, кузина!

Сильвия. «Радость безумья, ты мне поверь, дано познать лишь безумцам»[16].

Мелинда. Право же, это донкихотство! И у тебя хватает смелости воображать, будто молодой и беспечный офицер, который знай себе шляется по свету – за полгода чуть не полземли объездит, – свяжет свою жизнь с барышней из медвежьего угла, дочкой какого- нибудь судьи!

Сильвия. А я не рассчитываю на его постоянство. Я бы не могла полюбить мужчину, для которого существует лишь одна женщина на свете. Это доказывало бы только его душевную ограниченность. Постоянство – это в лучшем случае лень. Ей не место среди мужских добродетелей. И я тоже не поставлю ее в ряд с мужеством, ловкостью, опытом, справедливостью и иными достоинствами сильного пола. Поверь, Мелинда, я порядком устала быть женщиной и не вижу большой радости в том, чтобы носить юбку.

Мелинда. Значит, тебе надоело ходить в юбке и ты бы почувствовала себя свободнее, будь на тебе штаны. Право, Сильвия, родись ты мужчиной, ты была бы распутником!

Сильвия. Уж я бы постаралась узнать жизнь! И мне бы не понадобилась для этого толпа наперсников и наперсниц, как то бывает с иными мужчинами. Да, кстати, как твои дела с мистером Уорти?

Мелинда. Он предмет моего отвращения.

Сильвия. Ох, всё капризы!

Мелинда. Что вы хотите этим сказать, сударыня?

Сильвия. А то, что тебе не следует так жестоко обращаться с этим честным малым. Он человек способный и состоятельный и к тому же друг моего Плюма. Клянусь всем святым, если вы не измените своего обхождения с ним, я потребую сатисфакции.

Мелинда. Что за речи! Ты, я вижу, и впрямь вообразила себя мужчиной. Признаться, я еще хуже отношусь к Уорти из-за его дружбы с Плюмом. По-моему, твой капитан обыкновенный распутник, бездельник и развязный хлыщ.

Сильвия. Но ты же в послдний раз видела его, когда у тебя еще не было двадцати тысяч фунтов и ты собиралась пойти к Уорти на содержание. Где ж тебе было ждать от него почтительности!

Мелинда. Что вы хотите этим сказать, сударыня?

Сильвия. То, что вы слышите, сударыня. Я все попросту выложила.

Мелинда. Тем хуже для вас – вы и так достаточно простоваты.

Сильвия. Ну, в этом ваша милость мне не уступит!

Мелинда. Будь я вроде вас, я, конечно, тоже обрадовалась бы какому-нибудь распутному офицеришке.

Сильвия. Не забывайте, сударыня, что я у вас в гостях.

Мелинда. Могли не приходить, я б не обиделась.

Сильвия. Ах вот как! Так не трудитесь возвращать мне визит, сударыня.

Мелинда. Жду не дождусь, чтоб этот кончился.

Сильвия. Я тоже. Можете меня не уговаривать. Ваша покорная слуга, сударыня. (Уходит.)

Мелинда. Нахалка!

(Входит Люси.)

Люси. Что случилось, сударыня?

Мелинда. Видала ты когда-нибудь такое зазнавшееся ничтожество! Стоило появиться ее молодчику, как она сразу обнаглела.