Вспомни меня!.. - Дана Хадсон

Заметив этот нетерпеливый взгляд, Лорен шаловливо спросила:

— Вам со мной скучно?

С трудом удержавшись от правдивого ответа, Джеймс ответил полуправдой:

— Есть очень хочется, а еда здесь — верх совершенства.

Наконец бесшумно передвигавшийся по залу официант доставил их заказ, отвлекая графа от опасного вглядывания в очаровательное лицо визави.

Едва попробовав закуски, Лорен сразу поняла, почему граф такого высокого мнения о здешней кухне. Канапе из рыбы и миндаля, разложенные на листьях хрустящего зеленого салата, просто таяли во рту. Она с огромным удовольствием поглощала их, с наслаждением смакуя каждый кусочек.

А Джеймс, хотя и продекларировал свой зверский аппетит, есть почти не мог, любуясь игрой световых бликов на золотистых прядях ее волос. Стоявшие перед ним канапе привлекали его куда меньше, чем сидевшая напротив девушка.

Подали горячее, и он был вынужден приняться за еду, чтобы не возбуждать ее подозрения. Лорен почти уже доела тончайшие телячьи эскалопы с гарниром из овощного ассорти и крохотных поджаренных до золотистого цвета картофелинок, когда непонятное смутное беспокойство, тревожившее ее с той поры, как она села за стол, получило наконец свое объяснение.

К их столу, улыбаясь с чувством собственного превосходства, подошла немолодая, чрезвычайно высокомерно державшаяся пара. Завидевший их еще издалека Джеймс что-то недовольно пробормотал под нос и поднялся им навстречу с независимым выражением лица. Подошедший мужчина, даже не глядя на спутницу графа, что-то пренебрежительно проговорил Джеймсу почти на ухо, явно желая, чтобы его не услышала спутница графа.

Нахмурившись, Джеймс сделал шаг назад, и твердо проговорил:

— Разрешите, я вас познакомлю.

Но немолодая женщина, высокомерно задрав длинный нос, оборвала его:

— Не стоит, Джеймс! Все равно мы не в состоянии запомнить имена всех твоих быстроменяющихся подружек! — и они, даже не взглянув на Лорен и всем своим видом выражая неодобрение, повернулись и пошли обратно, держа друг друга под руки и являя собой несокрушимую семейную крепость.

Лорен было до слез обидно, но она постаралась не подать виду. С осуждением глядя в спины удалявшихся, граф постоял еще немного, заглушая кипевшую в груди ярость, и снова сел, сердито хмуря брови.

— Это мои дядя с тетей. Дядя — младший брат моего отца и формально мой наследник. Как ни странно, но главный в роду я, хотя большинство моих родственников старше меня раза в два.

Лорен всё поняла.

— Дядя упрекал вас в легкомыслии? Вам о собственном наследнике надо думать, а вы развлекаетесь с кем попало?

Хмыкнув, Джеймс был вынужден признать:

— Ну да. Династический долг и всё, что с ним связано, вы же понимаете?

Лорен понимала одно: она пришла сюда совершенно напрасно, поддавшись давлению Джеймса.

Внимательно посмотрев на замкнувшееся лицо спутницы, граф чертыхнулся про себя, проклиная столь несвоевременное появление дядьки, но, не считая нужным оправдываться, вкрадчиво спросил:

— Не желаете потанцевать, пока принесут десерт?

Лорен посмотрела на него через столик. Приглушенное освещение делало выражение ее лица отчужденным и далеким, поэтому Джеймс, испугавшись, что она сейчас уйдет, позволил себе всё решить за нее. Встав и склонившись к ней, ухватил ее за запястье и притянул к себе, заставляя подняться и следовать за собой.

От его горячей руки по телу Лорен пробежала жаркая волна, и она чуть зарумянилась, объясняя это своим нежеланием танцевать со столь настойчивым типом.

Уверенным и неторопливым движением Джеймс привлек Лорен к себе, и они заскользили под звуки медленного мечтательного вальса так слаженно, будто танцевали вместе много-много лет. Она признала, что ей очень хорошо в его сильных объятиях, и она просто обманывает себя, думая, что без труда может сохранить безопасную дистанцию. От находившегося в опасной близости мужчины шли такие мощные флюиды, что она чуть было не припала к нему на грудь, побежденная неистовым порывом страсти.

Ее спасло только глубокое убеждение, что девушке не пристало самой искать мужской близости. Но с каждым тактом чувственной мелодии это убеждение становилось всё слабее и слабее. Встревожившись, она отшатнулась, пытаясь заглушить это неприличное желание, и понять, что такое с ней приключилось. Не действие ли это коктейля и двух бокалов выпитого вина? Это смятение так явственно проступило на ее лице, что Джеймс вздохнул и выпустил ее из объятий. Произнеся странную фразу:

— Еще рано, а жаль! — повел ее к столику со словами: — Принесли десерт, давай поторопимся, пока не растаяло мороженое. — Коротким кивком поблагодарил официанта, поставившего перед ними серебряные креманки. — Попробуйте, это просто объеденье!

Лорен послушно воткнула серебряную ложечку в торт из мороженого, прослоенный нежнейшей шоколадной помадкой и покрытый толстой шапкой свежего крема, и почувствовала себя совершенно беспомощной. Ею овладела непонятная, сбивающая с толку истома. Ей так хотелось прижаться к Джеймсу, почувствовать его сильные руки и жгучие ласки…

Встряхнувшись, постаралась избавиться от странного, гипнотического состояния. Отпив холодной воды из глубокого стакана толстого голубоватого стекла, немного пришла в себя и решила: надо бежать отсюда. Чем быстрее она вернется домой и забудет этот ужасный вечер и человека, искусно превратившего его в западню, тем лучше. И уж, во всяком случае, выполнит свое намерение и никогда больше столь опасные для ее благоразумия встречи повторять не станет.

В очередной раз приняв мудрое решение, заставила себя сосредоточиться на вкусе торта, а не на сидевшем так близко мужчине, и с удовольствием доела свою порцию. Десерт был очень вкусен, и она с благодарностью улыбнулась подошедшему к ним официанту, предложившему кофе.

— Спасибо! — она вежливо кивнула, и тот неслышными, какими-то скользящими шагами уплыл выполнять заказ.

Вечер подходил к концу, а Джеймс так и не сказал ей, о чем он так настойчиво хотел с ней поговорить. Не утерпев, Лорен спросила его об этом, и услышала в ответ непонятную фразу:

— А разве мы не поговорили? Я лично для себя уже всё уяснил.

Ничего не поняв из этой небрежной игры словами, она опустила уголки губ и обиженно отвернулась. Граф снисходительно улыбнулся, с нежностью посматривая на свою спутницу. Он так старался не сделать ничего, что могло бы насторожить ее или оттолкнуть, что чувствовал себя как впервые вставший на коньки новичок на слишком скользком льду, каждое неверное движение которого грозило пренеприятным падением.