Взгляд василиска - Макс Мах

Он допил коньяк, затушил в пепельнице сигарету, и, бросив на стол деньги за кофе – как всегда в Константинополе превосходный – и порцию Митаксы, которую ничто уже и никогда не исправит, поднялся из-за стола. Торопиться ему сейчас было некуда, как и многим другим транзитным пассажирам, и он, разумеется, не спешил. Однако и в баре сидеть ему надоело тоже. Тем более, что, на самом деле, времени у него было мало, а сделать еще предстояло многое. И хотя показывать этого не следовало – ведь он транзитный пассажир с билетом на рейс в Мюнхен, который должен был отправиться только через три часа – но и тянуть резину тоже глупо. Слежки за ним не было, а камеры наблюдения, если и поймали его в свои объективы, ничего путного заинтересованным лицам рассказать о нем не могли.

Сейчас его звали Яном Несводой. Во всяком случае, имперский паспорт, с которым он прилетел сюда из Иерусалима, был выдан в Праге именно на это имя. Но геру Несводе, если все пойдет, как запланировано, оставалось жить недолго, а вот кем он будет, после того, как исчезнет вельможный пан – или у чехов это называется как-то иначе? – предстояло еще узнать. Он спустился по лестнице на первый этаж, нашел свободный таксофон и, бросив в щель приемника несколько монет, набрал номер, который ему продиктовали в Гибралтаре.

– Добрый вечер, – сказал он в трубку. – Могу я поговорить с господином Вертхаймер?

– Какой Вертхаймер, черт вас подери?! – взорвалась негодованием трубка. – Нет здесь никакого Вертхаймера! И не звоните сюда больше! Восьмой раз…

– Извините, – прервал он негодующего в далеком Мехико человека. – Но я звоню вам в первый раз.

– Да, какая разница? В первый или в пятый, но вы мешаете мне своими дурацкими звонками. Вам это понятно?

– Вполне, – согласился он. – Вы уж меня извините, я вам больше докучать не буду. Только помогите разобраться, где я напутал. Это ведь Мехико?

– Да, – буркнул все еще раздраженный мужчина.

– Последние три цифры 784?

– Нет, 684.

– Благодарю вас, и еще раз извините.

Он повесил трубку, пожал плечами, и пошел в сторону автоматических камер хранения. Искомый 751 номер нашелся, как и следовало ожидать, в седьмом зале, и был расположен так удачно, что ни одна из трех установленных в зале камер его не видела. Внутри бокса находилась дорожная кожаная сумка, вместо которой он оставил свой чемоданчик, не преминув положить в боковой его карман все свои документы и билет в Мюнхен. С этого момента, чех, который непременно вылетит по назначению ровно через три часа, его больше не интересовал. Закрыв бокс, он набросил ремень сумки на плечо и, не торопясь, пошел к выходу.

С "Бюро услуг" он имел дело редко. То надобности не было, то денег, которые в данном случае решали все, так как услуги эти стоили недешево. Однако, решив уйти в "отставку", он предпочел связаться именно с ними. Дорого, конечно, но зато надежно, и, главное, Бюро никак не было связано с его прошлыми делами, да и в конторе этой, про которую – так уж вышло – он знал много больше, чем им хотелось бы – его не знали. То есть знали, естественно, как некоего заказчика под номером 107, обращавшегося за услугами крайне редко, но при этом всегда платившего "без дураков". Однако насколько ему было известно, с Аспидом номер 107 ни у кого там не ассоциировался, и это был решающий фактор. Ведь он хотел исчезнуть бесследно, в прямом смысле этого слова, то есть, так, чтобы нигде не осталось ни единой ниточки. А там, глядишь, недели через две, информаторы как минимум двух секретных служб как раз и получат "бесспорные" доказательства того, что к вящей радости всего прогрессивного человечества Карл Аспид, наконец, сыграл в ящик. Далеко. Где-то в экваториальной Африке – так что, поди, сыщи ту безымянную могилку в которой он нашел свой последний приют – однако ж, достоверно, на все сто процентов. На этот раз окончательно.

В сумке, заботливо приготовленной для него Бюро, находились в основном его личные вещи – не новые, и купленные, по всем признакам, на территории Русского каганата – а так же подарки жене и дочери – редкие и достаточно дорогие вещицы из Индии – и, разумеется, документы. Документы он изучил еще в туалете аэропорта, так что, выйдя на стоянку такси, уже точно знал, кто он такой и что его ждет впереди. Люди из Бюро в такого рода делах знали толк. Паспорт (разумеется, потрепанный и потертый) на имя Ильи Константиновича Караваева и прочие документы – военный билет (снят с учета по возрасту), водительское удостоверение, диплом, письма от жены, и еще с десяток бумажек разной степени сохранности и важности – должны были однозначно подтвердить его новую легенду любому заинтересованному лицу. Впрочем, Илья Константинович очень надеялся, что более в его жизни заинтересованных лиц не будет.

Он взял такси и попросил отвезти его в город. Дорога до центра Константинополя занимала сорок минут и была Караваеву хорошо знакома, так что не обремененный необходимостью глазеть в окно на чудеса архитектуры вечного города, он предался ностальгическому перечитыванию писем жены и рассматриванию старых фотографий. Женился Илья Константинович поздно, но, видимо, по любви. Во всяком случае, Зоя Лукинична Короваева оказалась женщиной молодой и красивой, так что, если бы не любила, вряд ли пошла замуж за человека в два раза ее старше. А встретились они, стало быть, в Шанхае три года назад. Зоя работала там переводчиком в какой-то нидерландской фирме из Нового Амстердама, а Илья Константинович консультировал строительных подрядчиков, взявшихся за возведение высотной гостиницы в новой части города. Познакомились… и уже через три месяца поженились, как раз перед тем, как Караваев уехал в Индию. В Кашмире, так уж сложилось, он вынужден был задержаться почти на три года, и виделись они с женой за это время всего четыре раза. В декабре восемьдесят восьмого, едва придя в себя после родов, Зоя прилетела к нему на неделю в Шринагар. Потом – почти через год – они провели вместе отпуск на Мальорке. Но Вероника была тогда еще совсем маленькой и вряд ли могла запомнить Караваева, да и сам он теперь помнил девочку скорее по фотографиям, чем по личным впечатлениям, потому что в Лиссабон (в девяностом) и в Абу-Даби (в январе девяносто первого) Зоя снова приезжала одна, оставив дочь у родителей в Салониках. Теперь же, когда, заработав на старость, Караваев решил уйти на покой и поселиться в Петрове, где раньше ни ему, ни Зое бывать не приходилось, Илье Константиновичу предстояло заново познакомиться и с дочерью, да и со своей молодой женой, в общем-то, тоже. Ведь вместе они, почитай, и не жили.

Вообще следовало отдать должное людям из Бюро. Легенда была разработана так, что комар носа не подточит и практически не содержала слабых мест. Настоящий Короваев – ныне, наверняка, покойный – был родом из Прикарпатья и уехал оттуда давным-давно, после чего колесил по всему миру, консультируя строителей и проводя взрывные работы преимущественно в таких местах, куда нормальный человек не поедет и за большие деньги. К тому же комплекцией и общим абрисом лица он тоже подходил "для дела" самым лучшим образом. Отец Зои умер еще два года назад, а недавно умерла и мать, так что и с этой стороны Ильи Константиновича не могло ожидать никаких неожиданностей. Оставались жена и дочь, но девочка, которой не исполнилось еще и трех лет, вряд ли могла его помнить, а Зоя… Что ж, по-видимому, у Зои имелись веские причины согласиться на этот вариант, и деньги – как догадывался Караваев, не малые деньги – были здесь не главным.

Расплатившись с таксистом, он немного погулял по центру города, купив, между делом, в нескольких разных магазинах кое-что из белья и одежды; переоделся в новое в большом, переполненном народом торговом центре; и, наконец, постригся в уютной парикмахерской в двух кварталах от Святой Софии, избавившись заодно и от порядком надоевшей ему за последние месяцы бороды. В шесть часов вечера, завершив преображение, Караваев наскоро пообедал в арабском ресторане и, снова взяв такси, помчался в Андрианополь, в аэропорт "Золотые Врата" где его уже, вероятно, заждались "его девочки". Рейс на Петров (с посадкой в Брно) отправлялся в 10 вечера, так чтотеперь ему действительно следовало поспешить.

Как и было заранее условлено, они ждали его в кондитерской Арамяна. Вероника ела миндальное пирожное, запивая его фирменным молочным коктейлем "малина со сливками", а Зоя, сидевшая к нему спиной, судя по всему, ограничилась одной лишь маленькой чашечкой кофе.

"Фигуру бережет, – подумал он, непроизвольно любуясь ее блестящими черными волосами, собранными в подобие короны, так что совершенно открывали белую высокую шею. – Или зубы".

– А вот и я! – "радостно" сообщил Илья Константинович, подходя к их столику, и заулыбался, чтобы именно так, улыбкой, встретить взгляды двух совершенно не знакомых ему женщин, маленькой и большой.