Страх и нищета в Третьей империи - Бертольд Брехт

Горничная. Прошу на самое хорошее. И если бы мне не нужно было, я бы не просила, ты знаешь это сам.

Штурмовик. Ничего я не знаю. Знаю только, что тут пахнет паленым. Зачем тебе вдруг понадобились двадцать монет? Кругленькая сумма! Ты беременна?

Горничная. Нет.

Штурмовик. Уверена, что нет?

Горничная. Уверена.

Штурмовик. Если до меня дойдет, что ты затеваешь что-то незаконное, если только я что-нибудь такое пронюхаю - крышка! Прямо тебе говорю. Ты, верно, слышала сама: все, что делается против зачатого плода, есть тягчайшее преступление, какое только ты можешь совершить. Если немецкий народ перестанет размножаться, тогда конец его исторической миссии.

Горничная. Но, Тео, я просто не понимаю, о чем ты говоришь. Ничего такого нет, будь что-нибудь такое, я тебе сказала бы, это касалось бы и тебя. Но раз уж у тебя такие мысли, я лучше скажу все как есть. Проста я хочу добавить Фриде на покупку зимнего пальто.

Штурмовик. А почему твоя сестра не может сама купить себе пальто?

Горничная. Да как же она купит его на свою пенсию? Она получает по инвалидности всего двадцать шесть марок восемьдесят пфеннигов в месяц.

Штурмовик. А Зимняя помощь! То-то и есть, что вы совершенно не доверяете национал-социалистскому государству. Я это понял давно по тем разговорам, которые ведутся здесь, на этой кухне. Думаешь, я не заметил, как ты кисло приняла сейчас мой фокус?

Горничная. Ничуть не кисло.

Штурмовик. Кисло! Так же точно, как эти парни, которые вдруг сразу распрощались.

Горничная. Если ты хочешь знать мое истинное мнение, мне тоже кое-что не понравилось.

Штурмовик. Что же тебе не понравилось, осмелюсь спросить?

Горничная. Что ты ловишь несчастных бедняков своими представлениями и фокусами и всякими штуками. Мой отец тоже безработный.

Штурмовик. Так. Я только и ждал, что ты мне это скажешь. Меня и так уже сомнения разбирали во время разговора с этим Линке.

Горничная. Ты хочешь сказать, что ты собираешься его подловить на том, что он тут наговорил тебе же в угоду? И когда сами же мы его на то подзуживали.

Штурмовик. Ничего я не хочу сказать, как тебе уже сказано. А если тебе не по вкусу то, что я делаю, исполняя свой долг, так я тебе на это заявляю: ты можешь прочитать в "Моей борьбе", что сам фюрер не считал для себя зазорным проверять настроения в народе, и это долгое время было его прямым делом, когда он служил в рейхсвере. И делалось это ради Германии и дало большие результаты.

Горничная. Ну если ты так со мной, Тео, то я хочу только знать, могу ли я получить свои двадцать марок, вот и все.

Штурмовик. Я скажу тебе только одно: я не в таком настроении, когда можно что-нибудь у меня вытянуть.

Горничная. Что значит - вытянуть? Мои это деньги или твои?

Штурмовик. Как ты странно вдруг заговорила о наших общих сбережениях! Для того мы, что ли, убрали евреев, чтобы из нас теперь сосали кровь собственные наши соплеменники!

Горничная. Как ты можешь говорить такие вещи по поводу двадцати марок!

Штурмовик. У меня и так немало расходов. За одни только сапоги двадцать семь марок заплачено.

Горничная. Как? Вам же их выдали бесплатно?

Штурмовик. Да, так мы думали. И я поэтому выбрал самые первосортные. А потом поставили нам всем в счет, и мы сели в лужу.

Горничная. Двадцать семь марок за одни только сапоги? А какие же другие расходы?

Штурмовик. Другие расходы?

Горничная. Ты же сказал, что у тебя много расходов.

Штурмовик. Так сразу не вспомнишь. Да и вообще нечего мне учинять допрос. Можешь не беспокоиться, я тебя не обману. И насчет двадцати марок я тоже как-нибудь соображу.

Горничная (плача). Тео, это же просто невозможно, как ты мог сказать мне, что с деньгами все в порядке, и вдруг оказывается, что нет. Я просто не знаю, что теперь и думать. Хоть двадцать-то марок осталось у нас на счету из всех наших денег?

Штурмовик (хлопает ее по плечу). Кто же говорит, что у нас ничего не осталось на счету? Ерунда. Ты можешь на меня положиться. То, что ты мне доверила, то будет в полной сохранности, как в несгораемом шкафу. Ну, веришь ты своему Тео?

Она плачет, не отвечая.

У тебя просто нервы не в порядке, ты переутомилась. Ну, я отправился на учение. Значит, в пятницу я за тобой зайду. Хайль Гитлер! (Уходит.)

Горничная старается унять свои слезы и ходит в отчаянии взад и вперед по

кухне. Возвращается кухарка с корзиной белья.

Кухарка. Что тут между вами вышло? Поссорились? Тео молодец. Побольше бы нам таких. Ничего серьезного, конечно?

Горничная (все еще плача). Минна, не можете ли вы поехать к вашему брату и сказать, что ему нужно остерегаться?

Кухарка. Чего?

Горничная. Ну так... вообще...

Кухарка. Из-за сегодняшнего? Неужели вы думаете?.. Но разве Тео способен на такое?

Горничная. Я и сама теперь не знаю, что мне думать, Минна. Он так изменился. Они его совсем испортили. Нехорошая у него компания. Четыре года мы с ним были вместе, и теперь мне вдруг стало казаться, точно... Я попрошу вас, посмотрите у меня на спине, там нет креста?

4

БОЛОТНЫЕ СОЛДАТЫ

А эти - под стражею, в сборе,

Шагают, о Марксе и Бебеле споря,

Друг друга берут в оборот,

Пока эсэсовец сонный

В лагерный карцер бетонный

Всех вместе не запрет.

Концентрационный лагерь Эстервеген, 1934 год. Несколько заключенных

мешают цемент.

Брюль (тихо, Дивенбаху). Подальше держись от Ломана, ненадежный малый.

Дивенбах (громко). Слушай, Ломан, Брюль говорит, что ты ненадежный, чтобы я держался подальше от тебя.

Брюль. Скотина.

Ломан. Не тебе бы говорить, Иуда. Из-за кого Карла посадили в карцер?

Брюль. Скажешь, из-за меня? Я, что ли, получил сигареты неизвестно от кого?

Ломан. Когда это я получил сигареты?

Член библейского общества. Берегись!

Часовой-эсэсовец проходит вверху по насыпи.

Эсэсовец. Кто тут язык распускает? А?

Все молчат.

В следующий раз всех отправлю в карцер, поняли? Петь немедленно!

Заключенные поют первую строфу "Песни болотных солдат".

Эсэсовец проходит дальше.

Заключенные (поют).

Нас не тешат птичьи свисты,

Здесь лишь топь да мокрый луг,

Да молчащий лес безлистый,

Как забор, торчит вокруг.

Солдат болотных рота,

С лопатами в болота

Идем.

Член библейского общества. И почему вы вечно спорите?

Дивенбах. Не твоего это ума дело, святоша. Вчера в рейхстаге его партия (указывает на Брюля) голосовала за одобрение гитлеровской внешней политики. А он вот (указывая на Ломана) считает, что гитлеровская внешняя политика ведет к войне.

Брюль. При нас войны не будет.

Ломан. Положим, при вас уже раз была война.

Брюль. И вообще Германия слишком слаба в военном отношении.

Ломан. Ну один-то уж крейсер вы принесли Гитлеру в приданое.

Член библейского общества (Дивенбаху). А ты кто был? Социал-демократ или коммунист?

Дивенбах. Я держался вне партий. Ломан. Зато теперь ты премило сидишь внутри - внутри концлагеря.

Член библейского общества. Берегись!

Эсэсовец появляется снова и смотрит на заключенных, Брюль медленно запевает

третью строфу "Песни болотных солдат". Эсэсовец идет дальше.

Брюль (поет).

Мы застряли безвозвратно.

За побег ты жизнь отдашь.

Обведен четырехкратно

Частоколом лагерь наш.

Солдат болотных рота,

С лопатами в болота

Идем.

Ломан (бросает лопату). Как подумаю, что сижу здесь из-за вас, из-за того, что вы раскололи единый фронт, так бы и размозжил тебе башку.

Брюль. Ну да, это на вас похоже: "Поклонись мне, как дружку, а не то снесу башку". Как же, единый фронт! Вы рады бы переманить у нас людей.

Ломан. А вам больше нравится, чтобы их переманил Гитлер! Предатели народа!

Брюль (в бешенстве хватает лопату и замахивается на Ломана, тот тоже держит лопату наготове). Я тебе покажу!

Член библейского общества. Берегись! (Поспешно запевает последнюю строфу "Песни болотных солдат".)

Эсэсовец показывается снова.

Все заключенные (подхватывают песню, усердно мешая цемент).

Не томись тоской бесплодной.

Ведь не вечен снег зимы.

Будет родина свободной,

Будем с ней свободны мы!

Болотные солдаты,

В болото мы лопаты

Швырнем!

Эсэсовец. Кто крикнул "Предатели народа"?

Все молчат.

Мало вас учили. (Ломану.) Отвечай, кто?

Ломан смотрит на Брюля и молчит.

(Дивенбаху.) Кто?

Дивенбах молчит.

(Члену библейского общества.) Кто?

Член библейского общества молчит.

(Брюлю.) Кто?

Брюль молчит.

Даю вам пять секунд, а потом всех отправлю в карцер и сгною там. (Выжидает пять секунд.)

Все стоят молча, глядя в пространство.

Марш в карцер!

5

СЛУЖЕНИЕ НАРОДУ

Вот лагерные вахтеры,

Убийцы и живодеры,

Служат народу вполне.

Чтоб весел был и не плакал,

Секут и сажают на кол

По самой дешевой цене.