Дом одинокого молодого человека : Французские писатели о молодежи - Эрве Базен

Франции обратился к проблемам экологии. Поскольку ему удалось пожить в таких странах, где человек сумел не потерять контакта с природой и сохранил верность своей изначальной натуре, Леклезио крайне болезненно и резко реагирует на дегуманизацию, пропитывающую поры современного технократического общества. В этом, кстати, его позиция смыкается с позициями таких писателей, как Эрве Базен и Бернар Клавель. А с Андре Дотелем его сближает другой интересный момент: произведения Леклезио населены преимущественно детьми, подростками, молодыми женщинами. В одном интервью писатель признался, что зрелость, «взрослость» в его образной системе соответствует не вызывающему у него симпатии индустриальному обществу.

В этой связи следует сказать, что французской литературе, как и нашей литературе, как и большинству других современных литератур, свойственно противопоставлять гипертрофированным формам урбанизации доиндустриальный, деревенский мир, как колыбель исконных человеческих ценностей. Можно даже обнаружить некоторые сходные процессы в нашей литературе и во французской. Есть во Франции, например, то, что у нас называется «деревенской прозой». Ж.-М. Г. Леклезио вряд ли можно отнести к числу «деревенщиков», а вот «очарованного сказочника» Андре Дотеля — вполне. А чем не «деревенщик», например, Бернар Клавель? Герой-эпоним его рассказа «Боби» вырвался на простор городской жизни, избежал необходимости зарабатывать на жизнь тяжелым крестьянским трудом, и писатель его не осуждает: что с Боби взять? Однако симпатии Клавеля не на его стороне: истинная героиня рассказа — его мать. Особой любовью к сельской провинциальной жизни, к простым труженикам проникнуто и творчество Эрве Базена, певца природы, названной им в одном из романом «зеленым храмом». Интересным образцом деревенской прозы является и наполненная грустным юмором новелла Инес Каньяти «Индюшка». Есть во Франции, как мы убеждаемся на примере ряда других произведений нашего сборника, и отчетливо выраженная «городская» проза.

Как-то так получилось, что в сборник удалось включить всего четыре рассказа, принадлежащих авторам-женщинам. Похоже, принцип тематического отбора сыграл в данном случае против них. Это, несомненно, случайность, не отражающая реального положения вещей. Дело в том, что в литературном мире Франции представительницы прекрасного пола играют очень активную роль и создают добрую половину всей книжной продукции. Радует, однако, что читатель познакомится с Катрин Риуа. На небосклоне современной французской словесности она, несомненно, является звездой первой величины. По образованию Катрин Риуа филолог. Она защитила диссертацию по Генри Джеймсу и в настоящее время преподает американскую литературу и английскую лингвистику в Сорбонне. Ее перу принадлежит уже больше десятка романов, несколько публицистических книг, романизованные биографии, в том числе биография Брижит Бардо. Персонажи ее книг, подобно анонимной героине рассказа «Грейпфруты на завтрак», пытаются успешно либо безуспешно выбираться из замкнутого мира, на прозябание в котором их обрекла было судьба. Одним из главных компонентов ее незаурядного таланта является великолепный юмор, благодаря которому ей очень хорошо удается пародирование современных нравов. Правда, за это некоторые критики склонны считать манеру ее письма несколько аморальной. В действительности же она придает большое значение моральным принципам. Все дело в том, что ее система моральных ценностей не совпадает с системой, принятой ее оппонентами.

Одним из наиболее остросоциальных рассказов, представленных в сборнике, является рассказ Катрин Лепрон «Эмма», иллюстрирующий некоторые жизненные, или, точнее, антижизненные правила современного технократического общества, в соответствии с которыми человек оказывается ценен не сам по себе, а лишь как один из механизмов, необходимых для функционирования сложной производственной системы. Главными героями в этом рассказе, который можно было бы назвать «производственным», являются технологические процессы и отведенное на них время, а сама Эмма служит лишь придатком к ним. Спасибо, однако, палочке-выручалочке, называемой любовью, благодаря ей героиня начинает постепенно обретать черты живого человека. Это чувство все-таки действительно способно иногда оказать людям реальную помощь как в литературе, так и в жизни.

В заключение хотелось бы сказать, что цель данного сборника — не только рассказ о французской молодежи, но и знакомство с новейшей французской литературой, с некоторыми ее тенденциями. Она сейчас находится на одном из наиболее интересных этапов своего развития. Был в ее истории период — приблизительно с начала шестидесятых до середины семидесятых годов, — когда она находилась в состоянии кризиса из-за чрезмерного увлечения многих молодых писателей авангардистскими теориями, из-за чрезмерной ее идеологизации и политизации, а главное — из-за того, что законодателями литературных мод во Франции на некоторое время стали ученые-структуралисты, занявшиеся комплексным микроанализом эстетических явлений и попытавшиеся подменить язык художественной прозы формализованным языком лингвистики, этнологии, психоанализа, социологии и некоторых других гуманитарных наук.

Сейчас французская словесность вновь обрела самостоятельность и активно восстанавливает свои силы, о чем, в частности, свидетельствуют и встретившиеся под этой обложкой повести и рассказы. Хочется надеяться, что жизненный и литературный опыт представленных в сборнике писателей, равно как и опыт героев их произведений, окажется и интересен, и полезен нашим читателям, в первую очередь молодым.

В. НИКИТИН

Патрик Бессон

ДОМ ОДИНОКОГО МОЛОДОГО ЧЕЛОВЕКА

Посвящается Изабель

I

Дневник Эрика

Вилле-сюр-Мер, 31 июля

Только что мне исполнилось семнадцать. Я никого не поставил в известность. Подозвал Венеру и вместе с ней отправился бродить по городу; по пути купил бутылку кока-колы, хрустящий картофель и газету.

Затем прошелся вдоль моря. Неторопливо, словно решив дать детям достроить последние в этот день песочные замки, вымыть ноги и попрощаться друг с другом, спускался вечер: было время отлива, вода сверкала, по мокрому песку тянулись вереницы улиток.

На автостоянке, нависшей над молом, у забитых чемоданами автомобилей в ожидании детей собрались родители. Париж недалеко. Сегодня ночью дети вновь окажутся в своем громадном городе; это радует меня, но не слишком. Завтра понаедут другие: завтра только 1 августа. Остается заткнуть уши и ждать сентябрьского равноденствия, что прогоняет их на целый год и возвращает пляжу если уж не его былую голубизну, то, по крайней мере, безмолвие.

Да, я не люблю шум.

У двери «Винтерхауза» я поинтересовался у Венеры, что она предпочитает — остаться в саду или сесть перед телевизором и отпраздновать со мной мое семнадцатилетие. Добавил, что убогую программу вечера ей поможет скрасить миска кока-колы. А вот газету она не получит, поскольку никогда не возвращает то, что ей дают. К примеру, бросаешь ей мяч, она хватает его зубами, поглубже втягивает в пасть, но обратно не приносит. А выпускает только тогда, когда до нее доходит, что это несъедобно. Ни играть на пианино, ни писать она не умеет. Но я обожаю эту ужасную овчарку. А поскольку мне надоело смотреть, как она, ничего не отвечая, глупо помахивает хвостом, ее пришлось оставить