Терминатор - Лякмунт

  И тут всё разом завершилось. Девушки сидели, опустив глаза – отчего-то им было совестно смотреть друг на друга, зато леди снова сделалась бодрой и деловитой.

– Понимаю, вы впервые ощутили секвенцию не в одиночестве. Знаю, в первый раз возникает ощущение неловкости – общепринятая мораль настроена против любого публичного наслаждения, особенно – чувственного. Но знайте, неловкость со временем пройдет, а те, с которыми вы делили высшее наслаждение, станут для вас самыми близкими людьми. Итак, – продолжила Леди, – только что вы с помощью секвенции Нерушимого Обещания принесли клятву, которую не сможете преступить никогда. Со временем вы сами будете приводить к такой клятве других – по самым разным поводам. Как вы могли заметить, составляющая страдания в этой секвенции очень невелика – куда меньше, чем у большинства других. Это позволяет нам не слишком ограничивать себя в использовании Нерушимого Обещания. Мы охраняем секвенции, но это не значит, что они нам не могут служить.

  Глава I

– Убедился? – голос загрохотал у старика прямо в голове – раскатистый громоподобный голос. Таким голосом, наверное, Рама вызывал на бой Кхару во время битвы с Ракшасами, а в позднейшие библейские времена Создатель так говорил с пророками.

– Да, убедился. Кажется, ты прав, я – не сумасшедший.

– И всё было, как я сказал?

– Да. Я спустился в деревню, и сошлись белые коровы с глазами прекрасных дев и с длинными рогами, и все они приветствовали меня – пали на колени и склонили головы.

– Коровы – на колени? Неплохо сказано. Ты – поэт. Кстати, в этой деревне все коровы белые. Ты раньше этого не видел?

– Смотрел, но не видел. Это для них коровы священны. Мне, как ты, наверное, знаешь, когда-то доводилось их есть.

– А люди? Что делали люди?

– Люди простерлись ниц. Потом они подползали ко мне и пытались целовать край платья, просили благословения.

– А потом?

– Потом они огромной толпой проводили меня до ворот монастыря. Надеюсь, они уже ушли.

– Итак, теперь ты мне веришь. Кстати, не трудись раскрывать рот, когда обращаешься ко мне – я тебя и так прекрасно слышу. Не хватало, чтобы другие монахи сочли тебя безумцем.

Сухощавый старик, облаченный во что-то вроде мантии бордового цвета, с опаской бросил взгляд на деревянную дверь кельи. Затем приблизился к двери, приложил ухо к дереву и негромко сказал:

– Кажется, там никого нет. А то Ваджра вечно подслушивает – беспокоится за меня.

Затем, смутившись, повторил мысленно:

– Никого нет. Все сейчас на хозяйственных работах.

– Да. Все работают. А мы с тобой поговорим. Ты готов?

– Кто ты?

В ответ раздался смех.

– Нет, это ты мне скажешь – кто я.

– Я не знаю. Асур? Один из богов? Демон? – как я могу знать?

– Я тебе помогу, – в голове старика возник смех – низкий и очень громкий. Казалось, камни должны дрожать от этого смеха – старик даже приложил руку к недвижимой прохладной стене кельи, ожидая ощутить сотрясение. Отсмеявшись, голос сообщил:

– Я – самый могущественный из всех. Я могущественнее всех, кого ты можешь представить. Я тебе помог? – старик лишь в недоумении пожал плечами.

 – Конечно, нет, – кажется, у голоса прорезались веселые нотки, – в твоем языке нет для меня названия.

– Мне кажется, мы говорим на английском, я прав? – старик почувствовал, что голос молча с ним согласился.

– Мы говорим на английском потому, что он лучше всего годиться для общения с тобой?

– Совсем нет. Скорее – наоборот. В других известных тебе языках – тибетском, китайском и хинди есть слова для обозначения некоторых предметов, о которых мы с тобой будем разговаривать. А назвав что-то, ты скрываешь его сущность за словом. Не этому ли ты всех учишь в последние сорок лет, старик? Кстати, можно я буду тебя называть твоим старым именем – Эрчжи?

– Конечно. Вспомнить детство любому приятно, – старик улыбнулся и повторил вслух своё детское имя, – Эрчжи.

 – А как мне называть тебя? – похоже, старик не оставил мысли разузнать что-нибудь об обладателе громового голоса от него самого.

– Хороший вопрос. Давай, выберем, что-нибудь не слишком экзотическое – Чжан, Ван, Ли – как тебе? Или, возможно, Анил, Арджун, Пранав? А, может быть, тебе больше понравится Нима, Дава, Мимар? Есть еще варианты: Смит, Браун, Джонс[1]. Решено! Зови меня мистер Джонс.

– Ты – американец?

На этот раз громовой хохот раздавался так долго, что старик успел освоиться и поддержал его своим дребезжащим смехом, потом бросил опасливый взгляд на дверь, хихикнул еще раз и, на сей раз мысленно, произнес:

– Ну что ж, давай поговорим.

– Пусть это будет игрой, – предложил голос, точнее, мистер Джонс, – ты мне можешь задавать любые вопросы, а затем, когда-нибудь потом, попробуешь рассказать, кто я.

– Любые вопросы? И ты на них ответишь?

– Если ответ существует, ты его получишь – спрашивай, что хочешь.

Лицо старика приняло сосредоточенное выражение, он задумался, затем его губы тронула улыбка и он сказал:

– Позволь начать с самого сложного вопроса. В чем смысл жизни?

– Чьей жизни – твоей? Это очень простой вопрос. Смысл твоей жизни – познать меня. Ты – мой инструмент, с помощью которого я познаю себя. Затем я тебя и создал.

– А у других – в чем смысл их жизни?

– Другого смысла нет. Всё живое – инструменты для познания моей нескромной особы. Впрочем, следует уточнить: простейшие формы жизни – это инструменты для создания инструментов. А уж с помощью этих инструментов я познаю себя. Понятно?

– Экономисты называют это промышленностью группы «А» – «производство средств производства», – сообщил старик, чем снова вызвал безудержное веселье мистера Джонса. Вскоре старик присоединился к громовому хохоту своим дребезжащим смехом.

– Я рад, что ты не забыл того, чему тебя учили в университете, – спустя короткое время похвалил старика голос. – А в твоей Alma Mater про меня ничего не рассказывали?

– На первый взгляд, ты напоминаешь Мирового Духа, о котором писал Гегель. Правда, он не упоминал о твоем веселом нраве. А теперь – давай перейдем к моей основной задаче – познанию тебя. Скажи, ты всемогущ?