С нами бот - Евгений Лукин

– Неужели и такое было?

– Было, было… А теперь вот ботов из себя корчат.

– М-да… – скептически изрек Труадий Петрович, и беседа прервалась. Гости и домочадцы ожидающе повернулись к хозяину.

– Ты же всех задолбал! – кричала Ева, с яростью креня штурвал своей «мазды».

На поворотах меня то вдавливало в дверцу, то прижимало к супруге. Спаси, сохрани и помилуй нас, Господи, от обезумевшей женщины за рулем! Хорошо еще, асфальты сухие, а то бы и вовсе беда. Сам я машину не вожу и вообще боюсь всего четырехколесного.

– Я зачем тебя туда взяла?.. Да, кстати, зачем?

– Я хотела показать тебе порядочных людей! Ты же одичал за два года в этой своей богадельне! Среди недоумков! Среди неудачников! Среди всяких… бабулек-дедулек! Ты сам стал как старый дед! Ты – пенсионер, понимаешь? Пенсионер без пенсии!..

Что ж, святые слова. Возразить мне было нечего. Но даже бы если было, поди возрази! Еще взбеленится окончательно да врежется куда-нибудь!

– Ты хоть на дорогу смотри… – взмолился я, но услышан не был.

– Приколы эти насчет крещения обезьян! Что за кощунство?..

– Тоже, что ли, в «подсвечники» подалась? – опрометчиво спросил я.

Скорость возросла. Вспомнилось, что место справа от водителя называется в просторечии сиденьем смертника.

– При чем тут это? – кричала Ева. – Сейчас такое время, что приличный человек просто обязан быть верующим! Обязан! Если ты атеист, тебя ни одна солидная фирма на работу не примет!..

Ну и глупо. Допустим, солидная фирма дорожит своей честью и не желает принимать на работу жуликов. Но в таком случае жулик должен быть идиотом, чтобы объявить себя атеистом! Так или нет?

– Ты с кем говорил? – кричала Ева. – Ты хоть знаешь вообще, с кем ты говорил? Ты же ему весь вечер слова не давал сказать! А у него память, как у слона, он все сто лет помнит!..

В следующий поворот она вписалась, визжа покрышками.

– Останови… – не выдержав, попросил я.

– В чем дело?

– Мне плохо…

Мне уже действительно было плохо. Ева поспешно затормозила. То ли за меня испугалась, то ли за чистоту салона. Дождавшись полной остановки колес, я отстегнул ремень безопасности и выбрался наружу. Постоял, успокаиваясь. В принципе, мы находились уже в двух шагах от дома. Пересечь ночной пустырь – окажешься почти у подъезда.

Я захлопнул дверцу и двинулся по извилистой, едва различимой тропинке.

– Ты куда?!

– Домой! – не останавливаясь, бросил я через плечо.

В следующий миг нога моя ушла в пустоту, и я полетел в непроглядную бездонную тьму, впоследствии оказавшуюся довольно глубокой траншеей, по дну которой пролегала недавно отремонтированная труба.

Глава четвертая

Грянулся дурак оземь и обернулся инвалидом второй группы.

Русская народная сказка.

Нет, насчет инвалидности я, конечно, малость загнул. За перелом руки, пусть даже и в двух местах, кто мне ее даст, инвалидность?

Все-таки удивительная женщина Ева. А может быть, все они, женщины, в этом смысле удивительны. Целый вечер, вспомните, орала на меня и шипела из-за какой-то, прости Господи, ерунды, а стоило мне сверзиться в траншею – будто подменили бабу! Стиснув зубы, ни разу не попрекнув, отвезла в больничный комплекс, подняла на уши всю травматологию (а час ночи, между прочим), чуть ли не профессора из дому вытребовала…

А еще говорят, каков в малом – таков и в большом! По моим наблюдениям, как раз наоборот.

Зато теперь почти не навещает. Некогда, надо полагать. Дела.

Меня это, если по-честному, устраивает. Во-первых, отсрочка. Не нужно дергаться, не нужно суетиться. Мне, знаете, настолько дороги мои проблемы, что я их даже и решать не хочу.

Во-вторых, есть возможность отдохнуть от этого вконец осточертевшего мира. Вернее, так мне поначалу казалось. Но в палате пять коек, три из них заняты такими же недоломками, как и я. Одна, слава богу, пустая. Не знаю, правда, надолго ли. И каждый из травмированных очень любит поговорить. Кем-то из них обо мне было сказано буквально так:

– Сидит, молчит – отдыхать мешает…

Вчера принялись конаться, кто с какой высоты летел.

– Со второго? Салага! Я с шестого навернулся! С шестого!

– И всего один перелом?

– Так я ж в расслабоне падал!

Выпытав подробности моего увечья, пренебрежительно хмыкнули. Траншея! Ниже уровня земли.

А руку жалко. Хорошая была рука. Теперь она уже, наверное, такой не будет.

Что-то протухло в соседней тумбочке. Проснувшись утром, я с ужасом принюхался к собственной только что собранной и закованной в гипс конечности. Ни черта не понял. Пришлось встать и выйти в коридор.

Нет, вроде не от меня.

Успокоившись, вернулся в палату. Там уже просыпались. И первым делом, конечно, врубили репродуктор! Пока не втянули в неизбежный утренний треп, одноруко умылся, почистил зубы – и на свежий воздух.

Вышел. Огляделся.

– Простите, пожалуйста. С вами можно поговорить?

Прямо передо мной с вежливыми улыбками ожидали моего согласия две милые глупенькие девчушки, и у каждой в руках наготове кипа глянцевых душеспасительных журнальчиков.

Иногда мне хочется всех поубивать. И даже не иногда. Мое молчание было воспринято неправильно.

– Вы согласны с тем, что человек сейчас больше всего страдает от одиночества? – округляя от искренности глаза, спросила та, что повыше. – Даже находясь в толпе! Даже…

– Нет, – тяжко изронил я. – Не согласен.

Последовала секундная оторопь. К такому простому, напрашивающемуся ответу они почему-то готовы не были.

– Какое одиночество, девушки? – процедил я. – Какое, к чертям, одиночество? Вот я вышел, чтобы побыть одному. И тут же подруливаете вы. Никуда не скроешься! Христос от вас в пустыню на сорок дней уходил – так и там достали!

Как ветром сдуло. Испуганно извинились и пошли отлавливать другого увечного, благо прогуливалось нас возле корпуса более чем достаточно. Уж не знаю, поняли они намек, не поняли. Насчет Христа в пустыне и кто Его там доставал. Наверное, нет.

Раздосадованный, я пересек прогулочную площадку, где возле перил хмуро перекуривали две пижамы и один халат. Достал сигареты, стал рядом, оглядывая исподлобья больничный парк. Жаркий выпал июнь. Кое-где уже листья жухнут. Скучный пейзаж.

Стоило мне так подумать, пейзаж повеселел.

Джип ворвался на территорию комплекса, едва не снеся правую стойку ворот, и на хорошей скорости устремился в нашу сторону. Его болтало. Со скрежетом зацепив по дороге опрометчиво припаркованную у бровки легковушку, он едва не вмазался в парапет и затормозил как раз под нами.

Курильщики, и я в их числе, легли животами на перила, ожидая продолжения.

Распахнулась передняя дверца, и на асфальт выпало окровавленное тело. Полежав, оно поднялось на колени и потащило из недр джипа другое окровавленное тело. После чего оба тела поползли в сторону приемного покоя. Вернее, ползло только первое, а второе оно за собой волочило.

– С разборки, – понимающе заметил кто-то из старожилов и погасил окурок о край урны.

Навстречу ползущим вышла тетенька в белом халате и, укоризненно покачав головой, ушла обратно. За подмогой.

Самое жизнерадостное отделение – это травматология. Если сразу не убился, значит починят. Именно починят, а не вылечат. Лечат в других отделениях. А здесь врачи, представьте, носят в карманах белых халатов слесарный инструмент. И когда кто-нибудь из них перекладывает мимоходом из правого в левый кусачки или пассатижи, больной понимает, что будет жить.

Отремонтируют.

И юморок здесь тоже своеобразный.

Заведующий отделением совершает утренний обход. Берет у меня градусник, смотрит. Далее благосклонный кивок:

– Нормально. Остываешь… – И шествует к следующей койке.

Где-нибудь в гастроэнтерологии после таких слов пациент мгновенно бы окочурился, а тут невольно начинаешь ржать.

И все же никто на моих глазах не воскресал с такой стремительностью, как этот, из джипа. Его, кстати, поместили в нашу палату, а того, которого он тащил (по слухам, главаря), подняли в нейрохирургию, где бедняга на следующий день и скончался. Пуля в голове. Без каких бы то ни было шуток.

На этаже у нас пошли чудеса. Посреди холла поставили письменный стол и посадили за него мента с пистолетом. То ли для безопасности пострадавшего, то ли чтобы пострадавший не удрал. Видимо, с той же целью у новичка отобрали все, включая трусы. Не помогло. Тут же обернул чресла простынкой и, кряхтя, заковылял по коридору в дальнюю палату, где, как выяснилось, лежал третий участник разборки, которого доставили отдельно и чуть позже.

Доковылять, правда, не удалось – мент вернул.