«Если», 1992 № 03 - Джон Бранер

— Да. — Павел почувствовал, что горло стало таким же сухим, как ветер в дюнах за переборкой. — Конечно, ты должен был таскать его с собой. Это Легкий Выход.

Маленький гладкий цилиндр из пластила[1], не толще и не длиннее предплечья, с белым колпачком на одном конце, покоящийся на амортизирующей подушечке из красного бархата, стоил, наверное, не меньше половины самого «Пеннирояла».

То была «разрешенная законом» модификация более раннего прибора, который пришлось запретить, поскольку, кочуя с планеты на планету, он убивал пионеров космоса, приходивших в отчаяние от попыток преодолеть бесчисленные проблемы, возникавшие во враждебном мире. На ранних образцах этой машины были нажиты целые состояния: поселенцев соблазняли воображаемыми мирами, такими прекрасными, что люди с радостью готовы были умереть с голоду, лишь бы снова и снова переживать иллюзорные удовольствия.

Когда использование машины приобрело характер эпидемии, правительство Земли издало, наконец, закон — как всегда, компромиссный. Запрещалось не производить, а только покупать и использовать эти машины. Исключение делалось лишь для тех, кто выполнял опасное, связанное со смертельным риском задание. На практике же это означало, что машины покупали космические туристы, правительственные чиновники, руководители космических линий. То есть те, кто готов был выложить круглую сумму.

Это могло быть все что угодно. Буквально все.

В принципе, в машине была заложена гуманная идея: что может быть более жестоким для находящегося в сознании живого существа, чем понимание неотвратимо надвигающейся смерти? Когда нет надежды на спасение — лучше уж закончить свои дни в неомраченной радости!

Прекрасно.

Но в тот момент, когда человек нажимал на колпачок, он совершенно определенно совершал самоубийство. В коре головного мозга прожигались новые нейроканалы, и пути назад не было.

Павел захлопнул крышку, защелкнул замок и осторожно положил кейс на полку, так, чтобы его не мог достать Эндрю.

— Эй, ты чего? — закричал Эндрю. — Тебе ведь известно, что это за штука? Ты что, не знаешь, как ее включить?

— Знаю.

Павел отвернулся, направил луч фонарика на медицинские принадлежности и занялся единственно важным делом — отбором необходимого для завершения операции.

— Давай, включай!

— Заткнись! — Его испугала собственная ярость — доктору негоже так разговаривать с пациентом. — Или я тебя заставлю замолчать!

Он схватил инъектор — не местной анестезии, которая нейтрализует болевые точки, а общего действия.

— Подлец! — засипел Эндрю. — Ты дьявол! Ты…

На последнем слове его голос утих. Глаза, блестевшие в бледном свете фонарика, закрылись, и через несколько секунд Эндрю обмяк.

«Так, во всяком случае, милосерднее…»

Но когда Павел снял одеяло и механически занялся очисткой тела Эндрю от экскрементов и засохшей крови, он понял, что это неправда. В его поступке было такое же насилие, как если бы он ударил Эндрю в челюсть.

Как бы в наказание за то, что поддался гневу и страху, Павел с особым тщанием провел дезинфекцию, выполняя вручную самую неприятную работу, которую в другое время доверил бы прибору, будь таковой в исправности после катастрофы. Вскоре он ощутил, что действие стимулятора проходит, но со второй дозой решил повременить до обеда.

На данный момент он сделал все, что мог: Эндрю был в паутине медицинских приборов. Приборы успокаивали боль, абсорбировали шлаки прямо через кожу, выводили продукты деятельности желудка и мочевого пузыря и страховали раненого от малейшей опасности гангрены. Если спасатели явятся в течение пятнадцати дней, Эндрю не просто выживет, но будет в достаточно хорошем состоянии, чтобы перенести серьезную операцию позвоночника и вернуть себе способность двигаться. Павлу было чем гордиться; к тому же он не мог воспользоваться большинством приборов из-за того, что сомневался в их исправности.

Самое время подумать о себе… Насколько он понимал, ощущение жажды было вызвано не только сухим воздухом, но, в первую очередь, обезвоживанием организма после тяжелой работы. В медкабинете хранились несколько надежно упакованных и неповрежденных сосудов с дистиллированной водой (некоторые — по литру каждый), богатый запас глюкозы и другие восстанавливающие силы концентраты, стимуляторы, активизирующие «второе дыхание» мускульных тканей, множество таблеток и капсул, хотя и предназначенных для различных тестов пищеварительного тракта, но в экстремальной ситуации вполне годных в пищу; был также целый ряд химикатов, которые вырабатывают кислород, это могло потребоваться, если разреженный воздух или избыток углерода помешает выполнить срочную задачу.

Но чем дольше сможет он продержаться, не трогая этих запасов, тем выше шансы дождаться спасения. Уж лучше голодать до прибытия корабля и оставить здесь склад неиспользованных запасов, чем…

Но можно ли рассчитывать на появление корабля?

Павел машинально сел на стул, к удивлению, стоявший как ни в чем не бывало среди хаоса в медкабинете, и не забыл выключить фонарик. В слабом, очень красном теперь свете (солнце клонилось к закату) ситуация показалась ему еще более мрачной. Наконец-то он уяснил себе главную причину своего гнева на Эндрю.

Он не верил, что его спасут.

Никаких поисковых партий не будет до тех пор, пока «Пеннироял» не опоздает настолько, что на Картере начнут по-настоящему злиться. Павел, в сущности, мало прослужил на корабле капитана Мэгнюссона, но отлично представлял себе, что отклонение в одну-две недели от расписания не особенно волновало капитана. Эх, если бы соорудить импровизированный маяк…

Но его учили медицине, а не технике или электронике.

Даже если удастся откопать радиомаяк, как присоединить его к источнику энергии?

Как узнать, что прибор действительно взывает о помощи, а не просто мигает огоньками?

Павел представил себе, какая адова работа его ждет: надо перелопатить песок, натыкаясь на трупы и приходя в отчаяние при виде расплющенных капсул с продуктами, которые уже не годятся в пищу…

И тогда он вспомнил о Легком Выходе.

Вот что пугало его больше, чем риск умереть. Если бы он не ведал о существованиии ЛВ, если бы мог целиком занять себя проблемами выживания! Тогда, возможно, дело пошло бы на лад. Но сейчас, когда есть выбор между мучительной смертью и смертью приятной…

— Нет!

Он сам удивился своему крику и тут же вскочил на ноги Что-то в глубине его сознания гневно сопротивлялось: «Я не хочу умирать!»