Ночь, придуманная кем-то - Александр Щёголев

— У меня такое ощущение, будто мы взломщики, — сказал Игорь. — Бродим по чужим помещениям, сейчас будем жрать чужую еду… — Он глупо, совершенно не к месту улыбался. Наверное, вспомнил вдруг о чем-то очень приятном.

Жанна грациозно двигалась, влезая в свитер.

— Почему взломщики? — возразила она сквозь шерсть. — У тебя официально есть ключи от кафедры, а на кафедре есть официальные ключи от остальных дверей. В конце концов, что нам в лаборатории делать?

«Действительно, — подумал Игорь. — В лаборатории диван не предусмотрен. А здесь, у заведующего кафедрой — о, еще как предусмотрен».

Чай заварили прямо в стаканах, чтобы быстрее. Сухари и сушки были высыпаны из кулька на тарелку. Наконец, главное — коробка с недоеденным тортом, оставшимся от вчерашних кафедральных посиделок, по праву заняла центр композиции.

Игорь безжалостно вонзил чайную ложку в кремовую розочку и наполнил рот густым, сладким, изысканным. Затем приложился к стакану вытянутыми в трубочку губами, отхлебнул, обжигаясь. Жанна села на стул рядом. Взяла с тарелки сухарь, громко куснула и тоже склонилась над черным дымящимся пойлом.

— Ладно, — он неожиданно встал. — Надоело в темноте, я включаю свет.

Она вскочила следом.

— Подожди, сейчас посмотрим… — и порхнула к окну.

Момент: ее обтянутый силуэт застыл на фоне ночи. Игорь тоже застыл, глядя на нее.

И вновь — словно жаром окатило, снизу вверх, из штанов в голову. Нежность наполнила током крови все, что полагалось, нежность больше не желала вмещаться — ни в голове, ни в штанах. Молодой человек забыл про свет. «Подойти, — думал он. — Сзади. Обнять. Она положит мои руки себе на грудь…»

— Иди скорей сюда, — глухо сказала Жанна.

— А? — выдавил он, мучительно просыпаясь.

Послушно подошел. Сзади. Но обнять любимую женщину не смог, потому что в институтском дворе были люди. Два темных субъекта, один за другим огибая лужу, перемещались в пространстве фонаря. Каждый тащил нечто тяжелое, ящикообразное. Плюс еще один — впрочем, тот уже скрылся под аркой, ведущей из второго двора в третий.

— Они нас не заметят? — спросила Жанна.

— Снаружи ничего не видно, — квалифицированно объяснил Игорь. — Тем более, второй этаж… — Он напряженно всматривался. Когда двор опустел, раздраженно добавил. — Вот вам и уединились. Романтика, называется!

— Кто это был? — кинула Жанна очередной вопрос.

После минуты мозговых усилий Игорь подвел итог:

— Ни фига понять невозможно.

Столь отточенная формулировка позволила вернуться к ужину. А что еще оставалось делать? Неопознанные субъекты больше не появлялись, ни темные, ни светлые, ни какие иные.

— Вот бы сейчас влипли, — угрюмо констатировал Игорь, отрезая при помощи чайной ложки новый кусок торта. — Включили бы свет, а они сразу к нам — мол, дорогие коллеги, предъявите ваше разрешение на работу в ночь.

— А мы им: «Предъявите ваше». Вряд ли у них найдется.

— Никогда не ел ничего вкуснее, — удивился он, трогательно чавкая.

— Изголодался, — ласково сказала она, хрустя на всю кафедру. Вдруг легко приподнялась и пересела со своего стула к нему на колени, оставив чай недопитым. Обняла его за плечи, прижалась к теплому телу. Ее тело было еще теплее. — Боже, какой ты у меня хорошенький! Извини, что я тебя так… Кормлю сухарями вместо яичницы. Совсем тебя не жалею…

— Тортом, — улыбаясь, поправил он. — Тортом кормишь.

Губы ее были рядом. Запахи ее сводили с ума. На коленях у него сидела женщина, его женщина. Разве можно в это поверить? Он поставил стакан, положил ложечку и взял женщину в свои руки именно так, как она хотела — обвил грудь по звериному, по-мужски.

— Колючий, — Жанна уменьшила громкость до шепота. — Об тебя карандаши точить можно.

— Я собирался на даче побриться, но…

— Бедненький мой, небритенький. Писатель мой, гений мой непризнанный… — ничем не сдерживаемая любовь была в ее губах. — Ты кушай, не обращай на меня внимания. Я только посижу чуть-чуть у тебя и успокоюсь.

— Какой я писатель! — откликнулся он невпопад. — Не печатаюсь… Кому я нужен?

— Мне! — обдала она его одуряющим жаром, явно не собираясь успокаиваться. — И вообще, кончай комплексовать. Ты талант, я тебе даже иногда завидую. Особенно, когда ты где-то там, в облаках. Я-то ни на что не способна, дура… Кстати, почему тебя не печатают? А в «Русских горках»? Первая публикация, не все же сразу.

Теперь она говорила с неожиданной серьезностью.

— Подумаешь, в газете напечатали, — он скривился.

— Зато в Москве. Популярная, кстати, газета. Два месяца печатали, с продолжениями!

— И повесть дерьмо. Самое старье взяли.

— Зря ты на кафедре никому эти газеты не показал, к тебе бы по другому относиться стали.

— Я и дома никому не показал, даже брату. Позорище… Жан, ну чего ты меня терзаешь?

Он кокетничал. Он жутко комплексовал в своей непризнанности, это было видно невооруженным глазом. Бедненький… Взять его в ладони, встряхнуть, прижать к груди. Она сделает его большим и настоящим, иначе зачем жить?.. Жанна рассудительно сказала:

— Ты гонорар получил? Получил. Перестань дурить, первая публикация состоялась.

— Гонорар! — он саркастически хохотнул. — Я этими переводами нашу почту замучил, они там меня, наверное уже запомнили. Каждые полмесяца — извещение… Смех, а не гонорар.

Жанна погладила его раскаленными пальцами. По лбу, по щекам, по шее. Потом, расстегнув ему пуговицы рубашки, обожгла прикосновениями живот. Потом там, где он нестерпимо ждал. Игорь закрыл глаза. Она лизнула его за ухом:

— Пошли снова на диван.

Тогда он попытался встать с ней на руках, и она со счастливым ужасом закричала:

— Ненормальный! Надорвешься!

Все-таки он встал. Бесформенная тень на стене устроила сюрреалистический танец. Нежность жаждала освободиться. Диван был рядом — достаточно шага, чтобы прекратить пытку.

Но вечер еще не собирался кончаться.

Со двора донесся гулкий звук. Короткий металлический хлопок — будто выстрел. Бум-м. Танцующая тень распалась на две. Непрошеные наблюдатели, отпустив друг друга, мгновенно телепортировались к окну.

Там был мужчина — один из тех, предыдущих. Он горбился над чем-то квадратным, неопрятно-темным, уныло лежащим под его ногами. Из-под арки выбегал второй мужчина. Оказавшись рядом с первым, тоже сгорбился, даже на корточки опустился — помогать. Они явно что-то собирали с земли, и при этом не слышно, но очень выразительно двигали губами.

— Коробку уронил, — с ненавистью прокомментировал Игорь. — Нес, нес и грохнул, идиот.

Жанна не откликнулась.

— Не могу больше, надоело, — продолжил он тогда бурлящим голосом. — Пошли отсюда. Разбудим охрану, и нас выпустят. В крайнем случае после праздника выговор влепят, максимум. Ну, завкафедрой еще полмесяца будет косо смотреть. Кстати, что мы здесь завтра целый день будем делать? Ну, я бы методичкой занялся, ну, с голодухи столовую бы ограбили…

Неизвестные личности во дворе уже прекратили ползать по асфальту и, подняв коробку, осторожно тащили ее вдвоем.

— Да прав ты, прав! — сказала Жанна и отодвинулась. — Только, по-моему, лучше не к проходной идти, а сначала к дежурному. Наверняка это свой человек, инженер какой-нибудь вроде тебя.

Игорь остудился сразу: он не выносил, когда Жанна отодвигалась.

— Извини, чего-то я разозлился не по делу, — признал он. — Хорошо, пошли к дежурному. Вместе или как?

Была тишина. Тени замерли. Сквозь опустевший двор перемещался грязный обрывок распечатки, влекомый порывами сквозняка. Жанна смотрела в окно.

— Темноты не боишься? — вдруг спросила она, не поворачивая головы.

Вполне серьезно спросила. Он постарался не возмутиться:

— А что?

— Я пока здесь побуду. Вон туда поглазею, вдруг еще что-нибудь увижу, — ткнула пальчиком в раму. Оконное стекло отозвалось недовольным дребезжанием. Тогда Жанна нарисовала на нем большую букву «И», потом «+», потом «Ж» — и бросила детское баловство.

— Ладно, — решился Игорь, — я быстро.

Твердо прошагал в противоположный конец комнаты. У двери остановился:

— Все будет в порядке, я с ним договорюсь.

Еще шаг.

И место действия переменилось.

Идти было трудно: здорово мешала голова. Эта капризная часть тела бесконечно оборачивалась назад, проверяя, нет ли кого-нибудь сзади. На перекрестках осторожно выглядывала, прежде чем позволить ногам двинуться дальше. Голова вела себя недостойно. «Чего ты боишься? — уговаривал ее путешественник. — Темно, пусто. Психовать нет причин, нет причин, нет причин…» Голова не доверяла словам разума. Только ушам доверяла, заставляя их лихорадочно сканировать окрестности — до спазм в перепонках… «Ну хорошо, — думал путешественник, пугливо перемещаясь в лабиринте одинаковых стен, — а что сказать? Добрый вечер, я к вам в гости. Мы, знаете ли, тут с подругой случайно заблудились. Не подскажете дорогу?..» Дежурный, придя в себя, не поверит не единому слову. Наверное, очкарик какой-нибудь, умник, невротик. Наверное, псих вроде всех нас. Да и как не стать невротиком в этом гигантском колдовском замке?..