Петр I - Василий Берг

выучили азам, и на том дело закончилось. «Ах, если б я в моей молодости был выучен как должно!» – скажет Петр много лет спустя. Его старшим братьям, а также сестре Софье, с учебой повезло гораздо больше, поскольку их учил монах Симеон Полоцкий, один из образованнейших людей того времени. За независимый характер и образованность Симеона не любил патриарх Московский Иоаким, который при Милославских пользовался большим влиянием, выходящим далеко за рамки церковных полномочий (впоследствии, во время конфликта между Петром и Софьей, Иоаким встал на сторону молодого царя). Симеон Полоцкий, как несложно догадаться по его «фамилии», был литвином.[7] Иоаким использовал этот факт для того, чтобы начать борьбу с «иноземным влиянием» при дворе, закончившуюся удалением Симеона и его окружения. Другого, «своего» Симеона у Иоакима не было, так что обучение Петра застопорилось, и все свои разносторонние знания ему пришлось приобретать самостоятельно.

Секретарь шведского посольства Энгельберт Кемфер, посетивший Москву летом 1683 года по пути из Стокгольма в Исфахан, оставил нам сравнительное описание юного Петра и его старшего брата Ивана, присутствовавших на посольском приеме в Кремле: «В Приемной палате, обитой турецкими коврами, на двух серебряных креслах под иконами сидели оба царя в полном царском одеянии, сиявшем драгоценными камнями. Старший брат, надвинув шапку на глаза, опустив глаза в землю, никого не видя, сидел почти неподвижно; младший смотрел на всех; лицо у него открытое, красивое; молодая кровь играла в нем, как только обращались к нему с речью. Удивительная красота его поражала всех присутствовавших, а живость его приводила в замешательство степенных сановников московских. Когда посланник подал верующую грамоту и оба царя должны были встать в одно время, чтобы спросить о королевском здоровье, младший, Петр, не дав времени дядькам приподнять себя и брата, как требовалось этикетом, стремительно вскочил с своего места, сам приподнял царскую шапку и заговорил скороговоркой обычный вопрос: “Его королевское величество, брат наш Каролус Свейский здоров ли?”»

Каролус Свейский – это Карл XI, отец того самого Карла XII, с которым Петру придется воевать около двадцати лет. Но пока еще до Великой Северной войны далеко, сначала нужно решить московские проблемы.

Здесь нужно сделать небольшое отступление и уделить немного внимания стрельцам, первому постоянному русскому войску. Первый корпус стрельцов был учрежден в середине 1550 года Иваном Грозным. Состоял он из трех тысяч человек, разделенных на шесть отрядов-статей по пятьсот человек в каждом. Задумка была правильной – хорошо иметь под рукой надежных обученных солдат, которые в мирное время станут охранять царя и порядок в столице. Набирались стрельцы из «гулящих», то есть вольных людей, не приписанных ни к служилым, ни к посадским. Брали «молодых и резвых и из самопалов стрелять гораздых». Со временем стрелецкая служба превратилась в наследственную повинность или, если хотите, в привилегию, которую можно было, сложив с себя, передать кому-либо из близких. Стрельцы получали годовое жалованье, а также натуральные выплаты рожью, овсом, сукном и солью, из казны им выдавалась ссуда на постройку дома, а главным преимуществом их была возможность заниматься помимо службы ремеслами или торговлей, причем от податей стрельцы были освобождены. Короче говоря, не жизнь, а сплошная лепота – и из казны деньги регулярно капают, и царь-батюшка от щедрот своих время от времени награждает, и побочный доход имеется, и уважение тебе люди оказывают. Век бы так жить да не тужить! Во второй половине XVII века численность стрельцов перевалила за пятьдесят тысяч. Чуть меньше половины от этого количества несло службу в Москве, а остальные – в других городах Русского государства.

Царь Федор Алексеевич нашел, что стрельцы стали жить слишком «кучеряво», и начал преобразовывать это привилегированное сословие в обычное регулярное войско. Но ладно бы только это… Помимо «притеснений», чинимых царем, стрельцы страдали от произвола своих командиров, которые присваивали часть жалования подчиненных, облагали их различными поборами, использовали в качестве бесплатной рабочей силы, а при малейшем проявлении недовольства строго наказывали.

Принято считать, что во второй половине XVII века в Москве проживало около двухсот тысяч человек (данные предположительные, поскольку никаких общих переписей в то время не производилось). Почти двенадцать процентов населения столицы составляли стрельцы! Запомним эту цифру и вернемся к нашему герою.

27 апреля 1682 года двадцатилетний Федор Алексеевич скончался, не назначив преемника. Боярская дума в тот же день провозгласила царем Петра, кандидатуру которого поддержал патриарх Московский Иоаким.[8] Причин для принятия такого решения было две. Во-первых, здоровый и не страдавший отсутствием ума Петр выглядел предпочтительнее болезненного Ивана. Во-вторых, засилье Милославских всем изрядно надоело. «Хрен на хрен менять – только время терять», – говорят в народе, но на тот момент Нарышкины представляли собой условное «меньшее зло». Можно было надеяться на то, что они не станут так бесцеремонно подминать всех бояр под себя, как это делали Милославские, возглавляемые царским окольничим Иваном Михайловичем, ведавшим Приказом Большой казны, иначе говоря, являвшимся министром финансов.

На Ивана Алексеевича у клана Милославских надежды было мало (и здоровьем слаб, и к правлению не стремится), но у них имелся в рукаве другой козырь – царевна Софья Алексеевна, шестой по счету ребенок и четвертая дочь покойного Алексея Михайловича. Амбициозная, умная и желавшая править Софья была полной противоположностью своему младшему брату. Схема вырисовывалась простая: свергаем Петра, взобравшегося на престол не в свой черед, сажаем вместо него Ивана и вручаем бразды правления Софье. Нарышкины будут втоптаны в грязь, а Милославские окажутся у власти…

Давайте сделаем еще одно отступление, на сей раз психологического плана. Вспомните себя в десятилетнем возрасте, вспомните свои занятия и свои желания. Хотелось ли вам тогда править миром или хотя бы одним отдельно взятым государством? Соображения «я хочу стать президентом, чтобы есть сколько угодно мороженого, шоколада и т. п.» в расчет можно не принимать – речь идет об осознанном стремлении к власти как таковой.

Вспомнили? Идем дальше!

Милославские, как сказали бы в наше время, развернули активную агитацию среди стрельцов. Плохо вам живется? При Нарышкиных будет стократ хуже! Если они, пренебрегая древними традициями, своего щенка посмели на престол усадить, то чего хорошего от них можно ждать?

30 апреля 1682 года стрельцы потребовали выдать им на расправу шестнадцать командиров-притеснителей, и царице Наталье пришлось удовлетворить это требование. Надежды на то, что служивые угомонятся, не сбылись. Напротив – стрельцы почувствовали свою силу, что называется «вошли во вкус», и 15 мая снова явились в Кремль, на сей раз с барабанным боем и развернутыми знаменами, словно на войну. Милославские нагнетали обстановку, распространив в