Последний полет орла - Екатерина Владимировна Глаголева

ему передать кое-что капитану, который доставит его на ту сторону пролива. Золото блеснуло в свете костра; англичанин поднялся, подошел и властным жестом выхватил наполеондор из рук у юноши.

– Второй – на той стороне, – быстро добавил Якоб.

– Олл райт, – сказал англичанин. – Где ваш багаж?

Якоб развел руками: вон он, весь тут. Капитан хмыкнул и велел ему следовать за собой.

Высокий моряк шел уверенно и быстро, хотя и слегка вразвалочку; Якоб поспевал за ним с большим трудом. У одной хижины на берегу капитан остановился, нырнул внутрь, вышел через некоторое время и подал Якобу мягкую шапку, отвернутые края которой закрывали шею, и дурно пахнувший плащ, который юноша предпочел пока нести в руках. Резко похолодало, но быстрая ходьба не давала замерзнуть. Они шли по неожиданно плотному песку, с которого уже отползла вода (начинался отлив), потом – по нескончаемо длинному молу с причаленными к нему рыбацкими лодками. Еще на ходу англичанин выкрикнул несколько коротких фраз, из темноты откликнулись: «Ай, сэр!» Когда Якоб, чуть не врезавшись в спину капитана, остановился у большой лодки, двое матросов уже вставляли уключины, третий отвязывал чалки, а четвертый, в высоких сапогах, спрыгнул в воду, собираясь толкать лодку сзади. Накинув плащ на плечи, Якоб шагнул в ходившую ходуном лодку и прошел, балансируя руками, к небольшой конурке за мачтой, где ему велели сидеть и не высовываться.

Вода стремительно отступала, увлекая за собой баркас. Кормовой фонарь потушили; матросы почти бесшумно шевелили веслами, проходя мимо темной громады форта, вдававшегося в залив. Потом весла сложили на дно; Якоб услышал сквозь шумное дыхание моря, как захлопал парус, надуваясь ветром. Лодка то задирала нос, взбираясь на волну, то неслась вниз, точно санки с горки, и тогда в животе у Якоба образовывалась сосущая пустота; по дну перекатывалась холодная вода, захлестывавшая с бортов, ноги заледенели. Как глупо будет утонуть сейчас, ведь он только что внёс хозяину за квартиру за этот месяц, думал Якоб. Хватятся его нескоро, а когда станет ясно, что он не вернется, хозяин заберет себе почти новые, добротные сапоги, которые стоят за занавеской, и сдаст квартиру кому-нибудь другому, а новый жилец может найти тайник под половицей и восемьдесят четыре франка – фрау Шёнефельд из Франкфурта их так и не получит…

Никто не утонул. Часа через три парус спустили; баркас то стремительно несся вперед, то падал вниз, и тогда гребцы со стоном налегали на весла, не давая волне утащить его обратно в море. Где-то рядом оглушительно гремели валы, разбиваясь о скалы. Лодка ткнулась носом в песок, два матроса разом спрыгнули в воду и потащили ее к берегу. Когда Якоб с трудом выбрался на землю, та заплясала у него под ногами, желудок поднялся к горлу, грозя извергнуть свое содержимое.

Чахоточный месяц пропал совсем, не было видно ни зги. При свете фонаря, с трех сторон закрытого щитками, Якоб расплатился с капитаном, добавив к наполеондору пару серебряных монет, чтобы ему позволили оставить себе шапку и вонючий плащ: со всех сторон задувал пронизывающий ветер, бросая в лицо колючим песком. Один из матросов повел его за собой по берегу, потом полез вверх, шустро карабкаясь по уступам в почти отвесном склоне. Время от времени он останавливался, оборачивался и протягивал Якобу крепкую мозолистую руку. Наверху Якобу стало дурно. Матрос дождался, пока он отдышится, закинул его руку себе на шею и потащил по дороге к постоялому двору, где оказалась и почтовая станция. Якоб спросил себе чаю и заплатил за вино для матроса.

Смотритель не понимал ни по-французски, ни по-немецки. Якоб на пальцах объяснил, что ему нужно в Лондон как можно скорее. На остаток денег из бархатного мешочка он получил в свое распоряжение целую карету, запряженную четверней.

До Лондона домчались часа за четыре. По счастью, нашлись попутчики, тоже спешившие в столицу по важным делам, так что их высадили не у заставы с рогаткой, а уже за Лондонским мостом. Отыскать Нью-Корт тоже оказалось несложно: подозрительно покосившись на его плащ и шапку, лондонский почтовый смотритель всё же указал ему дорогу. Еще не рассвело; в плотный туман пялились белесые зрачки газовых рожков, окруженные радужным нимбом. Пройдя через широкий мощеный двор к большому кирпичному дому в три этажа, Якоб поднялся по полукруглым ступеням крыльца к массивной двери под навесом, опиравшимся на две колонны, и постучал молотком.

Стучать пришлось долго. Наконец, дверь открыла недовольная женщина с всклокоченными седеющими волосами, в теплом платке, накинутом на плечи прямо поверх ночной сорочки, заправленной в толстую шерстяную юбку. Она понимала по-немецки, но не хотела впускать Якоба; тот вставил ногу, чтобы помешать ей закрыть дверь; она раскричалась, вышел хмурый полуодетый мужчина, Якоб повторил и ему, что прислан Джеймсом Ротшильдом из Парижа с делом великой важности и срочности. Мужчина ушел, Якоба впустили, велев ждать внизу и не подниматься в комнаты. Подумав, он снял и свернул свой плащ, хотя в доме было холодно.

Спустился хозяин в шлафроке и ночном колпаке на голове. Натан Ротшильд был значительно старше Джеймса, на вид ему можно было дать лет тридцать пять, а то и больше, тогда как Джеймсу, самому младшему из пяти братьев, было от силы двадцать два. Под халатом четко обозначилось округлое брюшко, походка была важной и степенной. Якоб достал бумажку с расплывающейся строчкой на иврите и протянул ее Натану. Оттопырив пухлую нижнюю губу, Ротшильд внимательно выслушал всё, что ему просили передать, на пару минут задумался, потом сказал:

– Вот что, мальчик мой. Я понимаю, что ты устал, но тебе надо немедленно ехать обратно и быть в Париже раньше Наполеона. Не волнуйся, твои труды не пропадут даром, среди Ротшильдов нет неблагодарных. А брату передай: пусть продает. Нам не предстоит срочных платежей, надо заставить исчезнуть золото, потому что Наполеон верит только в него. Ценные бумаги сейчас упадут в цене, но это ненадолго. Даже если император вернет себе престол, долго он не процарствует, это я тебе говорю. Он приведет с собой войну и смуту, а у людей на них не осталось сил. Часть бумаг пусть лежит в нашей кассе, другую часть Соломон вывезет в Брюссель и Антверпен. Если у Джеймса потребуют денег, он скажет, что у него их нет.

У Якоба кружилась голова, он едва держался на ногах. Натан еще раз