Дождь. Сборник сказок - Евгений Каменецкий

— Да, действительно дурак, — задумчиво сказал толстяк.

— На казнь ведьм пойдём сегодня? Повеселимся, — чуть оживился напарник.

— Пойдём, пойдём, — мысли не оставляли рыжего. Ему всё время казалось, что он что то упустил, что то не заметил. Что-то очень близкое. — Чего же он всё-таки хотел?

— Да не забивай голову! Юродивый какой-то! Слушай, одно вот странно. Город то, ну … который. Он же пропал. Совсем. Никого не осталось. Ещё года два назад. Просто исчез, и всё. Занятно. Погоди, погоди, ты чего? Очнись, очнись! — тряс напарник рыжего толстяка.

А тот застывшим взглядом смотрел на свои ладони. Странное клеймо с незнакомыми буквами всё отчётливее проступало на них.

Ангелы всё кричали. Но их никто не слышал.

Ангел Пастухов

Ангел Пастухов работал паспортистом. Он жил как все. Ровно в семь утра громко звонил будильник сотового, и ангел просыпался. Минут 15 он лежал в постели, бесцельно уставившись в потолок, медленно сбрасывая с себя оковы сна. Затем вставал. Расправив перья на крыльях, ангел Пастухов шёл чистить зубы.

Вечерами он был некрасив собой, а утренний свет совсем не красил его бледное, пергаментное лицо. Надев поношенные ботинки, он закуривал первую сигарету, и шёл на работу. Восемь часов подряд, с перерывом на обед, ангел Пастухов распоряжался людскими судьбами. Каждый будний день. Штампуя фиолетовой печаткой паспорта, Петухов тяжко вздыхал. Он очень уставал от людей.

Днём, на обед, Пастухов съедал булочку. С маком. Маленькую, и, как правило, свежую. И колбасу. Ангел Петухов любил колбасу. Он нарезал её маленькими кружочками, тихонечко вздохнув, поливал кетчупом, посыпал солью. Выкладывал результат на блюдечко. И отправлял вслед за булочкой. Затем пил чай. Горячий, сладкий, с четырьмя ложками сахара. В эти моменты своей жизни Пастухов пытался постичь значение фразы «Dolce Vita». Иногда ему казалось, что это почти достижимо. И тогда ангел Пастухов добавлял в чай пятую ложку сахара. Нирвана. Он слушал музыку.

Ангелом Пастухов стал случайно. Можно сказать — сдуру. Крылья за спиной и маленький нимб на голове никогда не входили в круг его мечтаний. Он хотел звёздочки на погоны и шлем космонавта. И громко крикнуть «Поехали!» Ну или там бухгалтером, с портфелем из свиной кожи и в шляпе. Не вышло. Вот и сидел Пастухов, ещё не будучи ангелом, макал печатку в пропитанную чернилами губку и ставил гражданам вечный штамп. Граждане низко кланялись. Пастухов лениво кивал. Он ненавидел свою работу.

Как-то в среду, незадолго до обеда, Пастухов стал ангелом. Это произошло как-то тихо и незаметно. Просто в какой-то момент время остановилось и к стойке, за которой сидел Пастухов, подошёл толстенький человечек в демисезонной куртке. Из-под куртки торчали потрепанные крылья. У человечка были грустные голубые глаза. Как у спаниеля. Пастухов мигнул. Толстяк тоже.

— Ангелом стать не хотите? — толстяк печально прислонился носом к стеклу.

— Время останавливать нельзя, — Пастухов ткнул пальцем в табличку на стене. — У меня обед скоро.

— Ах, да оставьте! Что этот ваш обед по сравнению с голодными детьми Африки? — как-то уж совсем безнадёжно махнул рукой толстяк. — Я вам в ангелы предлагаю: крылышки, нимб… А вы — обед.

— Ну не скажите, — возразил Пастухов. — Обед вещь важная, и, я бы даже сказал, необходимая. Эти ваши дети отчего голодные?

— Они не мои, они — Африки, — уточнил ангел в куртке.

— Да не важно, ваши они, Африки. Главное — голодные. А голодные они оттого, что обедом пренебрегают. Между прочим, очень нехорошо с их стороны — обед игнорировать. Плохому вы детей учите, как есть плохому.

Грустноглазому стало стыдно.

— Я не специально, — буркнул он.

— Специально — не специально, а мы уже 7 минут тринадцать секунд на одном месте стоим. Кто мне это время потом вернёт?

— Придумаем что-нибудь, — толстяк задумчиво почесал в затылке. — Как только ангелом станете — обязательно придумаем.

— А зачем? — Пастухов почесал нос ручкой. — Мне и тут неплохо.

— Зачем — это мне неизвестно, — раздражённо молвил посланец. — Моё дело маленькое. Вот вы например знаете, зачем все эти идиотские штампы ставите? Нет. Вот и вы у меня по разнарядке сто двадцать седьмой. И это только с утра. Насчёт того, что вам здесь хорошо — не врите. Тут и ребёнку малому всё понятно. А уходить, в любом случае не обязательно. Ставьте свои печатки, штампики. Мир сразу переворачивать от вас никто не требует. Паспортный стол — это ведь тоже кому-то нужно.

— А что для этого надо? — вдруг встрепенулся Пастухов.

— Ничего, только форму заполните. И подпишите. Здесь и здесь. И за униформу распишитесь. Крылья, нимб, балахон белый. Всё в пакете. Не новое, но какое есть. Зато работает.

Толстяк деловито раскладывал вещи по стойке.

— Балахон можете не носить, — продолжил ангел, убирая бумаги в портфель. — Это не модно. Старики иногда надевают, но то старики. Основная масса предпочитает чёрные плащи. Но это уже дело вкуса. Вроде всё, — он поднял голову, его чистый, строгий взгляд пронзил Пастухова, словно копьё. Напускная грусть куда-то испарилась, да и сам ангел как-то подрос, стал твёрже, злее. Пастухов попятился и прикрыл глаза рукой. Затем посмотрел сквозь пальцы. Наваждение спало. Перед ним по-прежнему стоял побитый жизнью толстячок с печальными голубыми глазами.

— А что со всем этим делать? — Пастухов провёл рукой по крыльям.

— Там есть инструкция.

Они помолчали.

— И что мне теперь делать? — это вопрос не давал Пастухову покоя.

— Честно сказать — не знаю. Я не по этой части, — пожал плечами посланец. — Наверно — просто живите. Как и раньше.

Они постояли ещё немного.

— Ну, я пошёл, — сказал ангел и направился к выходу.

— Погодите! — крикнул ему Пастухов.

— Да? — устало повернулся посетитель.

— Скажите, а много вообще народу в ангелы записалось? — Пастухов прижал крылья к груди. Ему почему-то было очень тепло.

— Вы первый, — ангел как-то странно, наискосок мотнул головой.

— Сегодня?

— Вообще.

И он ушёл. А Пастухов стал ангелом.

Скоро все к этому привыкли. И сослуживцы, и посетители. Изредка над крыльями посмеивались. Но он привык. Жизнь ангела Пастухова почти не изменилась. Он также ходил на работу, также ставил штампы. Также, как и всегда, ел булочку с маком. И колбасу.

Лишь крылья и нимб отличали Пастухова от других людей. Балахон лежал дома, в шкафу. Пастухов носил длинный чёрный плащ. Ещё он начал нравиться девушкам. И собакам. Ему завидовали. Это было непривычно и даже в чём-то приятно.