Желание убивать. Как мыслят и действуют самые жестокие люди - Энн Уолберт Бёрджесс

критики совершенно неприемлемые психоаналитические воззрения на сексуальное насилие. В них превалировала идея о том, что преступление провоцируют одежда женщины, ее поведение или ее фантазии. Контроль порождал социальное предубеждение, а социальное предубеждение не позволяло обнажать всю эту проблему. В конечном счете никто и никогда не интересовался мнением самих жертв.

Такими соображениями руководствовались мы с социологом Линдой Литл Холмстром, начиная междисциплинарный исследовательский проект по теме реакции жертвы на изнасилование. С Линдой я познакомилась вскоре после получения должности преподавателя психиатрического патронажа в Бостонском колледже. Целью нашего исследования было получение более глубокого понимания эмоционально травмирующих последствий сексуального насилия, которые обычно длятся значительно дольше физических. Мы надеялись, что это исследование не только поможет клиницистам распознавать и оценивать признаки связанных с изнасилованием психологических травм, но также будет способствовать более широкому распространению сервисов помощи для пострадавших. Работали мы в следующем порядке: каждый раз, когда в приемное отделение городской больницы Бостона поступала жертва изнасилования, триажная[3] медсестра звонила нам с Линдой, и мы сразу же приезжали побеседовать с пострадавшей. Этот подход существенно отличался от типичных методов того времени. Вместо привлечения большой группы исследователей для обследования жертв мы с Линдой встречались с пациентками с их согласия, обычно уединившись за закрытыми дверями их больничных палат. Жертвы делились своими историями, а мы, в свою очередь, предоставляли им экстренную психологическую помощь. Именно тогда впервые прозвучало понятие «травматический синдром изнасилования». Это психологические страдания, которые испытывает жертва непосредственно после акта насилия. И, что еще более важно, этот подход сработал. В итоге мы проинтервьюировали 146 человек в возрасте от трех до семидесяти трех лет и собрали 2900 страниц заметок для классификации, анализа и интерпретации. Благодаря нам эти жертвы обрели голос.

В 1973 году в журнале American Journal of Nursing мы опубликовали наши результаты в статье под названием «Жертва изнасилования в отделении неотложной помощи». А через год продолжили начатое, опубликовав в журнале American Journal of Psychiatry статью «Травматический синдром изнасилования». После этой публикации наша аудитория расширилась за счет специалистов в области психиатрии. Один из важнейших выводов нашего исследования состоял в том, что изнасилование больше связано с властью и контролем, чем с половым актом как таковым. Это новаторское понимание опыта жертвы произвело мощный резонансный эффект. Оно способствовало систематизации удостоверения травм потерпевших на новом уровне осмысления и появлению запроса на перемены в соответствующих направлениях работы правоохранительных органов, учреждений здравоохранения и судебной системы. При этом резонанс нашего исследования оказался значительно более широким, чем я могла предвидеть. Его волны не только перевернули системные представления о сексуальном насилии, но еще и коренным образом изменили ход моей карьеры. Именно после этого исследования и публикации его результатов на меня обратило внимание ФБР.

* * *

Дело в том, что во второй половине 1970-х годов в ФБР уже начали реагировать на резкий рост количества преступлений на сексуальной почве. Одной из задач Бюро было выявление новых тенденций насильственной преступности и противодействие им. Поначалу это выглядело так: сотрудникам учебного отдела Академии ФБР была поставлена задача обучить персонал полицейских управлений страны более глубокому пониманию и способам работы с преступлениями этого типа. Считалось, что эта тенденция, как и любые другие, носит временный характер. Но проблема была в том, что в Академии не знали о сексуальном насилии ровным счетом ничего. Никто из сотрудников не имел специальных знаний или практического опыта, которые позволяли бы обсуждать темы сексуальной агрессии, изнасилования, убийств на сексуальной почве или виктимологии.

Но, невзирая на этот дефицит знаний, учебный отдел получил дополнительную директиву, из которой однозначно следовало, что отныне сексуальное насилие становится обязательной частью любых программ обучения. В 1978 году недавно приступивший к работе в ОПА агент Рой Хэйзелвуд ознакомился с директивой и кратко обрисовал этот новый для себя учебный вопрос в ходе тренинга по проведению переговоров об освобождении заложников для сотрудников полицейского управления Лос-Анджелеса. Но затем, сознавшись в своей недостаточной осведомленности о виктимологии сексуального насилия, он сразу же перешел к другим учебным темам. Поступать подобным образом ему случалось и раньше, и никаких вопросов это не вызывало. Однако на сей раз получилось иначе. По окончании тренинга к Хэйзелвуду подошла сотрудница управления, по выходным подрабатывавшая медсестрой в приемном покое местной больницы. Она сказала, что прочитала статью, в которой рассказывалось о физической и психологической природе сексуального насилия, и думает, что приведенные в статье данные могут быть полезны в расследованиях подобных дел. Хэйзелвуд заинтерсовался. Он увидел в этом возможность поглубже разобраться в проблеме, которую, судя по всему, никто в ФБР не понимал. Он попросил эту сотрудницу сообщить подробности и неделю спустя получил от нее копию статьи, соавтором которой была я.

Примерно тогда же, осенью 1978 года, я была полностью сосредоточена на своей новой научной работе и преподавании. Дело было в середине сентября, семестр только что начался, и я с головой погрузилась в разработку темы психосоциальных рисков возвращения к работе людей, перенесших острые сердечно-сосудистые заболевания. В дверь моего кабинета постучали, и на пороге появилась моя ассистентка с сообщением, что мне звонят.

— Тебе не трудно будет принять сообщение? Я очень занята, — сказала я, не поднимая головы.

Она некоторое время постояла в нерешительности, после чего тихо сказала:

— Наверное вам все-таки стоит поговорить с ними. Это из ФБР.

Тут, разумеется, мне пришлось отвлечься.

Голос на другом конце провода четко и отрывисто проговорил:

— Добрый день. Это старший специальный агент Рой Хэйзелвуд. Я говорю с профессором Энн Берджесс?

— Да, — ответила я.

— С той самой Энн Берджесс, которая написала статью «Жертва изнасилования в отделении неотложной помощи»?

— Именно.

— Отлично. Надеюсь, я не очень помешал. Хотел поподробнее поговорить с вами о вашей работе, — сказал он.

Постепенно манера разговора Хэйзелвуда начала меняться. Сухой официоз уступил место учтивости и щепетильности. Я бы даже назвала его тон дружелюбным. Он тщательно подбирал слова в своих длинных неспешных фразах, как будто не решаясь прямо сказать, что конкретно понадобилось от меня организации, которую он представлял. Наконец он решился:

— Видите ли, даже ФБР иногда, хотя и в редких случаях, бывает нужно обратиться к внешней экспертизе, чтобы расширить свой кругозор. Вот и сейчас мы решили обратиться к вам для того, чтобы получить консультацию по теме, которой была посвящена ваша статья. Мы в Бюро ограничиваемся статистикой, которая помогает оценить масштаб проблемы. А вот вам удалось докопаться до человеческой составляющей происходящего, и мне было бы интересно узнать, как у вас это получилось. Не согласитесь ли вы приехать в