Травница (СИ) - Гуйда Елена Владимировна

Бредил чужак. Рычал, скрипел зубами, звал кого-то по какому-то заковыристому имени, выл, словно зверь, аж волосы дыбом поднимались.

Что Ижка ни делала, а ничего не помогало. А когда он выбил плошку с отваром из рук, и вовсе скисла. Всхлипнула от бессилия. Что она делать будет, если не доживёт он до рассвета? Сердце останавливалось, едва представляла, что покинет душа слабое тело! Не желала мириться Ижка с судьбой такой, закусив губу, наливала настой, отирала ему пот со лба и растирала руки и ноги, когда дрожать начинал. Упрямо не позволяя себе останавливаться, даже чтобы дух перевести.

А ещё о себе думала…

Как объяснить, откуда он взялся?! Ещё и Пирек со своими наговорами. Ведь точно вещал по деревне, что гулящая. Что скажут теперь о ней?! Даже если ранее Пиреку и не верили, то передумают!

И так малым не до самого рассвета сновала туда-сюда по дому, на улицу – хоть подышать. Ладони щипало, предчувствие разрывало грудь, забивая дыхание, а голова уже кружилась от недосыпания и усталости, но Ижея упорно стерегла раненого и отгоняла даже тени, прячущиеся по углам собственного дома. А ещё пыталась всё же открыть книгу бабушкину, да всё без толку.

- Воды дай! - прохрипел чужак, слабо, но вроде осознанно, когда уже первые солнечные лучи пробились из-за леса. Девушка вскочила и тут же приложила руку ко лбу больного. Жар спал.

И у Ижки словно камень с души свалился. Видимо, открыв тем самым родники, о которых она и не догадывалась, иначе откуда взялось столько слёз?!

Всхлипывая на все лады и на ходу не столько вытирая, сколько размазывая слёзы по лицу, травница зачерпнула воду из ведёрка и принялась поить ею больного.

- Не плачь! - напившись, выдохнул он, прикрыв глаза. - Солнце встанет и страшные тени исчезнут, - словно маленького ребёнка, хриплым голосом успокоил парень не то себя, не то Ижку.

Ижка бы и рада. Но оно как-то само. Выплёскивалось и выплёскивалось. Усталость, обида на несправедливость, тревога за больного, да и жалость к самой себе.

Ведь разве этого Ижее хотелось?

ГЛАВА 6

ГЛАВА 6

Та ночь стала переломной. Несколько следующих дней всё было как-то спокойней.

Ижка даже подумала, что боги смилостивились над ней. Больной поправлялся быстро, гораздо быстрее, чем Ижка себе могла представить. Иногда приходил в себя, но старался притворяться спящим, едва Ижея на него взгляд бросала или заговорить с ним пыталась.

Хорошо, что хоть на поправку шёл! Обычно с такими ранами на ноги встают ладно если не годами, да что врать самой себе – с такими ранами не выживают. И травница хлопотала над ним с удвоенной силой.

Но он всё старался от неё спрятаться, не отзывался на имя, которое Ижка старательно вспоминала с той самой злопамятной ночи. Или не так запомнила?! Всё же ночью да с перепугу, может, напутала чего? Так и не поправлял же!

- Яррей... – словно пробуя на вкус, повторяла она его имя, когда никто, кроме Малька или Белёны, её не слышал.

Колючее. Словно зверь рычит дикий. Да и сам чужак был таким, что не скажи – всё едва ли не с рычанием, ворчанием, злостью. Словно Ижка виновата в его немощи. Сама девушка злилась тоже, но держала себя в руках. Бабушка говорила, что нет ничего хуже для мужика, как немощью сказываться. Они как дети малые становятся. И Ижка каждый раз себе это напоминала, когда он в который раз отворачивался, не взглянув ни на похлебку, что девушка готовила, ни на отвары… Словно пенял Ижее за то, что она его с того света силком вытащила.

- Надо было меня оставить! – обронил он однажды, когда Ижка, воюя с сырыми дровами, ругалась на чадящую печь, на плывущий в дом дым, и кашляла, цедя сквозь зубы бранные слова.

Девушка застыла, а после сорвалась, как Шустрик с цепи. Наверное, впервые за всю свою жизнь по-настоящему разозлилась.

- Надо было! – прошипела она, бросив смоченную маслом ветошь, так и не пожелавшую разгораться. Малёк тут же утвердительно мяукнул, словно только и ждал, как бы надоумить хозяйку. – Тебе не нужно жизни! Ведь за жизнь бороться надо. За судьбу, за счастье… за то, что тебе одному предначертано. А не просто лежать и жалеть себя, – девушка сдула со лба прядь и плюхнулась на лавку, поймав и приласкав Малька. Столько дней на ногах, недосыпая, не отдыхая, а он… - Думаешь, мне легко?! Тоже иной раз хочется лечь и лежать, пока мхом не порасту. А нет! Если себя жалеть – другие не пожалеют, а поищут, как бы укусить больнее. Или, думаешь, меня здесь все любят?! Избавились бы, да травница нужнее, чем страшнее.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Чужак на это ничего не сказал. А Ижка снова спряталась за работу. Как-то то ли огонь печной испугался гнева девичьего, то ли дом сжалился, – а пламя вспыхнуло, и уже скоро булькал в печке красный борщ.

- Мне здесь не место! – проворчал больной, словно ему больно было находиться в её доме. – Боги играли со мной, когда тебя на мой путь привели!

- Не знаю! – отмахнулась Ижка, сама не понимая, почему так обидно от него слышать подобные слова. – Сил наберёшься и… Я тебя не держу!

- Это ты так думаешь! – едва слышно прогудел чужак. Ижка даже подумала, что ей послышалось.

Может, ещё чего хотел сказать Яррей, но в окно постучались, и девушка, выхватив горшок и оставив так, чтобы не выкипел обед, выскочила на крыльцо, кутаясь от сырого ветра и противной мороси в тёплый жупан, купленный ещё бабушкой.

Ох, Лада светлая, лучше бы и не выходила!

- Здрава будь, Ижея! – поздоровался Ивек, глядя куда-то под ноги.

- И тебе доброго дня! – отозвалась Ижка, уже предчувствуя не самый хороший разговор. – Ты по делу или так?

- В дом не пригласишь? – вместо ответа спросил гость, чуть помявшись и бросив быстрый взгляд на не двинувшуюся с места и застывшую в дверях девушку. – Холодно!

Если холодно – дома бы сидел. Но этого травница не сказала.

- У меня там зелье варится. Нельзя чужим глазам видеть.

- Я не буду… - не будет смотреть? Или к чему он это сказал? Ижка уточнять не стала, просто поджала губы и оперлась плечом о косяк. – Ты так и не приходила, – поняв, что в дом он не попадёт, словно упрекнуть пытался, проворчал Ивек. – Я ждал тебя!

Как-то неловко стало Ижке. Нехорошо! Ведь не виноват парень, что она на него как на мужа смотреть не может. И решила девушка, что жестоко тянуть дальше!

- Ивек, ты не злись, но не приду я, - ответила Ижея, ещё плотнее завернувшись в жупан, словно пыталась спрятаться от его взгляда. – Некогда мне. И не нужно мне это! Ты… не жди меня напрасно.

- Пирек дождался, значит? – зло прогудел Ивек, словно наотмашь ударив словами девушку.

Жгучая обида на несправедливые слова опалила щёки и душу! Но ответила она, глядя на парня, а не пряча глаза, как он. Оправдываться перед ним? Зачем? Сам решил – пусть верит, во что хочется ему. Может, перестанет порог обивать!

- Не твоё это дело! – прошипела она, выплевывая слова сквозь стиснутые до хруста зубы. – Не муж мне! Что я хочу, то и делаю. И, если не желаешь ведьминским проклятьем обзавестись, то даже не ступай в мой двор без надобности.

И, не дожидаясь ответа, вернулась Ижея в дом. Проглотив горький ком обиды, солёные слезы, на глаза наворачивающиеся. Уйдёт. Не решится за ней последовать. Но всё же прислушивалась к заливистому лаю Шустрика.

Вздохнула, прежде чем дверь из сеней открыть в дом, и смутилась, поджала досадливо губы, встретившись с полным ярости взглядом чужака. Откуда сил набрал? То лежал умирал, а теперь вон – поднялся на локтях и смотрел молча на Ижку!

Перевела дыхание. Слышал? Что теперь подумает?! Осудит?! И что ему отвечать?!

Почему-то перед ним Ижке хотелось оправдаться. Чтобы не смотрел как на... Ей было важно, что подумает подобранный в лесу чужак. Но нужные слова почему-то не находились. Путались мысли.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Ижка разозлилась на саму себя. Решительно подошла к кровати и резко, нервно взбила подушки. Молча. Не проронив ни слова.

Но едва отвернулась, как он перехватил за руку.

А у Ижеи словно огонь по телу пробежал. Сердце сжалось и ухнуло куда-то в живот. Забылся и Ивек, и Пирек, и весь мир…