Дочь Деметры - Мария Самтенко

Зевс, Деметра и остальные члены их семьи гораздо дольше обычных людей) штурман звездолёта, ставшего их новым домом, был нелюдимым и отстранённым, и не интересовался ничем, кроме книг и звёзд.

Что ж, как оказалось, кроме звёзд или книг его волновала как минимум жизнь Таната — а, впрочем, кому как не Коре знать, что Деметра в своих оценках зачастую бывает пристрастна, и человек, который «не интересуется ничем», на деле интересуется чем угодно, кроме её растений.

По словам Деметры, с виду Аид был «тёмноволосый, чёрноглазый и мрачный», но Коре, конечно, это не помогло. Она при всём желании не могла опознать Аида по описанию — ну, мало ли на корабле чёрноволосых и чёрноглазых, и не записывать же ей в штурманы каждого мрачного и нелюдимого типа?

И этот простой чёрный мундир, и ни медалей, ни орденов — а ведь он много лет служил во флоте, воевал во всех трёх Космических войнах и в десятках, если не сотнях мелких конфликтов. Орденов у него должно быть столько, что хоть целиком обвешайся, но на мундире только простые нашивки — наверно, они означают какое-то звание, понять бы ещё какое.

Кора неожиданно подумала, что если это и вправду легендарный штурман Аид, то пять полупьяных идиотов из лифта и не могли доставить ему особых хлопот.

— Аид… Кронович? — испуганно переспросила она.

Штурман издал тихий непонятный смешок, словно был раздосадован такой реакцией, и Коре стало неловко. В смысле, ещё более неловко, чем раньше.

— Я хотела поговорить с Танатом о смерти, — тихо сказала она. — Узнать у него кое-что… как у специалиста.

— Ну, надо же, — покачал головой Аид Кронович. — Это так нетипично. Я имею в виду, для дочки Деметры.

Кровь бросилась Коре в лицо, и горло снова перехватило, но не так, как под пальцами мерзкого «красавчика», а так, как раньше, когда она задыхалась от боли и горечи в вентиляции.

В ушах снова стоял голос Деметры, её жестокие, невыносимо жестокие слова — и Кора, которая не проронила ни слезинки ни разу в жизни, поняла, что вот-вот заплачет.

— Не надо, пожалуйста, — прошептала она, не поднимая глаз. — Я не могу… простите.

Кору трясло; Аид успокаивающе коснулся её плеча:

— Танат не очень любит говорить о смерти, — негромко и как-то совсем не так, как раньше, произнес штурман, и Кора, рискнув поднять на него глаза, заметила, что строгое лицо чуть смягчилось, но не улыбкой (он по-прежнему не улыбался), а выражением глаз: из них словно ушёл холод далёких звёзд. — Пойдём. Здесь недалеко.

104–й этаж выглядел пустынным. В мрачном, с резкими поворотами коридоре было темновато, словно обитатели этой части корабля экономили на электричестве, навстречу не попадалось ни души, а звук их шагов по сетчатому металлическому покрытию разносился, казалось, на несколько километров. Поэтому Кора только обрадовалась, когда они дошли до транспортной ленты и помчались куда-то вглубь этажа.

Штурман всё больше молчал — лишь однажды он спросил, не собирается ли Кора немного отклониться от маршрута и потратить полчаса на то, чтобы отчистить от пыли и грязи волосы и одежду.

— Это обязательно? — уточнила девушка.

— Нет.

На этом вопрос был исчерпан.

Вскоре лента остановилась у одного из технических лифтов. Этот лифт был меньше и в целом напоминал не просторную, покрытую полированным металлом комнату с поручнями и светящийся синей панелью, а тесную клетку, обитую железными листами. Лифт нёсся вниз без остановок — до –199 этажа.

В лифте штурман снова заговорил:

— Конечно, это не моё дело… — он говорил негромко и уверенно, как тот, кто привык получать ответы на все вопросы, — но если ты объяснишь, что случилось…

Кора резко мотнула головой и сцепила руки в замок.

— Ничего не случилось, — ровно сказала она. — С чего вы взяли?

— Хм, — лифт остановился, штурман махнул рукой, предлагая Коре выйти первой, и она с опаской перешагнула невысокий порожек, недовольно щурясь от слепящего мертвенно — белого света, — Опять эти лампы… Видишь ли, после нападения этих пяти озабоченных идиотов логичнее всего было бы отвести тебя наверх и сдать на ручки Деметре…

— Ну уж нет, — пробормотала девушка, опуская глаза. Пол, на который она уставилась, выглядел аномально чистым, как будто они с Аидом очутились в медицинском отсеке.

— Не беспокойся, я не собираюсь тащить тебя к Деметре насильно, — фыркнул штурман. — Нет, Кора. Дело не только в этом. Когда ты зашла в лифт на своём + 131, вся в пыли и с таким выражением лица, словно собралась выйти на –150 и покончить с собой в цехе аннигиляции мусора, я сразу понял, что с тобой что-то не так. Только это не моё дело, следить за каждой девушкой с грустной мордочкой и оказывать им психологическую помощь. Для этого есть специальные службы.

— А почему тогда… — растерялась Кора.

— Почему я вмешался, когда на тебя напали? — уточнил штурман, чуть приподняв бровь, как тогда, перед лифтом, и Коре сразу стало не по себе. — Потому, что я не собираюсь терпеть всякую уголовщину. Так в чём же дело, Кора?

Девушка мотнула головой, отказываясь говорить на эту тему, но штурман смотрел на неё, холодно и пристально, и ждал ответа, поэтому вскоре она не выдержала:

— Я… подслушала чужой разговор, — запинаясь, начала она. — Деметра…и ещё кто-то, не знаю, он ещё просил дерево для… чего-то… забыла… они ходили и сплетничали, я была в вентиляции, там хорошая слышимость… они говорили обо мне, о том, что я… — она поперхнулась словами, и снова стало больно, и глаза защипало, а ком в горле мешал говорить. — Они сказали, что я… — она не знала, как объяснить, как говорить об этом человеку, который только что спас её, который, конечно, имел право знать, но, ветви и листья, как же тяжело ей давались эти слова.

Аид Кронович остановился, положил руку ей на плечо и чуть сжал, развернув лицом к себе:

— Они сказали, что ты умрёшь? — мягко спросил он, так, словно жалел о своей настойчивости (хотя Кора сомневалась, что суровый штурман мог о чём-то жалеть). — Ты хочешь поговорить с Танатом о смерти, потому, что Деметра бессмертна, а тебе суждено умереть?

Кора обрадовано кивнула; Аид же не отпускал её, и, продолжая держать за плечо, чуть щурил тёмные глаза, пристально вглядываясь в лицо.

— Да… — сбивчиво начала Кора, прикидывая, как бы половчее вывернуться из его хватки. — Она бессмертна, а я… — она запнулась, и в глазах снова заплескался туман, как тогда, в вентиляции, и всё, на что её хватило, это резко мотнуть головой.

Как было бы прекрасно,