Искатель. 1979. Выпуск №1 - Юрий Пересунько

— Ты это брось дурить. Давай я покручу, а ты на моем месте посиди…

— Ну-ка убери лапы! — Жарков шевельнул широкими плечами, оттесняя Митрохина, сказал глухо: — Надо проверить двигатель на других режимах. Может, и не вкладыши.

Он поплотнее запахнул полушубок, с тоской посмотрел в боковое стекло, за которым чернел пугающий провал ночи. Если бы не эта авария в поселке, можно было бы плюнуть на все и гнать машину до предела — пока коленвал не заклинит.

Но сейчас нельзя. Нельзя! Нельзя рисковать. ЗИЛ нужен живой. Он должен добраться до базы, а затем вернуться в Красногорье.

Тугая плотная волна морозного воздуха обожгла лицо, забила дыхание. Сергей спрыгнул в снег, захлопнул дверцу кабины. В этом месте снег был глубокий, по колено, и чтобы не набрать его в валенки, пришлось вышагивать по-журавлиному, протаптывая дорожку к передку.

Не успевший остыть радиатор приятно отдавал теплом. Сергей открыл капот и высветил переносной лампочкой работающий на малых оборотах двигатель. «Чем черт не шутит? Может быть, вовсе и не из-за вкладышей молотит движок?»

Вытянувшееся лицо Митрохина за ветровым стеклом замерло в ожидании. Сергей махнул ему рукой — мотор взревел, потом заговорил, заурчал глухо. Здесь был полный порядок. Даже профан-автолюбитель мог догадаться, что двигатель ни при чем и придется снимать поддон картера.

Жарков медленно смотал лоснящийся от масла провод переноски, закрыл капот, посмотрел на часы. Надежный «Маяк» показывал двадцать минут шестого, и до рассвета оставалось еще три часа. Сергей прислонился к подрагивающему радиатору, посмотрел на усыпанное холодными мерцающими звездами небо. Вчера вечером оно еще было затянуто лохматыми обрывками туч, и это все же сдерживало мороз. Сейчас распогодилось, а значит, и мороза прибавилось. Видно, правду люди говорят: беда в одиночку не ходит. Быстро, стараясь не выпустить тепло, Сергей юркнул в дверцу. В пропахшей шоферским духом кабине было тепло и уютно. Не хотелось думать ни о морозе, на который надо было вылезать, ни о сволоте-механике, выпустившем ЗИЛ в рейс.

— Ну что там? — не выдержал затянувшегося молчания Митрохин.

Жарков молча откинулся на потертую, замасленную кожу подушки, снял рукавицы, стащил шапку-ушанку.

— Дело дрянь, Никола. Движок в порядке, придется поддон снимать. — Он положил руку на баранку, широкой ладонью накрыл черный набалдашник переключателя скоростей. — Давай решать, что делать будем.

— Та-ак значит… — Митрохин повернулся к Жаркову, вдруг как-то странно, с испугом посмотрел на него, сказал, растягивая слова: — Значит, вкладыши… Ты не засек по часам, сколько проторчал там?

— Ну-у… — замялся Сергей, — минут пять…

— Вот-вот. А теперь посмотри на свое лицо. — Митрохин сунул руку в ящичек для вещей, вытащил оттуда зеркальце, протянул Жаркову. — Полюбуйся!

Щеки и кончик носа были совершенно белыми. Сергей не торопясь положил зеркальце обратно, начал растирать лицо.

— Что делать будем? Если действительно полетели вкладыши, то коленвал на любом километре заклинить может.

— Слушай, Сережа! А вдруг на базе есть машины? — Николай всем корпусом крутанулся к Жаркову, в его глазах заплясали радостные огоньки. — Должны быть. Хоть одна… Из этого драндулета надо выжать все возможное, и если он накроется, то остаток пути идти пешком…

— А если нет? — тихо спросил Сергей.

— Чего? — не понял Митрохин.

— Машины, которая смогла бы заменить этот «драндулет».

Жарков включил дальний свет, медленно выжал сцепление, переключил скорость… ЗИЛ мягко тронулся с места, проехал еще метров двести, уперся передком в выросшую на пути белоснежную стену сугроба.

— У нас же с тобой ни крошки хлеба, — жалобно сказал Митрохин.

— Ничего, Колька, не отощаем. Там, — он кивнул через плечо, — сейчас гораздо хуже.

IV

— Алло, узел? Дежурная… — Мартынов ожесточенно по стучал по рычажкам телефонного аппарата, не глядя на со бравшихся в кабинете людей, сказал со злостью: — Да где же ее черти носят?!

Наконец черная эбонитовая трубка издала легкое потрескивание и монотонный голос телефонистки произнес:

— Дежурная слушает.

Стараясь не сорваться, Мартынов глубоко вздохнул, откашлялся, сказал глухо:

— С базой связь есть?

— Это вы, Михаил Михайлович? Извините, не узнала. — Только что монотонный голос приобрел краски, стал полуизвиняющимся, — Нет еще, товарищ Мартынов.

— Так какого же черта вы там возитесь?! — не выдержал он.

В трубке на мгновение замолчали, потом обиженный голос телефонистки произнес:

— Ребята на линию вышли еще утром. Страшно тяжелые условия.

— Ладно, извини. Как будет связь, сразу же дай мне знать.

Мартынов положил трубку, подул на озябшие пальцы.

В когда-то теплом кабинете сейчас было почти так же холодно, как и на улице; оставшаяся в графине вода превратилась в лед, расколов графин надвое. Мартынов остановил взгляд на завгаре, спросил, прикрыв покрасневшие от дыма костров веки:

— Сколько времени понадобится Жаркову?

— Не знаю. — Завгар виновато пожал покатыми плечами. — Всяко возможно… Если не застрянут — часов семь-восемь.

— Когда Жарков выехал из гаража?

Какое-то время в кабинете стояла тишина. Нахохлившись, неподвижно сидел на стуле завгар. Видно было, как он сглотнул слюну, сказал вяло:

— Да уж часов тринадцать…

От этих слов все зашевелились, кто-то крякнул с досады, а главный инженер пробасил возмущенно:

— Тринадцать… Когда до базы каких-то восемьдесят километров. Неужели застряли?

— Да не-ет. Жарков не первый год за рулем, да и ЗИЛ его — что вездеход по снегу прет, — заволновался завгар.

— Надежная машина, — добавил кто-то. — Из ремонта только что вышла.

— А может, мы зря волнуемся? Может, он еще грузится? — донеслось из дальнего конца кабинета. — Ведь на базе нужную вещь найти, так это…

— Трубы не иголка в стоге сена! — взвился начальник от дела снабжения. — Другое дело — погрузка…

— Ну что ж, будем ждать. — Мартынов медленно снял меховые перчатки, достал из кармана полушубка сигареты, закурил, выпустив колечко дыма. Задержка Жаркова уже начала беспокоить его. Хоть снимай с трубопровода бульдозер. Но сейчас об этом не могло бы и речи. — Прошу докладывать, как идут работы на водоводе. Давай ты первым, Виктор Евгеньевич.

Главный инженер устало поднялся со стула, тыльной стороной ладони потер воспаленные глаза.

— Чего докладывать… Люди от усталости и холода с ног валятся. — Яшунин помолчал. — Но это полбеды, были бы трубы, а их все равно нет…