Мужской стриптиз - Наташа Королева

– Приходите к нам еще, – на выходе скомандовала мама. – И друзей приводите. Вы мне нравитесь, чем-то похожи на покойного брата.

– Ну мама! – простонала Светочка.

Курсант Кушко кое-как вырвался. Гарнизон его не пугал. Он там вырос. Но неожиданно его испугала колея личной жизни. Ровная, уходящая за горизонт, колея, в которой не было места рисованию, танцам и ночному Питеру…

Светочка не подвела. Спустя неделю курсанта взял под крыло юный бородач в берете, с Че Геварой во всю грудь. Он бойко лопотал на инглиш, впаривал доверчивым интуристам подделки под Васнецова, матрешки с опрелыми ликами Ельцина и тоскливые виды Питера. Дабы не угодить в лапы патруля, Серега облачился в мешковатый свитер, шапку-петушок и шпионские черные очки.

Прислушавшись к советам бывалых, художник резко сменил тематику. Первые шесть рублей принесла пышная кустодиевская барышня в прозрачном сарафане.

– «Аврору» добавь, – посоветовал «Че Гевара». – Пропорции иногда хромают, но малюешь нехило. Чо в «муху» не пошел? На хрена тебя в сапоги занесло? А-аа, военная косточка, значит? Ну, служи, служи…

Сергей не разбогател, но доходы от творчества в десятки раз превысили скромное курсантское жалованье. Появились деньги на девчонок, на остродефицитные джинсовые костюмы, даже на покупку японского кассетника…

– А ты правда из вояк? – удивлялись соседи по ремеслу. – Да на хрена тебе это надо?

«А на хрена мне на гражданку?» – посмеивался переодетый курсант, но вслух ничего не говорил. Его искренне забавляли жадность к деньгам, мелочная зависть, подсиживание и убогий торгашеский юмор… В Академии все было не так. Там не рассуждали, насколько хреновая у нас страна и как бы половчее свалить на Запад.

Даже мыслей покинуть «систему» у Сергея не возникало. Шальные деньги легко приплывали и так же разлетались. Начиная с третьего курса муштра ослабла. Зато добавилось серьезных технических дисциплин. Преподавали их люди интеллигентные, вдумчивые, готовые к диалогу.

А в стране происходило непонятное. Стремительно дорожало такси, а в трамваях пропало отопление. Водкой торговали из-под полы. На тротуарах рядами мерзли бабушки с белорусским салом, французским спиртом и германским сухим молоком. Бензин в легковушки сливали с рейсовых автобусов. Горбачев «отпустил на волю» ГДР. В Литве глухо затянули сагу о «советских оккупантах». Тамбовские «авторитеты» хоронили дружков в Лавре. По Академии поползли слухи о расформировании частей. Где-то уже сворачивались ракетные комплексы. Зарплаты офицеров внезапно обесценились.

Но люди в погонах еще верили…

Все хорошее когда-то кончается. В середине шестого семестра курсанта Кушко вызвал начальник факультета. Сергей шел к заветной двери по сверкающей «взлет-ке», заранее прокручивая в мозгу варианты возможных наказаний. Но начфака не стал на него орать.

– Тебе нечего здесь делать, – ровным голосом произнес полковник, оторвавшись от изучения синей папочки. – Зачем ты здесь? Что ты делаешь в армии?

На всякий случай провинившийся изобразил полную гамму чувств – раскаяние, жгучий стыд и острое стремление исправиться. Для этого пришлось одновременно развернуть плечи, понуриться и тоскливо посмотреть куда-то вбок.

Начфака повернул на столе папку.

– Твои художества?

Там были два эскиза и парочка законченных работ, готовых к продаже. «Аврора», Нева, березки, девушки.

– Ты не военный человек, – все так же ровно, не меняя интонации, произнес полковник.

Серегу точно подкинуло в воздух. Вся система обороны, выстроенная заранее, на подступах к кабинету, рухнула. Это он-то не военный? Отец служил, детство прошло в городке, среди офицеров и офицерских жен, чемпионатов по волейболу и конкурсов на лучшего грибника!..

Кто же тогда военный, если не он?!

– Я хочу служить…

– Ты неплохо рисуешь. – Полковник задумчиво перелистал голых девушек. – Мне известно, как ты сдавал политэкономию. И не только этот предмет… Вот что я тебе скажу. Одно дело, когда парень старается, но не может осилить. Ну, не дается! Ну – пусть полы покрасит, пусть оценки иначе заработает. Сразу видно – армейская жилка, командир хороший выйдет, и до диплома мы его дотянем! А ты… ты ведь почти отличник, да?…

Он говорил дальше, не торопясь, размазывал несчастного художника по стенке, а тот краснел и вспоминал злополучную политэкономию. Преподавал ее сущий зверь, но даже у зверя нашлась тайная кнопка. На заре перестройки он собрался строить загородный дом и спросил у курса, кто умеет рисовать. Показали на курсанта Кушко.

Отказаться – обречь себя на кошмар социалистической политэкономии! Сергей бодро взялся за дело, окруженный благожелательной завистью товарищей. Что интересно – он имел весьма отвлеченное понятие о нормах и законах архитектуры и рисовал скорее фантастический замок. Тем не менее преподу понравилось, в зачетке появилась заветная закорючка. Остается догадываться, какими словами крыл неизвестного архитектора прораб, которого наняли возглавлять стройку…

– Товарищ полковник, я хочу учиться, – промямлил потомственный военный, окончательно выбитый из колеи. Он ожидал криков, ругани, гауптвахты, но никак не угрозы отчисления. – Я хочу служить!

– Мне докладывали о твоих художествах, – отмахнулся начфака. – И про самоволки знаем, и про гулянки ваши, и про девочек, это все ерунда… А вот милостыню просить для советского офицера – это низость! Тебя что, не кормят здесь?! – внезапно рыкнул он. – Ты чужое место здесь занимаешь! Какой-то честный парень приехал издалека, получил тройку и не смог поступить. А ты поступил! И его место занял! Тебе в художники надо было идти или в артисты! Или в кино сниматься, вон… вымахал какой, детинушка!

– Я исправлюсь, товарищ полковник…

Я исправлюсь, пообещал он себе в очередном увольнении. И вдруг все окрасилось серым. Точно лопнул внутри годами зревший нарыв. Сергей отчетливо увидел себя спустя десять или пятнадцать лет. Шкурой почувствовал, как носит шинель с майорскими или даже подполков-ничьими звездами. Лысеет, толстеет, проверяет чистоту подворотничков, заправку кроватей, длину портянок…

Тупик. Нулевая перспектива. Есть только один способ избежать серого кошмара – учиться дальше. Прорываться в высшую Академию. Трижды подавать документы, сдавать экстерном, подбираясь к следующей сияющей вершине – к Академии Генштаба…

Иначе окажется, что начфака прав.

Отличник Кушко зря занимает чужое место, раз способен легко променять блестящую карьеру на пару занюханных долларов, небрежно кинутых буржуями.

До выпуска он доучился без приключений. Даже девушек забросил, поскольку распределиться в Питере не светило. По возвращении в Мирный снова затеплилась надежда на лучшее. Здесь еще не помахала крылом страшная птица-перестройка. Вдали от ужасов «гражданки» многое виделось иначе. Стали доступны офицерские рестораны, широким фронтом распахнули объятия гарнизонные невесты, можно было больше не слушать родителей, и жить совсем отдельно, и приводить в офицерское жилье кого угодно… Как же быстро все рухнуло!

…Нынешним утром, забираясь в кабину тягача, лейтенант Кушко нарочно снял перчатку. Ладонь мгновенно приклеилась к заледеневшей стальной перекладине. Он даже подождал пару секунд, ощущая острую необходимость испытать боль.

После всего, что случилось.

Тягач взревел всеми своими дизелями, расчет бегом занимал места в вонючем прогретом чреве, а лейтенант все ждал и ждал, чтобы полнее насладиться болью. Чтобы вырваться из оцепенения, которое длилось уже год. Или гораздо больше года? Но боль от ожога оказалась недостаточно сильной.

Сегодня ночью умер его ребенок. Девочка.

Она должна была родиться спустя три месяца.

Глава 4 ШАПИТО

– Да шо ж це таке на мою голову! – непонятно к кому обращаясь, вопила бабушка. Вопила негромко, чтобы не мешать спать дядьям, пришедшим с ночной смены. – Ну, недаром же мовют, шо як гарна дивчина, так мозгов нема!

– Нет, чтоб как другие девочки, на олимпиаду по физике, или по химии… ну, или хотя бы хлопца путного нашла! – вторила дородная тетя Ксана. – Стыдно сказать, куда дивчину собираем!

– Взглянем на ситуацию здраво, – отзывалась интеллигентная тетя Галя, настраивая швейную машинку. – Идти наперекор – означает нанести ребенку психологическую травму!

Мама только вздыхала. Все четверо, не прекращая обсуждать немыслимое мое поведение, коллективно готовили праздничный наряд. Праздничный – это слабо сказано! В этом огненном трико я должна была покорить роскошную Ялту с первого взгляда. По лиловому, малиновому и местами лимонному фону щедро струились бисерные ручейки. Бисером мои родственники увлекались давно, можно сказать – из поколения в поколение. И нигде, кроме как в тихих яблочно-сливовых селах под нашим городом, я таких замечательно расшитых рубашек больше не видела. Узрев бисерное великолепие, сотворенное моими бабушками, Сваровски нервно смолил бы в углу, а потом – зачах от зависти. Одним словом, костюм для лучшей цирковой артистки должен был навсегда лишить мир покоя!