Где заканчивается человек - Владимир Близнецов

Я продолжал расти…

Вновь вспомнить роман знаменитого англичанина привелось, когда у меня появился свой Пятница. Даже целое племя. Они жили на соседнем острове, и к моему великому счастью, оказались не людоедами. Я был выше самого высокого из них на две головы. Разумеется, они приняли меня за какого-то своего бога. В результате мы хорошо поладили.

Я заметил неладное, когда мои первые знакомые из местных стали умирать от старости. Я же совсем не изменился. Морщины, седина или старческая дряблость мышц — всё это обходило меня стороной. Только рост… сколько было во мне уже? Три метра?

«Я никогда не умру», — подумал я.

«Никогда», — ответили мне камни пещеры.

Внешний мир нас не беспокоил. Лишь несколько раз на горизонте появлялись дымные столбы пароходов. По моим подсчётам, я обитал на острове уже семьдесят лет, когда к острову причалил маленький броненосец незнакомой конструкции. Корабль явно был не исправен. От него к берегу, страшно тарахтя, двинулась железная лодка. Особого шока я не испытал, так как предполагал, что прогресс неизбежен.

Но одно дело жить внутри прогресса, когда ощущаешь его как процесс. И совсем другое, если просто наблюдаешь его скачки: вот лодка XIX века, вот лодка XX, а вот — XXI.

На песок вылезли светловолосые люди, одеты в незнакомую военную форму, а по обрывкам доносившихся слов, понял, что это немцы или австрийцы. Рано или поздно это должно было случиться. Первые представители новой цивилизации… Не скрою, страх, что всё может закончиться кровавой стычкой, был. Но экипаж корабля оказался сильно измотан, поэтому появившихся из чащи моих негров они восприняли без эмоций. По-настоящему они удивились, только когда негры заговорили с ними на английском.

Поняв, что стрельбы не предвидится, я тихо удалился в пещеру — к тому времени я почти всё время жил в ней, изредка ночуя в своем первом подгнившем доме. Через час в мою обитель привели капитана корабля. И не знаю, кто из нас волновался сильнее перед этой встречей. Будто я чудесным образом перенёсся вперед во времени, пусть мой переход и продолжался семьдесят лет.

Капитана звали Шульц Фогель и было ему на вид немногим за тридцать. Не знаю, принял ли он меня тогда за человека или за мифического великана, но голос его звучал твёрдо, хоть и устало… а выражение глаз в полумраке пещеры было не разглядеть.

Оказалось, что я ошибся в расчётах, и сейчас был не 1936, а 1945 год. Вот так случайно я не посчитал время, ушедшее на обе мировые войны. Словно для нашего архипелага не существовало войн.

Катер Шульца Фогеля участвовал в одном из последних сражений войны и, получив пробоину, чудом сумел уйти от англичан. Топливо было на исходе, и экипаж готовился к бесконечному дрейфу до самой смерти, когда судьба показала им берег. Я разрешил им занять соседний с моим остров. Так в моём маленьком государстве прибавилось подданных.

Немцы по началу держались обособлено. Только Фогель иногда по собственному желанию посещал меня. Он рассказал, что до войны преподавал антропологию в Веймарском университете. Из разговоров с Шульцом и вырос мой интерес к феномену роста. Немец внимательно выслушал мою историю и оживился, когда узнал, что я брат того самого Ангуса Макаксилла… с того вечера он стал моим частым гостем.

Тогда же и появились первые мои записи о людях-гигантах… О Роберте Уодлоу, про которого уже упоминалось, и о Чарльзе О’Брайне. Судьба этого человека прямо-таки послужила иллюстрацией к моей возможной жизни, если бы я не покинул мир.

Ирландец О’Брайн, как и многие гиганты, выступал в цирке. Он уже к семнадцати годам вымахал больше двух с половиной метров. И всё было хорошо, пока в его жизни не появился доктор Джон Хантер. Фогель рассказывал о нём как о великом учёном, который был готов на всё ради науки. Но мне было важно только, что был он довольно мерзким человеком. Хантер во что бы то ни стало решил заполучить тело О’Брайна для исследований и обратился с таким предложением к самому великану, заверив, что готов ждать его естественной смерти. Чарли выставил учёного за порог, но тот поклялся, что сделает что угодно для достижения своей цели. Хантер потратил целое состояние на детективов, которые круглосуточно следили за О’Брайном. Великан бежал, но разве легко такому спрятаться? Где бы он ни пытался осесть, Хантер выслеживал его. Последние годы Чарльз мотался по Ирландии, безуспешно стараясь отвязаться от преследований доктора. Его здоровье быстро ухудшалось из-за постоянного нервного напряжения. И, когда он понял, что жить осталось недолго, сговорился с несколькими рыбаками, чтобы они скинули его труп в море. Но неугомонный доктор подкупил и их. А изнеможенный великан, израсходовав все накопления, был вынужден вновь выйти на сцену. И на одном из представлений в толпе он заметил своего мучителя. Такого потрясения расшатанная психика О’Брайна вынести не смогла, он умер прямо на подмостках.

Друзья великана были в курсе преследований и поклялись защищать могилу Чарльза… Но они не знали, что Хантер ещё до похорон подкупил работника кладбища, и вместо тела О’Брайна в гробу похоронили камни.

Сейчас скелет бедняги выставлен на всеобщее обозрение в музее Королевского колледжа хирургии. От этого меня бросало в дрожь.

Ещё Фогель много рассказал про евгенику. С жаром доказывал, что это наука будущего и без неё человечеству сложно будет выжить. И при этом капитан ненавидел доктора Менгеле, который, по его мнению, своими бесчеловечными опытами поставил на евгенике крест.

Немцы недолго жили обособленно — все-таки без женщин здоровые мужчины не могут. Через несколько лет на островах появились мулаты, бодро говорящие на немецком. Время продолжало неуклонно идти вперёд. Вместе с ним расширялась моя пещера. Я чувствовал, что нужно уходить все дальше, потому что цивилизация растет быстрее меня.

И действительно, вскоре корабли стали проходить мимо наших островов почти каждый день. Какие-то причаливали, экипажи общались с жителями. Но теперь я настрого запретил что-либо рассказывать обо мне.

Наконец пришло время, когда впервые люди начали покидать острова. Многие из первого подросшего поколения полунегров, полуарийецев уплыли искать лучшей жизни. С ними уехал и Фогель. Вот по кому я скучал больше всего. Мои опасения, что он решит последовать примеру Джона Хантера, не оправдались, чему я был несказанно рад. Представляю, чего ему стоило сдерживаться!

Случайно узнал, что наш крохотный архипелаг является частью британских колоний. Видимо из-за близости Сьерра-Леоне. Впрочем, это никак не мешало до поры до времени. В 1968 году я впервые узнал, что такое самолёт. Маленькое одномоторный аппарат приводнился прямо у берега. И нет таких слов, что сумели бы показать степень моего удивления и восторга. А те, что были, я безжалостно вымарал, как слишком плоские и банальные. Хорошо, что тогда не знал, что люди уже летают в космос.