Блюз мертвых птиц - Джеймс Берк

— Рад видеть тебя в добром здравии, — сказал Бикс. — Слышал, что кто-то подстрелил тебя и твоего закадычного другана Робишо. До меня также дошли слухи, что ты пришил женщину. Или это Робишо уделал бабу?

— Это был я. Что ты здесь делаешь, Бикс?

— Фрэнки Джи сказал тебе, что у меня твоя расписка? — спросил он.

— Да, мне об этом известно. При всем уважении, эта байка о закладной — чистая лажа, — спокойно ответил Клет. — Почему-то мне кажется, что Фрэнки тебя провел. Надеюсь, он не очень тебя нагрел?

— Если это фальшак, то почему там внизу твое имя? — продолжил допрос Бикс.

— Потому что я, бывало, играл в буррэ с братьями Фигорелли. Проиграл им некоторую сумму, но покрыл долг на следующей неделе. Как эта расписка оказалась в сейфе Диди Джи, ума не приложу.

— Может быть, это потому, что ты допился до чертиков.

— Вполне возможно. Но я не знаю и не помню, и мне вообще наплевать.

— Персел, «я не знаю», «и мне плевать» не прокатит.

— Прокатит, потому что это все, что я могу тебе ответить. А что делает здесь Вейлон? — спросил Клет.

— Он работает на меня. А почему ты спрашиваешь?

— Он убил четырехлетнего ребенка, вот почему, — ответил Клет.

— Это произошло во время ограбления. Вейлон был жертвой, а не грабителем, — ответил Бикс.

— Он прикрылся ребенком, а потом заставил родителей заявить, что это сделал угонщик, — сказал Клет.

— А вот это для меня новость, — буркнул Бикс и посмотрел в упор на своего приятеля. — Что это за ерунда, Вейлон, ты правда запугивал родителей?

— Ты меня поймал, — усмехнулся Вейлон Граймз.

Это был тщедушный мужичонка с впалой грудью, тонкими, словно нарисованными красным карандашом, усиками и волосами, свисавшими сальными прядями на уши. На нем была рубашка с застегнутыми на запястьях манжетами, не заправленная в слаксы, а поверх нее была натянута засаленная жилетка в манере, которую в начале 50-х годов предпочитала дешевая шпана. К ней была пристегнута цепочка, тянувшаяся к карману с кошельком, лежавшим в его заднем кармане. Он закурил сигарету, прикрывая от ветра зажигалку.

— Хочешь, чтобы я спустился?

— Нет, стой, где стоишь, — сказал Бикс. — Персел, я не жадный. Я проверил все твои финансы. Здесь у тебя барахла тысяч на пятьдесят. Ты можешь взять деньги под залог и отдать чек мне, так как я знаю, что у тебя нет наличных. Мне все равно, откуда ты добудешь деньги, но я хочу получить от тебя тридцать штук. И не позднее чем через семь рабочих дней. И не пытайся меня поиметь, парень.

— А мне бы хотелось получить имеющий обратную силу патент на колесо, но это вовсе не значит, что он у меня будет, — ответил Клет.

— Могу я воспользоваться твоим туалетом? — задал очередной вопрос Вейлон.

— Он сломан, — ответил Персел.

— У кого-то слишком большая задница? — насмешливо спросил Вейлон.

Клет сделал шаг вперед, оттеснив двух посетителей обратно на лестницу. У него в голове раздались звуки бравурного марша.

— Слушай сюда, ты, кусок дерьма, — угрожающе проговорил он. — Еще раз сюда сунешься, и я разделаю тебя на части. И это не метафора. Я вырву тебе руки, оторву ноги и воткну их тебе в задницу. Хочешь еще повыпендриваться? Надеюсь, что хочешь, потому что сейчас я сломаю тебе хребет и спущу то, что останется, вниз по лестнице.

Вейлон глубоко затянулся и медленно выпустил дым большими клубами. Он бросил сигарету на лестницу, наступил на нее ботинком и вопросительно посмотрел на Бикса Голайтли. На его лице появилось редкое выражение задумчивости.

— Я все-таки буду внизу, во вьетнамской продуктовой лавке, — проговорил он.

— Нет, мы все уладим, — отрезал Бикс. — Ты не должен так говорить с моими сотрудниками, Персел. Кстати, у нас много общего. Ты знаешь, что мы трахали одну и ту же телку, ту, что с дынями королевского размера?

— Этот парень — козел, и платить не собирается, Бикс, — прошипел Вейлон. — Чего время тратить на болтовню с ним? Ты знаешь, как все закончится.

Он спустился по лестнице, не обращая внимания на своего нанимателя, впрочем, как и на угрозы Клета. Вейлон задержался внизу, где ветер, продувавший кирпичное фойе, растрепал его одежду, и посмотрел вверх на частного детектива.

— А что до того мальчишки, который под машину угодил. Он был монголоид и все еще в подгузниках, хотя ему уже было года четыре. Единственное, почему родители держали его, так это из-за государственной помощи, которую получали. Кроме того, он играл на проезжей части, где не должен был быть. Родители за ним не следили, потому что им было на него наплевать, если бы не пособие. По моему мнению, сейчас он в лучшем месте, чем был.

Прежде чем Клет успел ответить, Бикс Голайтли подошел к нему поближе, закрывая детективу вид на лестницу. Едкий жар его тела и резкий запах дешевого дезодоранта ударил Перселу в нос.

— Ты понимаешь, что означают эти наколки? — спросил он.

— А что в них особенного?

— Сам скажи мне, что они означают.

— Слезы означают, что когда-то ты замочил троих парней для Арийского Братства. Красная звезда на сонной артерии показывает амбициозным парням, куда лучше всего всадить тебе пулю. Ты ходишь как петух с распухшими яйцами, единственный на птичьем дворе.

— Ты думаешь, что крутой, потому что словил пару пуль на старице? «Крутой» — это когда тебе нечего терять, когда тебе на все наплевать, даже на то, отправишься ты в ад или куда подальше. Ты настолько крут, Персел?

— Что-то я не догоняю.

— Все очень просто. Я собираюсь послать к тебе оценщика, чтобы он взглянул и дал заключение по твоей собственности. Здесь у нас есть выбор, смотря, как кости лягут. Смотри, не заиграйся.

— Не тужься, Бикс, очко порвешь. Мне кажется, твои мозги начали плавиться от напряжения.

Бикс достал свернутый листок линованной бумаги из нагрудного кармана рубашки и протянул его Клету.

— Проверь адреса и скажи, не ошибся ли я.

Персел развернул тетрадный листок и уставился на написанные карандашом буквы и цифры. Его лицо окаменело.

— А что, если я засуну это в твою глотку? — спросил он.

— Ты, конечно, можешь это сделать, если не возражаешь, чтобы Вейлон заглянул в гости к твоей сестре и племяннице. Похоже, ты там себе креольское гамбо готовишь? Приятного вечера. Мне нравится этот район. Всегда хотел здесь жить. Смотри, как бы тебе не пройти курс лечения простатита паяльником, парень.

Глава 02

После перестрелки позади моего дома на Байю-Тек в Новой Иберии меня трижды оперировали: первую операцию, спасшую мне жизнь, сделали в больнице Богоматери Лурдской в Лафайете; еще одну — в Техасском медицинском центре в Хьюстоне; и, наконец, третий раз меня прооперировали в Новом Орлеане. Одна пуля калибра .32 вошла мне между лопаток. Ее выпустила женщина, а о том, что она вооружена, не знали ни Клет, ни я. Рана больше не болела и повлекла не больше последствий, чем удар кулаком. Мотивация стрелка была проста и не имела ничего общего с выживанием, страхом, жадностью или паникой: я нагрубил ей и призвал к ответу за высокомерное отношение к людям. Мое явное неуважение привело ее в ярость, и она скрылась в темноте через заднюю дверь, шагая по желтым дубовым листьям и заплесневелой ореховой шелухе, забыв о лежащих на земле мертвецах. Она продвигалась вперед, вытянув зажатый в руке пистолет, не осознавая, зачем он ей и что она с ним будет делать. И остановилась только для того, чтобы выдать бранную тираду в мой адрес, а потом я услышал щелчок, похожий на треск сырой хлопушки, и пуля тридцать второго калибра пронзила мою спину и вышла через грудь. Словно живой мертвец, я доковылял до края канала, где меня поджидал колесный пароход XIX века, который никто кроме меня не видел.

Хотя рассказ об этом эпизоде моей полицейской карьеры сейчас, возможно, и не имеет особого значения, позвольте все-таки пояснить. Если ты погибаешь от руки другого человека, хотелось бы думать, что жизнь твоя принесена в жертву во имя правого дела. Хотелось бы верить в то, что ты покидаешь этот мир для того, чтобы занять место в лучшем мире, что благодаря твоей смерти хотя бы один человек, возможно, член твоей семьи, спасется, что могила твоя будет находиться под зеленым деревом и что место твоего упокоения будут навещать другие люди. Не хотелось бы думать, что ты теряешь свою жизнь просто потому, что оскорбил чье-то тщеславие и что твой уход, как и уход почти всех погибших на войне, абсолютно ничего не значит.

Однажды днем после визита Клета Алафер, моя приемная дочь, принесла мне почту и поставила свежие цветы в вазу на моем окне. Моя жена Молли задержалась в административном крыле по причине, которая мне была неизвестна. Волосы Алафер, подстриженные на уровне шеи, были густыми и черными и блестели так, что у всех возникало непреодолимое желание к ним прикоснуться.