Селена. По следу Жезла - Наталья Корепанова

– А часов? – улыбнулась я. – Откуда такая точность? Ты так хорошо запомнил день моего исчезновения?

Стэнн смутился так, что на щеках выступили красные пятна.

– Я… да… я запомнил… Это же было в тот день, когда я тебя поцеловал, помнишь? Ты тогда сказала, что ещё недостаточно взрослая, чтобы целоваться с мужчинами. А потом случился этот страшный обвал… Меня оглушило, я не сразу пришёл в себя, а когда мы с отцом разгребли завал, тебя в пещере не было. Ты просто исчезла. И больше не появлялась… А я каждый год отмечал этот день в календаре, как самый чёрный день в моей жизни…

…Мы спешились недалеко от входа в пещеру и освобождённый от нас Мурлыка, потянувшись и зевнув во всю свою клыкастую пасть, растянулся на каменистой площадке. Горы были далеко от города, Мурлыка вёз нас несколько часов и, конечно же, устал. Я потрепала его между ушей:

– Уморился, бедняга! Отдыхай. Спасибо, что привёз нас.

Стэнн достал из заплечного мешка большой кусок мяса и кинул его Мурлыке.

– Ешь! Ты честно заработал этот обед

Мурлыка с урчанием набросился на мясо, а мы, поднявшись по пологому склону, заглянули в пещеру.

– Ой, как темно! – протянула я. – Ничего и не видно толком.

– Подожди, сейчас факелы зажгу.

Стэнн достал из мешка два больших факела и, прищёлкнув пальцами, пустил в каждый из них по маленькому огненному шарику. Факелы мгновенно вспыхнули ярким пламенем, и мы, согнувшись, пробрались через низкое отверстие внутрь.

Пещера была совсем маленькая. Не пещера, а пещерка. Факелы освещали её всю не хуже электрической лампы. Я огляделась: ни дополнительных выходов, ни подземных ходов, ни скелетов по углам… Словом, вполне добропорядочная и довольно скучная пещера.

– И что мы тут будем делать? – разочарованно спросила я. – Ты её так расписал, я уж думала, тут какая-то сказочная красота, а здесь – ничего особенного.

– Ты погоди, – улыбнулся Стэнн. – Во-первых, отсюда изумительный вид на закат, и ты скоро в этом убедишься. А во-вторых, здесь неинтересно только при свете факелов, они слишком яркие для такой маленькой пещеры. А мы сейчас костёр разожжём вот в этой нише, – он ткнул пальцем в углубление в скале, над которым нависал небольшой козырёк, – а факелы погасим. И, когда стемнеет, тут таинственности ого-го сколько будет!

– Ладно, давай свои дрова, – сказала я, и нагнулась за мешком. И Стэнн тоже нагнулся. Мы стукнулись лбами и я, вскрикнув, упала на колени, потирая ушибленное место.

– Ну, вот, теперь шишка будет, – расстроилась я.

– Ничего, – утешил Стэнн, – ты мне и с шишкой нравишься.

Я улыбнулась, а Стэнн, присев передо мной, аккуратно отвёл мою руку:

– Давай, полечу.

Тоже опустился на колени для большей устойчивости, положил на ушиб ладони, одну на другую, что-то пробормотал, и, убрав руки, вдруг поцеловал меня – сперва в лоб, а потом, не дав мне опомниться, прямо в губы быстрым, коротким поцелуем. И, сев на пятки, настороженно посмотрел на меня: как я среагирую.

А я, как всегда, растерялась. Я вообще очень легко теряюсь, когда происходит что-то непредвиденное. И только и смогла сказать:

– Это что, тоже для лечения надо?

– Ага, – согласился этот юный хитрец. – Давай ещё полечу. Чтобы уж точно шишки не было.

И он снова потянулся ко мне. Но я, вдруг испугавшись, отшатнулась и быстро встала:

– Не надо, Стэнн, я… – я замолчала, пытаясь найти причину, оправдывающую моё поведение. – Я ещё не достаточно взрослая, чтобы с мужчинами целоваться. Давай подождём хотя бы годик… а там видно будет.

– Тебе уже семнадцать, – пробурчал Стэнн.

– Вот именно. И тебе тоже. Мы ещё несовершеннолетние.

И я отвернулась, скрывая смятение, и сама понимая, что дело здесь совсем не в возрасте. Просто я привыкла считать Стэнна своим братом, а когда брат лезет с поцелуями… Надо было срочно менять жизненную концепцию, а на это требовалось время. К тому же я вдруг подумала, что от братского поцелуя я бы, наверное, так не разволновалась. А это значит… Ой, лучше не думать, что это значит. По крайней мере, сейчас, когда мы собрались вдвоём ночевать в этой пещере.

Я отошла к нише и повторила:

– Давай уже дрова.

Парень разочарованно вздохнул и потянулся за мешком.

И тут мы услышали скорбный вой Мурлыки

Стэнн выпрямился и удивлённо посмотрел на меня. Но не успел он и слова сказать, как мы услышали странный подземный гул. У меня появилось ощущение, будто из центра Земли начал подниматься огромный лифт, причём с неисправным механизмом.

– Что это? – испуганно вскрикнула я.

– Не знаю, – встревожено прислушался Стэнн. – Сейчас посмотрю.

Он резко встал и шагнул к выходу… и в этот момент стены пещеры дрогнули, заколебались, как шторы на сквозняке, пол заходил ходуном, и огромный камень, сорвавшись с потолка, рухнул между нами. За ним полетело множество мелких.

– Стэнн! – завизжала я, забиваясь в нишу, в которой мы хотели развести костёр.

Стэнн не отвечал. То ли был слишком далеко и не слышал меня, то ли… Но эту мысль я старательно гнала от себя. Не мог Стэнн так глупо погибнуть! Не мог!

Я сидела, согнувшись в три погибели, в крохотной нише, и с ужасом слушала подземный гул и потрескивание каменных стен. К моему счастью, эпицентр землетрясения был далеко от этой пещеры, поэтому, хоть земля ещё и подрагивала, камнепад быстро прекратился. Камни завалили вход и погасили факелы, и я сидела в кромешной тьме, не видя даже кончика собственного носа. Потом гул прекратился, и наступила звенящая тишина.

– Стэнн! – почти прошептала я, боясь нарушить это страшное безмолвие.

Стэнн не отозвался.

– Стэнн! – позвала я громче, но даже этого малейшего сотрясения воздуха хватило, чтобы с вершины перегородившей дорогу к выходу насыпи, шурша, посыпались мелкие камушки. Я испуганно замолчала.

Я сидела, сжавшись, под ненадёжным прикрытием маленького козырька ниши, в полной темноте, слыша только шорох сползающих камней, не зная, жив ли Стэнн, знает ли кто-нибудь, что здесь произошло, спасут ли меня, или эта мрачная пещера станет моей могилой…

Сказать, что я была испугана – ничего не сказать. Тёмный первобытный ужас поднимался глухой волной откуда-то из глубины души, затапливал меня, заставляя сжиматься сердце. У меня застучали зубы, я покрылась липким холодным потом…

– Господи, – вдруг прошептала я. – Помоги! Я хочу домой! Я хочу исчезнуть отсюда и больше никогда тут не появляться! Я хочу домой! Я не хочу здесь оставаться! Пожалуйста, отправьте меня домой!

Я сидела, закрыв глаза, и истово молилась неизвестному мне Господу. Молилась впервые в жизни, всей душой желая получить Его помощь и поддержку. Вряд ли бы мои родители-атеисты похвалили меня за такое усердие, но мне сейчас было не до богословских споров. Я хотела остаться в живых, и Господь был единственным существом, могущим мне помочь в этой, абсолютно безнадёжной, ситуации.

И тут я почувствовала ещё один подземный толчок. Камень надо мной зашатался, и я всеми обострившимися от опасности чувствами поняла, что он сейчас упадёт и придавит меня. Я в ужасе закричала… и проснулась.

Я сидела на своей родной кровати, в незашторенное окно падал лунный свет, а на пороге стояла сонная мама:

– Что случилось? Ты чего кричишь? Кошмар приснился?

Я с трудом перевела дух:

– Да… что-то ужасное…

– Что? – мама подошла и села на краешек кровати.

– Не помню… совсем не помню… но что-то ужасное… страшное… не хочу вспоминать, не хочу!

– Ну и не вспоминай. Ты дома, мы с папой здесь, всё в порядке. А это был только сон.

Она уложила меня, поправила одеяло:

– Спи. А то не выспишься. Скоро утро.

Мама вышла, а я встала и, подойдя к окну, стала смотреть на тёмный двор, освещаемый только лампочками у подъездов. Сердце отчаянно билось, в ушах всё ещё стоял гул, который я слышала во сне, но вспомнить, что мне снилось, я так и не смогла. Да я и не особо пыталась.

…А на следующий день я выяснила, что дико боюсь лифтов. И потом ещё много лет даже на девятый этаж к друзьям ходила пешком, если у меня не было попутчиков, которые могли бы отвлекать меня во время подъёма разговорами…