Последнее свидетельство - Ал Разумихин

Здесь и первые уроки политграмоты, оставляющие в душе неизгладимый след: сельская сходка с речами, обращенными ко всем и ни к кому в отдельности; мужики, занятые капитальным делом - поделить землю так, чтобы заграбастать побольше; среди них Устинов - состоятельный и хитрый мужичок, который "деликатненько лезет к власти", и вдова-солдатка Матрена Сафонова, мать троих ребятишек, сначала лишенная мужиками земельного надела, потом жестоко ими битая за все же полученную землю; политик районного масштаба Быстров, олицетворение справедливости в этой стихии мелких собственников, думающий, что он-то и есть Советская власть, ведь он отдал все для ее укрепления.

Тут и политический доклад Славы на первой в жизни конференции молодежи. И клятва на заре "не забывать и не изменять, быть верным одной цели, быть лучше себя, лучше самого себя, всегда быть лучше самого себя!". И внутренняя потребность с пользою потратить каждый день и час, дающая ощущение своей сопричастности с историей.

Но сколько неожиданного, даже скрыто-полемичного к устоявшимся в нашем сознании представлениям о типичном вожаке-комсомольце легендарных 20-х годов открывается в характере Славы Ознобишина. Чего стоит хотя бы сцена, когда он сам, без вызова, приходит в ЧК:

"Слава вытащил наган из кармана и положил перед Семиным.

- Вот... возьми его у меня.

- То есть как это возьми? - удивился Семин. - Ответственный работник не может в наше время обойтись без оружия.

- Уж как-нибудь обойдусь, - настойчиво повторил Слава. - Все равно я не умею стрелять".

Согласитесь, в нашем видении той поры организатор комсомольских ячеек на селе, где полным-полно злобствующих кулаков и недобитых бандитов, иначе как с оружием и не мыслится. Невольно в памяти встает братишка Корчагин со своим неразлучным спутником-револьвером. Знакомство с Ознобишиным подводит к мысли о том, что сильный и запоминающийся образ героя Н.Островского затмил для нас на какое-то время иные возможные и реально существовавшие тогда характеры. Затмил, а значит, в чем-то и обеднил наше представление о времени и людях эпохи.

Ознобишин, шестнадцатилетний коммунист, дорог Овалову не только в сценах, вроде той, где Слава мужественно сдерживает одичавшую толпу у амбара с зерном. В нарушение имеющегося стереотипа Лев Овалов не боится показать комсомольского вожака и в моменты, никоим образом не героические.

...Слава проходит партийную чистку:

"- А кто ваши родители?"

И погибший еще в четырнадцатом году на германском фронте отец, и учительствующая на селе мать - педагоги. Значит, интеллигенты. И сам Слава, следовательно, тоже интеллигент. Не лучший, право сказать, вариант по тем временам.

"- Ладно, - сказал Неклюдов. - А вот достаточно ли вы подготовлены руководить нашею молодежью?"

Нет, претензий к Ознобишину вроде бы и нет. Но молод, к тому же из интеллигентов. И представитель губкома предлагает: "Переведем в кандидаты, пусть поучится, а дальше посмотрим".

"Неклюдов повернулся к Ознобишину:

- А что скажешь сам?

Однако спрашивать Славу было излишне. Он стоял, вдавившись спиной в стену, и плакал. Нет, не вздыхал, не всхлипывал, а плакал..."

В лице Ознобишина литература приобрела героя, являющего высокие примеры душевной чистоты и активного человеческого благородства, чуткости и совестливости. Впрочем, если уж и выделять в его характере черту, преобладающую над другими, то это, говоря словами В. Астафьева, прежде всего "российская жалость, та ни с чем не сравнимая жалость, которая много вредила русским людям, но и помогала сохранять душу, оставаться людьми".

Нелегко, конечно, с таким характером быть секретарем укомола. Классовая борьба в разгаре, а тут жалость. Вполне можно, по тем временам особенно, расценить ее и так, как это сделал его товарищ по комсомолу Сосняков: мол, недостаток принципиальности, проявление мягкотелости и политической близорукости.

Писатель, нисколько не даруя легкой жизни Ознобишину, подчеркивает принципиальную основу его позиции, каждого поступка (даже для отказа иметь постоянно при себе оружие - "Ленин говорит, в деревне надо действовать убеждением"). Показывает, насколько вдумчиво подходит Слава в каждом конкретном случае. Художественно обосновывая тем самым право героя на доброту, движимую глубоко осознанным чувством ответственности не только за дурное и хорошев в сегодняшней жизни, а и обязанности коммуниста заглядывать в завтра. Именно о таком понимании долга коммуниста выскажется в ходе чистки секретарь уездного комитета партии Шабунин: "Он не кулаков пожалел, а детей. Отцы их действительно ушли к белым, не пожалели детей, бросили их на произвол судьбы, а Ознобишин политическую дальновидность проявил, дети те не забудут, чем они Советской власти обязаны..."

Произведение Л.Овалова точно и зримо воссоздает время приобщения к революции поколения юных, тех, для кого начало строительства социализма совпало с выбором своего конкретного пути в новую жизнь. Не ошибусь, сказав, что книгу можно читать и как психологический роман, повествующий о превращении ребенка, подростка Славушки в юношу, взрослого человека. И как исторический роман о времени пробуждения и роста классового самосознания, возникновения и строительства комсомола, его ленинского этапа. И как социально-нравственный роман, в центре которого напряженнейший конфликт, не замкнутый в своем времени, позволяющий увидеть, что выработка высоких нравственных критериев, точных нравственных ориентиров проходит всегда в великих трудностях.

Двадцатые - годы становления, истоки наших грандиозных побед и немалых бед, период невиданного исторического темпа и коренных социальных преобразований, рождающих новые сложнейшие и серьезнейшие общественные проблемы, - позволяют писателю особенно рельефно проявить вынашиваемые революцией идеалы справедливости, доброты, счастья. В контрапункте этих трех понятий чувствует он боль и радость, слышит жизнетворный голос совести и торжество наступающей душевной накипи, видит слабость и величие человека, осознает связь между временами и событиями.

Как человеку, познавшему и сладость, и горечь жизни, Л.Овалову в свете октябрьских костров яснее видятся те, кто в любых ситуациях сохраняет себя, в ком проявляются богатства, нравственные и духовные, кем движут жажда познания, культура, интеллект, интерес к жизни и внимание к людям. Понятнее становятся и другие, которые, когда на них обрушивается бремя власти, необходимость принять решение, совершить поступок, теряют себя, проявляют невидимые до той поры черты барского хамства, мещанского эгоизма, бесчеловечности бюрократа и хапуги.

Жестокость жизни и тяжесть разочарования в людях - способен ли выстоять против них человек? Как быть справедливым? К самому себе. Ко всем людям. К жизни. Мечта и действительность - дополняют или противоречат они друг другу? Счастье - в чем оно? Роман будит прямые и жгучие раздумья о реальных вещах. Лев Овалов стремится выявить истоки поступательного процесса становления характера поколения идущего на смену тем, кто Советскую власть завоевал, выявить то соотношение света и тенен, какое потом определит день нынешний.

Трагический путь председателя волисполкома Быстрова; комсомольская карьера безапелляционного и пробивного Соснякова; основательность и партийная принципиальность, мудрость Шабунина; тревога за будущих своих детей, за уважение народа, которое она не хочет терять, присущая Даше Чевыревой; тяга к знаниям одаренного и целеустремленного Никиты Ушакова. Сливаясь воедино, их судьбы определяют последующую историю советского общества, ее темпы роста и развития, плодотворные результаты и негативные последствия.

И старшие: Быстров, Андриевский, Шабунин, Семин, Арсеньев, Хромушин, и юные: Ознобишин, Сосняков, Ушаков, Саплин, Шифрин, Даша Чевырева, Франя Вержбловская, - у каждого свой путь и несхожая судьба, свой социально емкий характер. Писателю удалось показать, как неодинаково думают, мечтают, верят, живут люди, сведенные революцией в какой-то период в один лагерь.

За горизонтом лет по-иному видится теперь поколение, к которому принадлежали Слава и его сверстники:

Саплин, тот, что "прямым путем шагал к власти", не шибко грамотный, по собственному признанию, но готовый быть "председателем" комитета молодежной организации: "Я бы пошел... В комитет. Только мне без оклада нельзя, на свое хозяйство мы с маткой не проживем. А на оклад пошел бы. Надоело в батраках". Гроза зажиточных мужиков, которому "хотелось побольше всего для себя самого - просторной избы, полного закрома и хорошей бабы, красивой, ладной, ядреной..." Впрочем, не просто хотелось, он был уверен: "Я счастливым стану года через четыре... Вступлю в партию, получу должность, женюсь...";

Сосняков, старательный и завистливый, ибо никогда хорошо не жил, а потому презирающий всех, кто хорошо живет. Упрямый, настырный, всех, кто занимался умственным трудом, подозревающий в буржуазности. Неприветливый, ему просто доставляло удовольствие принижать более удачливого;