Ты, и никто другой - Евгений Лукин

Мысль эта пришла впервые — и встревожила. Пригнувшись, Андрей вылез на узкий дощатый настил, идущий вдоль нескончаемого двойного ряда вертикально натянутых канатов.

— Андрей, ты на месте? — негромко позвали из динамика. — Выгляни.

Он наклонился через перила площадки и махнул запрокинувшему голову помрежу.

«Просто я смотрю теперь на всё, как с другой планеты. Как будто вижу всё в первый раз. Какой уж тут смех!..»

Он пошёл вдоль этой огромной — во всю стену — канатной арфы, принёс с того конца стул и сел, ожидая сигнала снизу.

— Андрей, Миша не у тебя?

Он выглянул. Внизу рядом с помрежем стоял, запрокинув голову, Банзай. Андрей отрицательно покачал головой и вернулся на место.

Долго же им придётся искать Васю-Мишу…

«О чём я думаю?! — спохватился он вдруг. — Там же Вася-Миша каждую минуту может проснуться! И где гарантия, что он с пьяных глаз не попрётся в противоположную сторону?..»

Второй звонок. Андрей вскочил, двинулся к выходу, возвратился, сжимая и разжимая кулаки.

«Да не полезет он за щиты! — убеждал он себя. — С какой радости ему туда лезть?.. А проснётся, услышит голоса, решит спрятаться понадёжнее?.. Какие голоса?! Кто сейчас может туда зайти!..»

Третий звонок.

— Андрей, готов? Выгляни.

Чёрт бы их драл, совсем задёргали!..

— Андрей, давай! Пошёл «супер»…

Музыка.

Андрей взялся обеими руками за канат и плавно послал его вниз. Сзади с лёгким шорохом взмыл второй штанкет, унося суперзанавес под невероятно высокий потолок сценической коробки.

Слушай, Андрей, а ведь всё, оказывается, просто. Ты искал в её лице какие-то особенные черты, а нужно было спросить себя: чего в нём нет?

Обыденность, будь она проклята! Она вылепляет наши лица заново, по-своему, сводит их в гримасы, и не на секунду — на всю жизнь. Она искажает нас: угодливо приподнимает нам брови, складывает нам рты — безвольно или жестоко.

И оглядываешься в толпе на мелькнувшее незнакомое лицо, и недоумеваешь, что заставило тебя оглянуться. Это ведь такая редкость — лицо, на котором быт не успел поставить клейма! Или ещё более драгоценный случай — не сумел поставить.

Красиво они там у себя живут, если так…

Свет на сцене померк, и Андрей оказался в кромешной черноте. Четыре ничего не освещающие красные лампочки на ограждении канатов делали её ещё чернее.

— Ушла третья фурка…

Автоматически взялся за канат, приподнял «город» метра на три, пропуская фурку через арьерсцену. Опустил не сразу — попридержал, помня, что внизу на монтировщика меньше, да ещё на такого, как Вася-Миша… (Не должен он сейчас проснуться, не должен! Если уж свалился, то часа на два, на три, не меньше…)

Дали свет. Андрей подошёл к перилам — посмотреть, что там на сцене. На сцене разыгрывалась остросюжетная психологическая трагикомедия на производственную тему с элементами детектива (так было сказано в рецензии).

Ему несказанно повезло — нарвался на выход Щабиной. Лена, как всегда, норовила повернуться к залу в три четверти, и зритель, вероятно, гадал, с чего это посетительница воротится от предцехкома, который к ней со всей душой…

Он перестал смотреть и отошёл от поручней.

«А у меня там, в окошке, вообще нет сюжета. Человек занимается своим делом, собирает кирпич. А я смотрю. И не надоедает. Почему?»

И Андрей почувствовал, как губы его складываются в двусмысленную улыбочку.

«Слушай, а ты не влюбился в неё случаем?»

…Самому себе по морде дать, что ли?

— Иди-от!.. — тихонько простонал невдалеке Виталик.

Андрей (он спустился помочь ребятам в антракте) оглянулся. Возле входа на склад декораций стоял Вася-Миша и с недоумением разглядывал присутствующих. Тюль свисал с его правого плеча наподобие римской тоги.

— П-почему не работаем? — строго спросил Вася-Миша у невольно остановившихся монтировщиков. На него уже, распушась, летел с победным клёкотом Банзай.

— Ну всё, Миша! Я тебя, Миша, уволю! Ты думал, ты хитрее всех?..

И Банзай поволок нарушителя к выходу со сцены. Вася-Миша не сопротивлялся, он бы только хотел выпутаться из тюля, который тащился за ним из «ствола» подобно шлейфу. Забавная парочка налетела на Андрея.

— Андрей! — мгновенно переключился Банзай. — Я тебя накажу! Ты зачем сказал, что Миша трезвый?

— Вася! — изумился опомнившийся Виталик. — Ты когда успел? Ведь только что был — как стёклышко! — обратился он к окружающим, как бы приглашая их в свидетели, причём получилось, что в свидетели он приглашает именно Банзая.

— Чего тащить? — хрипло осведомился Вася-Миша.

— Как «чего», как «чего»? — вскинулся Виталик. — «Кабинет» — на сцену! Совесть иметь надо, пять минут уже тебя ищем!..

Вася-Миша опёрся обеими руками на письменный стол, постоял так немного, потом неуловимым движением поднырнул под него и, пошатнувшись, понёс куда было сказано.

Андрей смотрел ему вслед и понимал главное: Вася-Миша там не был. Оттуда так просто не уйдёшь. Оно так быстро от себя не отпустит…

Но вместо облегчения пришла давящая усталость. Только сейчас Андрей почувствовал, как вымотала его за две недели постоянная боязнь, что на миражик набредёт кто-нибудь ещё.

Банзай сиял. Триумфатор. Интересно, что он будет делать, если Васю-Мишу и впрямь уволят? За кем ему тогда охотиться, кого выслеживать? И вообще, по ком звонит колокол? Банзай, увольняя Васю-Мишу, ты увольняешь часть самого себя…

И вдруг Андрей вспомнил, что всё это уже было. Банзай уже ловил Васю-Мишу с поличным год или полтора назад. Выходит, поймал, простил и начал ловить по новой?..

Одно воспоминание потянуло за собой другое: не зря показалось Андрею, что сегодняшний разговор с Леной он уже пережил когда-то. Было — он действительно сидел однажды посреди пустой сцены, и подходила к нему разъярённая Лена Щабина, и задавала очень похожий вопрос.

Обыденность… Бессмысленная путаница замкнутых кругов, и не сойти с них, не вырваться…

«Хочу туда, — подумал он, словно переступил некую грань, разом отсёкшую его от остальных. — Вот в чём, оказывается, дело… Я не могу больше здесь. Я хочу туда».

А больше ты ничего не хочешь? Кто тебе сказал, что там легче? Что ты вообще там видел? Коттеджик, девушку, металлических ёжиков. Всё? Ах да, ещё спиральные сооружения на горизонте. Масса информации! Где гарантии, что через неделю ты не взвоешь: «Хочу обратно!»

Не взвою. Плевать мне, лучше там или хуже. Там по-другому. И всё. И ничего мне больше знать не надо. Я же здесь не живу, я только смотрю в это «окошко», остальное меня не касается. Может быть, я и ожил бы, может, и вернулся бы на свои замкнутые круги, но теперь не могу. Потому что видел…